Пилот-смертник. «Попаданец» на Ил-2
Шрифт:
По крылу штурмовика ударила пулеметная очередь – Иван ее явственно ощутил всем телом. У самолета тормозов нет, это только у пикирующего бомбардировщика «Пе-2» есть тормозные щитки.
Дав удачную очередь, немецкий истребитель проскочил мимо.
Ах ты, гад! Иван вздыбил нос самолета. Целиться было уже некогда, и он дал пулеметно-пушечную очередь. Дал наугад, навскидку, наводя по капоту. И попал! Он угодил по хвостовому оперению, по ненавистному кресту – от него только куски полетели… От оперения почти ничего не осталось, истребитель
– Что же, ты, сволочь, не горишь? – закричал в азарте Иван.
Поняв, что машина обречена, немецкий пилот откинул фонарь кабины и вывалился из самолета. Над ним раскрылся купол парашюта.
Сначала Иван хотел расстрелять летчика из пулемета – было такое желание, и очень сильное. Но затем он вспомнил, как фашисты расстреляли нашего пилота – тоже на парашюте, устыдился этого желания и пронесся мимо.
Пока он занимался истребителями, штурмовики куда-то подевались. Позади были видны дымы, поднимающиеся от горящих машин, и даже сюда, на полукилометровую высоту доносился запах гари.
Иван описал круг. На земле были видны горящие остатки четырех самолетов. Два из них повезло сбить ему, а еще два? Неужели наши?
Он лег на курс пятьдесят градусов – пора было возвращаться к своим. Сказать об одержанных победах? Не поверят, штурмовик по сравнению с «мессерами» – тяжелая и неповоротливая машина, истребителям он не ровня, в воздушном бою проиграет. А он, новичок, взял да и завалил двух фрицев.
Обычно факт воздушной победы должны подтвердить свидетели – пилоты других самолетов или наземные наблюдатели – пехота, танкисты, если бой протекал недалеко от передовой или над «нейтралкой». А о его победах сказать некому. Штурмовиков не было, наши наземные войска далеко. И потому, пока летел, раздумывал. Его прямо-таки распирало сказать, да боялся, что примут за хвастовство, а болтунов в армии не любили. Решил молчать.
Уже когда Иван пересек линию фронта, сориентировался по карте, довернул на пару градусов и вскоре выскочил к своему аэродрому, даже крыльями качнул на радостях. Как же, штурмовку провел, двух «мессеров» сбил! Для одного вылета – более чем достаточно даже для опытного пилота.
Он притер «Ил» на три точки, подрулил к стоянке, заглушил мотор и откинул фонарь. Хорошо-то как!
Пока он наслаждался привычной, но ставшей после боя несказанно дорогой обстановкой, техник уже нарезал круги вокруг самолета.
– Не пойму я что-то, товарищ сержант. Дырок в крыле полно, а входные отверстия сверху…
– Где же им еще быть, если меня «мессер» атаковал?
– И как?
– Сбил я его, – не удержался от признания Иван.
У техника брови взметнулись на лоб – в их эскадрилье и полку воздушных побед еще ни у кого не было.
– Серьезных повреждений нет, подлатаем, – заверил техник.
– Наши все сели? – спросил Иван.
– Прибиваются поодиночке, время еще есть. Двоих я пока недосчитался.
После взлета техники засекали
– Двенадцать минут еще запас.
Иван вспомнил о горящих самолетах, замеченных им на земле. Похоже, этих двоих ждать не стоит, сбили их «худые».
– А кто не вернулся?
– Триста девятая машина и двадцать первая.
На штурмовике с бортовым номером «309» летал Виталий.
Иван стянул с головы шлемофон. Легкий ветерок приятно пошевелил потные волосы.
Пилот направился к комэску.
– Задание выполнил, товарищ старший лейтенант.
– Садись, – показал комэск на пустой снарядный ящик, – докладывай.
– Отбомбился. Видел, как вы левый вираж заложили. И вдруг передо мной «мессер». Рядом проскочил, перед носом, едва не столкнулись. Я его из пушки! Упал он. Наши штурмовку закончили, а тут – второй «мессер» сверху. Все правое крыло мне изрешетил, сволочь. Только он вперед проскочил, я и его… – Иван нажал воображаемую гашетку.
Комэск замер:
– Ты хочешь сказать, что и второго сбил?
– Летчик из него выпрыгнул. Я парашют видел – вот как вас.
– Если на самом деле так было, поздравляю. Сейчас пилоты соберутся, поспрашиваю. «Мессеров» я видел, потому сразу к линии фронта уходить стал. Вот, значит, как получилось.
– Два самолета немецких, а на земле четыре пожарища было…
– Наши?
Иван пожал плечами.
Комэск посмотрел на часы:
– Еще три минуты есть.
Старлей закурил папиросу и уставился на взлетную полосу. Оба молчали. Потом комэск вновь взглянул на часы:
– Все, время вышло. Не вернутся ребята, только если пешком… Покажи на карте, где сбитые самолеты видел.
Иван определился по карте и ткнул пальцем:
– Вот здесь, в радиусе двух километров – все четыре.
– Немного восточнее места штурмовки, – вздохнул комэск. – Э-хе-хе, пойду к командиру полка докладывать о вылете, о потерях.
Но на следующий день зарядили дожди, и полетов не было.
Механики и техники возились с самолетами – у них работа была всегда, в любую погоду. Землянки для личного состава к этому времени уже соорудили, но в них было сумрачно и сыро.
Иван лежал на деревянном настиле, предназначенном для ночлега, и изучал карту района полетов – не так просто запомнить ориентиры, если районы штурмовки постоянно меняются. Получалось, что очередной район находился в двухстах километрах от аэродрома базирования, и сто – сто двадцать километров по фронту.
У немцев в плане дела обстояли лучше. Каждой эскадре давалось узкое направление действия – так проще запомнить ориентиры. Даже для тактики и разведки легче. Например, за ночь появились стога сена на лугу. С чего бы это? Не танки ли это замаскированные? А у нас каждый вылет – фактически на новую местность, потому что не хватает самолетов и пилотов.