Пилсудский(Легенды и факты)
Шрифт:
В ночь с 9 на 10 сентября на основе решения министра внутренних дел Складковского были арестованы — с нарушением судебной процедуры — 18 бывших депутатов от оппозиции. Как признает Складковский, список был составлен лично Маршалом. Задержанных поместили в военную тюрьму в Бресте, где они подверглись издевательствам, пыткам и преследованиям.
«В ночь с 9 на 10 октября, — пишет на основе депутатского запроса в Сейме Адам Прухник [145] , — ввели Попеля (один из руководителей Национальной рабочей партии. — Авт.) в темную комнату; один из жандармов схватил его за голову, другой за ноги, после чего повалили его на стол, положили на копчик мокрое полотнище и отмерили 30 ударов каким-то железным предметом. <…> Во время экзекуции Попель потерял сознание. В конце заправлявший всем капитан заявил, что побитый должен «радоваться, что так легко отделался, в следующий раз Маршал Пилсудский распорядится пустить пулю в лоб».
145
Адам Прухник (1885–1951) —
Полностью укомплектовали не только брестскую тюрьму. Всего было арестовано около 50 бывших депутатов и сенаторов из оппозиционных парламентских клубов. Несколько тысяч деятелей, не обладающих депутатскими полномочиями, тоже оказались в тюрьме. Террор сопровождал всю предвыборную кампанию. Особенно жестоко обошлись с украинским населением, заселявшим восточную часть Малопольши [146] . В ответ на акты насилия со стороны тайных украинских организаций, выступавших против польской государственности, власти приступили к задуманной с широким размахом карательной операции. Отряды из полицейских и военных провели несколько сот карательных экспедиций, в ходе которых применялся принцип коллективной ответственности. Уничтожалось имущество людей, они публично подвергались побоям, ликвидировались общественные, культурные и кооперативные украинские организации.
146
Окраины, или «восточные кресы» — исторический термин, под которым подразумевались западноукраинские и западнобелорусские земли, входившие в состав Речи Посполитой.
Насилие со стороны администрации сопутствовало и проведению самих выборов. Именно к этому периоду относятся гротесковые манифестации сельских жителей окраин, шествовавших к избирательным урнам с «едынкой» «ББ» в руках. Шествие возглавляли попы, а замыкали полицейские.
В такой атмосфере «ББ» заполучил желаемое большинство. В насчитывающем 444 места Сейме он получил 219 мандатов, а в Сенате из 111 — 75. Официальная пропаганда окрестила такие итоги огромным успехом. Оценивая эту акцию, профессор Зелиньский писал, что «прошедшие при таких обстоятельствах 16 и 23 ноября 1930 года пресловутые «брестские выборы» не могли отражать действительных настроений общества». Об этом свидетельствовали многочисленные протесты, раздававшиеся преимущественно в кругах интеллектуальной элиты. К наиболее громким из них относилось письмо 15 профессоров Ягеллонского университета от декабря 1930 года, поддержанное другими академическими центрами. Широкий общественный резонанс получили протесты Анджея Струга, Марии Домбровской [147] , Тадеуша Бойа-Желенского [148] , Антония Слонимского [149] , Юлиана Тувима [150] . Сомнения обуревали и некоторых пилсудчиков, которые, однако, открыто не протестовали. Привыкли уже к послушанию и уверенности в том, что Комендант знает, что делает, хотя на этот раз их лояльность подверглась испытанию и, кто знает, не более ли тяжелому, чем в мае 1926 года.
147
Мария Домбровская (1889–1965) — писательница, представительница реалистической общественно-бытовой и психологической прозы, ею написаны эпический цикл повестей «Ночи и дни из жизни шляхты и интеллигенции в Польше 1864–1914», произведения исторической драмы, литературные очерки.
148
Тадеуш Желеньский (псевдоним Бойа) (1874–1941) — сын известного композитора Владислава Желеньского, литературный и театральный критик, публицист, переводчик, по образованию врач. Написал ряд очерков о французской и польской литературе, о «Молодой Польше». Убит гитлеровцами.
