Пилсудский(Легенды и факты)
Шрифт:
Вскоре Маршал очнулся.
— Послушайте, — обратился он ко мне. — Поезжайте к тете Зуле и узнайте, как на самом деле ее здоровье. Боюсь за нее.
Я оставил Пилсудского погруженным в свои мысли и ушел с неопределенным страхом в душе.
Зофья Каденацова, или тетя Зуля, была родной старшей сестрой Пилсудского, которая рано осиротевшему будущему Первому Маршалу Польши заменяла долгие годы мать. Теперь она больная лежала в постели вот уже несколько недель. Врачи говорили: «У нее мало красных кровяных телец» и добавляли: «А теперь их все меньше и меньше».
Когда я через час вернулся и доложил, что она очень ослабла и не встает, Пилсудский тотчас же заявил:
— Завтра поедем к тете Зуле.
Супруга воеводы была сильно озабочена составлением для Маршала меню на ужин и обед. Но того это совсем не интересовало. Ужинал в Вильно обычно один, иногда с родственниками. Сегодня ел один. К концу ужина я вошел и увидел Пилсудского со стаканом чая при отставленных, нетронутых тарелках с едой.
Аппетит у него уже тогда был очень плохим.
— Вы же ничего не ели, — заметил я.
Маршал пожал плечами и махнул рукой, давая понять, что мои слова его не волнуют.
Но я не сдавался.
— Супруга воеводы расстроится, что не угодила вам с едой.
Пилсудский поднял голову. В его глазах вспыхнули веселые искорки.
— Вы правы, — сказал он, — нельзя огорчать женщин.
Я обрадовался, начал пододвигать тарелки.
Маршал одобрительно кивал головой.
— Знаете что, — промолвил он неожиданно, — уплетите пару этих блюд и никому ни слова, что это не я. Пусть все считают, что это я сделал.
В его глазах затаились веселость и смех.
— Да, да, — повторил он, — вы правы. Нельзя огорчать женщин.
Около девяти часов пришли родственники: брат Адам Пилсудский, его дочь Ванда Павловская с мужем и дочь тети Зули Зулька Каденацова.
Обычно, когда приходили родственники Пилсудского, я уходил в свою комнату и отдыхал. Ушел и теперь. Когда спустя час заглянул, чтобы узнать, не нужно ли чего-нибудь, то увидел такую сцену: Маршал сидел на диване, а рядом с ним — Зулька с маникюрными ножницами в руке. Все уговаривали Пилсудского разрешить постричь ему ногти на руках, которые, следует признать, отросли. Маршал раскладывал пасьянс и, казалось, не слышал этих просьб.
— Ну, дядюшка, — говорила Зулька, — разве можно ходить с такими ногтями. Дайте руку, я обрежу.
— Не позволю обрезать руки.
— Ну, дядюшка… — ногти, а не руки.
— А кто тебя знает, может, руки, — шутил Маршал.
Закончив раскладывать пасьянс, Пилсудский собрал карты, перетасовал их и неожиданно согласился.
— Режь.
На следующий день я заметил, что ногти были подстрижены.
День был ясным, солнечным, морозным. Я знал, что Маршал не будет работать и решил дать ему поспать.
Направился в спальню только в половине двенадцатого. Пилсудский уже не спал.
— Думал, — сказал он, увидев меня, — что вы вообще уже не придете. В этом Вильно все распускаются. Где это видано ломать мне весь распорядок дня.
Я осмелился сказать, что на сегодня нет никаких дел.
— Вы за меня не думайте, я в этом не нуждаюсь.
Пилсудский сидел на кровати, опустив ноги на ковер.
Когда я увидел их, то испугался. Ноги настолько опухли, что не были видны даже щиколотки.
Я не мог сдержаться, чтобы не обратить на это внимание Маршала.
Пилсудский с любопытством, как на какой-то не известный ему предмет, посмотрел на меня и равнодушно кивнул головой.
— Пусть.
Несмотря ни на что, было видно, что он в прекрасном настроении. Встал с кровати и, надев только нижнее белье и тапочки, подошел к окну. Оперся обеими руками о подоконник и смотрел на открывшуюся неповторимую панораму, на окруженный колоннадой внутренний двор дворца и благородные очертания Доминиканского костела.
— Этот костел, — произнес он, — виден во всем великолепии только отсюда. Ни с какого другого места в городе он не выглядит так.
И действительно, вид был замечательный. Покрытые снегом крыши домов, небо в сочетании с тишиной и покоем, характерные для этого старого района Вильно, создавали прекрасное поэтическое целое.
Но я не видел тогда ни этой красоты, ни снежного убранства, ни архитектуры костела, ни дворцовой колоннады. Думал об одном: через две недели Пилсудскому исполнится шестьдесят семь лет… Шестьдесят семь тяжелых, заполненных трудом лет.
1 декабря около девяти утра мы выехали из Вильно в Варшаву.
31 декабря в 12 часов ночи мы с доктором Войчиньским зашли к Пилсудскому с бокалами вина, чтобы встретить Новый год.
— Желаем Вам, пан Маршал, здоровья, — сказал доктор.
Пилсудский взял бокал и отпил немножко:
— Спасибо.
Раньше Маршал при таких оказиях любил поговорить, вспоминал прежние времена. Теперь же молчал, не проявляя ни малейшего желания к беседе. Мы вышли.
Супруга Пилсудского находилась в Крынице, и поэтому он остался в Генеральном инспекторате Вооруженных сил.
Утром я спросил его, можно ли вечером показать кинофильм.
— Ведь сегодня праздник, — добавил я.
Маршал неожиданно спросил:
— А какой?
— Новый год.
— Новый год? У нас в Литве никто не считает его праздником. Какой еще праздник? Трех королей [223] — да, праздник, но Новый год…
Весь день Маршал провел в одиночестве.
223
Праздник Трех Королей отмечается 6 января. Согласно западным вариантам перевода евангельской истории, три короля принесли дары младенцу Иисусу Христу. В славянском переводе — поклонение трех волхвов.