Пилот
Шрифт:
И – возник звук.
Звук пришел из каких-то глубин, из недр генетической памяти, наверное; когда ныряешь на глубину, примерно так шумит море. Но – только примерно. Потому что в этом шуме была и возвышенная музыка тихого органа, и крик пожираемой живьем птицы, и вибрация рождающейся планеты... Звук предлагал опуститься на колени – и внимать, внимать, внимать бесконечно... Малдер выпрямился. Цепляясь за него, рядом встал детектив.
Свет напрягся. Теперь он был плотным и живым.
В нем появились сверкающие нити. Нити выстреливали вниз и оплетали ребят. Парень – Билли – поднял девушку на руки. Повернулся. Теперь он стоял к Малдеру боком, и Малдер видел, что он не держит ее на весу, не принимает на себя ее – пусть невеликую – тяжесть, а лишь направляет, придерживает, поворачивает... Сдвинулся воздух. Медленно, будто тяжелый жернов – пошел по кругу. Быстрее, быстрее... Сухие прошлогодние листья покатились по земле, стали подпрыгивать и задерживаться в прыжке, потом – разом взмыли в воздух. Малдер почувствовал, как встают волосы на голове и задираются полы куртки. Детектив что-то кричал, но его не было слышно.
Свет вдруг стал влажным. И все, на что он попадал, мгновенно пропитывалось им и тоже начинало влажно светиться. Кусты, деревца, летящие в медленном вихре листья, люди – все это стало казаться облитым жидкой серебряной краской. Светящиеся маслянистые капли стекали с копчиков ветвей и подхватывались вихрем, образуя сверкающие спирали. Будто кокон из липких, парящих в воздухе паутин свивался сам собой вокруг детей...
Детектив бросился вперед. Движения его были раскоординированные и замедленные, будто он бежал под водой. Ружье он не бросил, но держал его нелепо, как мухобойку. Он удалился от Малдера шага на два и вдруг завис, продолжая перебирать ногами, но не продвигаясь ни на дюйм. Билли стал медленно поворачиваться против полета листьев и паутин. Тереса уже не лежала у него на руках, а плыла на уровне его лица, ничем не поддерживаемая. Наверное, там не было ветра: серебряные складки ее домашнего халатика висели неподвижно. Звук изменился. Теперь в нем слышался приближающийся визг множества механических пил. Они налетали со всех сторон, и Малдер с трудом подавил в себе желание немедленно зажать уши. А заодно – и закрыть глаза... Он стоял и смотрел. Летящая паутина стала густой и матово-белой на фоне все более и более ярко сверкающих людей и деревьев. Нити сплетались в какие-то узорчатые кружева, постоянно меняя рисунок, и Малдер мучительно не мог узнать возникающие и тут же пропадающие фигуры. В какой-то момент он все-таки успел охватить это взглядом: стремительно кружащаяся сфера, сотканная из контуров земных материков... это был миг, потом все смешалось. Звук пропал внезапно, будто бы втянувшись в какую-то воронку. Но наступившая тишина была еще более ужасной: не отсутствие звуков, а исчезновение, кража звуков уже из ушей, из мозга... Все светящееся набрякло, будто увеличиваясь в размерах. Движения замедлились – тем же бесчестным способом, которым упразднены были звуки. Потом немного выше ребят в пространстве появилась дыра. Будто бы все, что есть в мире, было всего-навсего проекцией на экран, и вот сейчас этот экран кто-то поджег с обратной стороны... Малдеру казалось, что он видит обугливающиеся края этой дыры, а за ней – проступает какая-то чешуйчатая темнота... дыра росла в стороны и немного вверх, пока не возник знакомый профиль соломенной шляпы, унесенной ветром... а потом чешуйчатая темнота взорвалась совсем уж ослепительным светом. Но в последний миг перед вспышкой Малдер вдруг понял, что именно он видит перед собой... Вспышка была настолько болезненна, что он сунулся на колени, обхватив ладонями лицо. Будто раскаленные гвозди вошли в глаза... а когда все прошло – прошло ненормально быстро, боль так не исчезает, обычная боль – и он снова обрел способность видеть, то, потрясенный, не догадался еще раз прокрутить в памяти тот последний мелькнувший образ – а в следующую секунду уже навсегда забыл его... Так люди забывают предутренние сны. Иногда эти сны вспоминаются вновь – сами. Сверху сыпались листья. Их было безумно много.
Солнце выпрыгнуло в разрыв облаков сразу на половину диска. Утренний свет после этого безумного серебра казался розовым. Деревья стояли коричневые. Билли держал на руках Тересу. Руки и ноги девушки болтались безжизненно. Мальчик опустил голову, посмотрел на Тересу, огляделся. На лице его отразилось изумление.
