Пингвины над Ямайкой
Шрифт:
– Непринужденно в смысле одежды и в смысле секса, – снова помог ей Джонис.
– Да, патер, именно так. И еще: суд присудил мне компенсацию 200 тысяч, но вся моя история, вся эта грязь, теперь вывешена на сайте суда. Я не знаю, что делать дальше.
Аббат придвинул поближе к ней чашку чая и дождался, пока она сделает глоток.
– Ты не знаешь, что делать дальше. А к какой деятельности у тебя лежит душа?
– Когда-то я хотела путешествовать. Заниматься какой-нибудь наукой, связанной с путешествиями. Этнография, зоология, экология…. Я просто зачитывалась книгами Шклярского…
– Меганезия это, все же, не Новая Гвинея, – слегка улыбнувшись, заметил Джонис.
Зирка сделала еще глоток чая и кивнула.
– Я знаю, патер. Но меня подобрали военные моряки из Ново-гвинейского корпуса. Кажется, они отличались от меганезийцев только эмблемой, но какое мне дело…?
– Наверное, никакого, – согласился он, – А что мешает тебе реализовать твою мечту о путешествиях?
– Я не уверена, что хочу этого, – ответила она. – Наоборот, мне хочется, как улитке, забраться в раковину и… Не знаю. Просто забраться в раковину. Отгородиться.
– Ты чего-то боишься? – спросил аббат.
– Я чего-то боюсь, – подтвердила Зирка.
– Так. А чего именно ты боишься?
– Мне трудно сказать, патер. В мире оказалось столько лжи, грязи и жестокости… Кажется, или мир сошел с ума, или я. Скажите: что мне делать?
Джонис медленно покачал головой.
– Лучше я скажу, чего тебе НЕ делать. Не жить прошлым. Его нет, оно уже прошло.
– Боюсь, патер, что оно не совсем прошло, – возразила она, – Я говорила: на сайте…
– Здесь это не имеет значения, – строго перебил он, – Для тебя здесь есть и плюсы, и минусы. Плюс я уже назвал: некоторые события, которые в Европе повлияли бы на отношение людей к тебе, здесь, в Меганезии, не имеют значения.
– Да, патер. Я и сама заметила. Люди здесь даже не понимают, что в этом такого.
– Вот-вот, – он кивнул, – В этом плюс, но в этом и минус. Тебя здесь не поймут и во многом другом. В частности, в том, в чем ты хотела бы найти понимание. Те люди, которые тебя здесь окружают, могут показаться приземленными, меркантильными, некультурными и распущенными в сексе. На самом деле, это неправда. Они просто выросли в среде с другими обычаями. Но тебе лучше иметь это в виду. Отношения женщины с мужчиной по здешним обычаям не совсем такие, как ты…
Юная полька порывисто перебила священника.
– У меня с ним ничего не было!
– С ним? – переспросил он.
– С доктором Чинклом. Он сразу сказал, что я не интересую его, как женщина.
– Он так сказал? – удивился аббат.
– Ну, не совсем так. Просто, когда мы договаривались, я уточнила, что не хочу быть наемной наложницей. Он сказал, что если бы хотел нанять меня, как наложницу, то предложил бы это прямо. Что здесь так принято.
– Гм… Согласись, Зирка, это сильно отличается от предыдущей формулировки.
– Да, патер, наверное, отличается. А это важно?
– Тебе лучше знать, важно это, или нет.
В разговоре возникла пауза. Зирка задумчиво прожевала кусочек печенья и сделала
– …Кроме того, он, кажется, язычник, – неуверенно добавила она, – иногда, хотя и не слишком часто, он призывает океанийских богов: Мауи и Пеле, держащих мир.
– Эти божества очень популярны в Меганезии, – сказал аббат, – Тут языческие мифы Океании значат гораздо больше, чем в Европе – эпос Эллады и Олимпийские игры. Я думаю, будет лучше, если ты научишься спокойно относиться к этому. Знаешь, ведь социальный департамент не зря выдает книжки с описанием обычаев Меганезии. Ты прочла?… Нет? Обязательно прочти. Так ты лучше поймешь окружающих людей.
– Я сегодня же прочту, – пообещала Зирка, – Это ведь небольшая книжка. И все-таки, патер, прошу вас, дайте мне совет: что делать?
– Раз ты настаиваешь, то вот тебе совет: соверши подвиг.
– Подвиг? – озадаченно переспросила она.
– Да. Подвиг, и вот какой: покинь свою раковину. Не прячься, даже если тебе будет больно. Пусть это станет твоим личным свидетельством веры. По какому образу бог создал человека? По образу существа, сидящего в раковине, или по своему образу?
– По своему образу и подобию, – уверенно ответила полька.
– Каждого человека, – твердо добавил Джонис, – Тебя тоже. Не забывай об этом.
– Спасибо патер! Я не забуду!… А можно еще вопрос? Уже не про меня.
Аббат сделал глоток чая и поощрительно кивнул.
– Спрашивай. Я здесь для того, чтобы отвечать на вопросы.
– Я слышала… – нерешительно произнесла она, – …Что у католиков Океании есть расхождения с Римом. Настолько серьезные, что… Не знаю, как это сказать?
– Настолько серьезные, что Рим даже не считает нас христианами, – подсказал аббат.
– Да, патер. В чем дело? В отсутствии у вас многих обрядов, или в чем-то еще?
– Как и при большинстве церковных расколов, дело в политике, – ответил он, – Наши религиозные расхождения – а они есть, и очень существенные – не вызвали бы такой острой реакции, если бы не ориентация Рима на неоконсервативные партии Европы.
– Даже в церковь проникли политические дрязги, – уныло констатировала Зирка.
– Это не впервые, – сказал Джонис, – Во время II мировой войны, кардинал Сапега из твоего родного Кракова выступил против Римского папы Пия XII, который пошел на конкордат с Гитлером. Потом война закончилась, и все как-то успокоилось.
– Там причина была в Гитлере, – сказала полька, – А в чем причина здесь?
– Энциклика Папы «О порочности модификации генов», – ответил аббат – Она имела политэкономический, а не религиозный смысл. Ее главной целью являлась агитация против новых GM-агрокультур, без которых невозможно эффективное фермерства в Меганезии. В нашем случае, дело не ограничилось критикой только этого документа Рима. Я был делегатом от Киритимати на Первом Конгрессе Католиков Океании на Самоа. Мы решили, что, собравшись вместе, мы должны сформулировать те общие представления о Творце и Послании, которые лежат в основе нашей веры. Конгресс утвердил текст Океанийского катехизиса, который сильно отличается от римского.