149
Антони Слонимский (1895–1976) — поэт и публицист, один из основателей группы «Скамандр», в 1946–1948 годах руководил секцией ЮНЕСКО. Его лирика связана с польским романтизмом, автор ряда поэм («Черная весна», «Пепел и ветер»), повестей, сатирических комедий, фельетонов.
150
Юлиан Тувим (1894–1953) — известный польский поэт, один из основателей литературного направления «Скамандр», связанного с выступлением молодого поколения периода обретения независимости Польши против модернизма и авангардизма, за связь поэзии с современностью, за сближение поэтического языка с разговорным.
Официальная пропаганда правящего лагеря посчитала такое отношение Маршала к оппозиции еще одной его заслугой перед историей. Это было первым четким сигналом, говорившим о том, что распространяемая по всем доступным каналам «белая» легенда начала расходиться с общественным восприятием. Немногие без зазрения совести могли подписаться под следующей оценкой официального биографа: «Широкие слои общества, не отравленные смертельным ядом лжи, восприняли арест депутатов Сейма с чувством облегчения и глубокого внутреннего удовлетворения, как акт справедливости, как понятную, необходимую, ожидавшуюся реакцию на антиправительственные выступления, как акт, ставящий в равное положение перед законом демагогов, узурпировавших себе право на безнаказанность и неприкосновенность, и остальных граждан».
Сам Пилсудский высказывался о Бресте без энтузиазма. Спустя год в разговоре с Артуром Сливиньским он так вспоминал причины своего решения: «Необходима была победа на выборах… только победа. Иначе я должен бы был пойти ва-банк и страшные вещи творились бы в стране… Я знал, что не пережил бы такого… Польша была в опасности… Я должен был пойти на крайние меры, даже на такие, как Брест». «Все это, — объяснял Сливиньский, — Маршал произнес прерывающимся голосом, делая частые паузы между предложениями. Было видно, что для него разговор на эту тему очень мучителен. <…> Вдруг Маршал изрек: «Не знаю, почему Бог указал мне жить в Польше…»
Таким образом, репрессии против Сейма он расценивал как меньшее зло, а не повод для восхваления, как это официально заявили некоторые из его соратников. Однако Маршал не испытывал угрызений совести за Брест. Выходит, что именно осенью 1930 года в нем окончательно утвердилась уверенность в том, что Польша — его собственность и он может делать с ней что хочет, если только сочтет это нужным.
С общественным мнением Пилсудский не очень считался. Со временем о соотечественниках у него выработалось совершенно ужасное представление. Уже на съезде легионеров в Калише в 1927 году он говорил: «Я выдумал множество красивых слов и определений, которые будут жить и после моей смерти и которые заносят польский народ в разряд идиотов». В брестские дни он жаловался главе кабинета министров: «Есть вещи, которые вы, поляки, не в состоянии понять! <…> Сколь много мне удалось бы сделать, правь я другим народом». Это подчеркнутое отмежевание — «вы, поляки», я, как нетрудно догадаться — «я, Пилсудский» напоминало образ мышления монарха-самодержца и явно противоречило утверждениям авторов «белой» легенды, которые исписывали целые страницы доказательствами того, что истинный демократизм был и будет всегда свойствен Маршалу.
Неприязнь к соотечественникам мы находим и в уже цитировавшемся разговоре со Сливиньским. «Я не раз думал о том, — говорил он, — что, умирая, я прокляну Польшу. Сегодня я осознал, что так не поступлю. Когда я после смерти предстану перед Богом, я буду его просить, чтобы он не посылал Польше великих людей. <…> Что польский народ дает великим людям и как к ним относится! Еще неизвестно, была ли бы создана без меня Польша! А если бы была, то сохранилось ли бы это государство? Я знаю, что я сделал для Польши!»