Он никогда не был здесь...
Потом он увидел отца.
Скалли подоспела в последний момент. Она держала в руках свой «бернаделли», готовая застрелить этого поганца детектива при первом же враждебном действии. Она еще успела заметить, как распадается хлопьями и тает в воздухе белая паутина, как пропадает слепящий свет, сменяясь ранним солнечным... Но главное, что она увидела, – это как Билли, держа девушку на руках, оглядывается по сторонам и видит отца. Детектив стоит неподвижно, расставив ноги, вытянув руки, которыми будто упирается в пропавшую стену...
– Папа? Что ты?..
Потом он видит себя.
– Что я?.. что со мной?..
Силы вдруг оставляют его, и он медленно и мягко валится на траву.
Скалли первой оказывается около ребят. Оба дышат. Билли страшно бледен, щеки его провалились, вокруг глаз круги. Тереса, наоборот, раскраснелась, рот приоткрыт, дыхание прерывистое.
– Где мы? – бормочет Билли бессильно.
– Все хорошо, – шепчет Скалли, и тут подбегают Малдер и детектив.
Детектив сразу падает на колени перед сыном, и у Скалли как-то исчезает желание немедленно застрелить его за противодействие агенту ФБР...
Грубый Малдер переворачивает девушку на бок, откидывает полу халатика. На пояснице остались какие-то чуть заметные бледные пятна...
– Билли, повернись!
Билли поворачивается без слова. Его спина тоже чиста. Те же два бледных пятна – как след от нажатия пальцем. Они быстро сравниваются с цветом окружающей кожи.
Малдер смотрит на Скалли, и та не может понять выражения его лица.
Вашингтон, округ Колумбия 12 марта 1992 года
– Итак, молодой человек, ваше полное имя?.. – доктор Хейтц сделал паузу.
– Уильям Абрахам Майлз.
Голос Билли был глухой, будто бы доносился из-за плотного занавеса. И лицо парня еще более исхудало с тех пор, когда Скалли видела его в последний раз – то есть за три дня. А может быть, ей так казалось. Во всяком случае, оно было неподвижным и ничего не выражало.
– Расскажите, с чего начались события? Когда они начались?
– Двадцать первого июня восемьдесят девятого года. Наш класс, семнадцать человек, поехал в этот лес на пикник. Мы решили устроить ночной пикник в честь окончания школы. Гарри Таб не поехал, у него была ангина, а Саманту Рандольф родители накануне увезли в Европу...
– Вы приехали в лес. Что было дальше?
– Мы сначала просто веселились, пели песни. Пили немного, у нас только Руди Ласситер любил выпить и пошуметь, но там и он вел себя тихо. А потом появился свет...
– Как он появился?
– Внезапно. Будто включился прожектор – где-то над головой. И сразу же мы все оказались неподвижными. Я видел древних насекомых в янтаре. Мы были такие же.
– И долго это продолжалось?
– Не знаю. Там не было времени. Видимо, очень долго. Но когда все кончилось, оказалось, что прошло десять минут.
– Почему вы решили, что на самом деле прошло гораздо больше времени?
– Потому что нас поднимали куда-то наверх. Там было помещение. Видимо, лаборатория. Много приборов. Нам делали какие-то анализы.
– Метки на спине, о которых говорил агент Малдер, появились у вас тогда же?
– Да. Не только у меня. У всех нас.
– Что было потом?
– Потом мы вернулись по домам. Я чувствовал себя плохо. И не только я. Все наши. Мы не очень хорошо помнили, что с нами было. Потом Рэй попал в аварию. Потом – мы с Пегги...
– Что вы делали в лесу?
– Это очень трудно объяснить. Свет отдавал приказы. Я не контролировал свое тело.
– Свет отдавал приказы?
– Да. Он появлялся... я видел все будто бы со стороны. Или даже сверху. Свет забирал их одну за другой... и Рэя... простите, мне очень трудно говорить.
– Не говори. Спи.
Билли откинулся на спинку стула. Лицо его было совершенно измученное.
– Исчерпывающе? – не столько спросил, сколько констатировал доктор.
– Да, вполне... – Малдер нервно сплел и расплел пальцы.
– И, как всегда, показания, полученные под гипнозом, не будут считаться имеющими законную силу?
– Увы, доктор. Это так.
– И вы все равно не собираетесь бросать это неперспективное направление?
– Для этого пока нет никаких оснований.
– Хм. Знаете, Малдер, я вас уважаю все больше и больше. И хочу сказать, что на мою помощь вы можете рассчитывать всегда. В любое время суток и вне зависимости от погоды.
– Спасибо, док... – и Малдер перевел взгляд на большое настенное зеркало.