Вот из таких суждений в мозгу Маршала рождались мысли о неблагодарности поляков — мелких и подлых людишек и возникало чувство вседозволенности, собственной непогрешимости.
После разгрома оппозиции Пилсудский 4 декабря 1930 года отказался от поста премьер-министра, мотивируя свое решение состоянием здоровья. Говорил даже о близкой смерти. Все более заметно было состояние тревоги, не отпускавшей его со дня инсульта. Он решился даже на самый длительный в своей жизни отдых — на три с половиной месяца пребывания на Мадейре, португальском острове в Атлантике, расположенном к северу от Канарских островов. Провести зиму в теплых краях посоветовали доктора, а Мадейру выбрали дочери — двенадцатилетняя Ванда и десятилетняя Ягода. Маршала в этом путешествии сопровождало всего несколько человек: адъютант — капитан Мечислав Лепецкий и доктора — подполковник Мартин Войчиньский [151] и Евгения Левицкая. Последняя заслуживает того, чтобы ей уделить больше места. Судя по всему, ее связывало с Маршалом нечто большее, чем просто контакты врача и пациента. Авторы мемуаров, любители сенсаций, пишут даже о большом романе, о чем достоверно утверждать, конечно, нельзя. Эта связь, по понятным причинам, была покрыта тайной. Но даже те крупицы, которые известны, внушают мысль, что под конец жизни у Пилсудского родилось чувство.
151
Мартин Войчиньский (1870–1944) — полковник, легионер, с 1926 года — личный врач Ю. Пилсудского. Погиб во время Варшавского восстания.
Евгения Левицкая была незаурядной женщиной. Она была родом, как пишет один из мемуаристов, с украинских земель, с окраин давних границ Речи Посполитой. «Это был тип «степной девы» из глуши с сильным характером, гражданским мужеством в отстаивании своих взглядов и с врожденным чувством юмора». Ее молодость прошла на Украине. В 1915 году она поступила в Женский медицинский институт в Киеве и прожила в этом городе до 1923 года. Похоже, была одной из лучших студенток, что подтверждалось двухлетней практикой у известного в те годы профессора медицины Ф. Яворского. В 1923 году приехала в Варшаву и продолжила учебу на медицинском факультете Варшавского университета, который закончила спустя два года. Еще будучи студенткой, летом 1924 года она временно работала врачом в курортном центре Друскининкай.
Тогда, скорее всего, она и познакомилась с Пилсудским. Хотя прямых свидетельств об этом не сохранилось, но иначе и не могло быть, поскольку Маршал вместе с семьей две недели провел в Друскининкае и трудно представить, чтобы на таком маленьком курорте их дороги не пересеклись. Подтверждение этому мы можем найти и в письме Пилсудского к жене, относящемся к очередному пребыванию его на курорте уже в следующем году: «Мнение высокой медицины я не знаю. Сам же я собой не очень доволен, так как сердце никак не приходит в норму. <…> Совещаются, исследуют меня и решают пан Талхейм и пани Левицкая. <…> Здесь мне сказали, что пани Левицкая в этом году выходит замуж, за кого, не знаю…» Так можно писать только об общих знакомых, а поскольку Александры в 1925 году в Друскининкае не было, то они могли познакомиться с Левицкой только годом раньше. Интересно звучит в письме сообщение о предстоящем браке. Как показало время, не подтвердившееся, но наводящее на размышления. Возможно, ему надо было дать понять, что сердце общей знакомой занято другим мужчиной, успокоить жену, убедить ее, что у него с Евгенией чисто приятельские отношения. Во всяком случае, наводит на мысли тот факт, что летом Пилсудский неоднократно и в общей сложности надолго приезжал в Друскининкай. И что характерно, всегда один, без семьи, не как годом раньше. Ему было в то время пятьдесят восемь лет, а Евгении — двадцать девять, Александре — сорок три. Судьба словно мстила за Марию, которой в 1906 году был сорок один год, а ее сопернице — двадцать четыре.