Пингвины над Ямайкой
Шрифт:
– Aloha foa! Меня зовут Пепе Кебо, я из Кимби-Колледжа, а еще я здешняя пресса! И, между прочим, Ним Гок обещал позвонить, когда приедет. А что в реальности? Мы завтракаем, ничего не подозреваем, и тут мне звонит Сиггэ, типа, что сюрприз…
– Я собирался тебе позвонить, но еще не успел, – перебил кхмер.
– Не важно, – она махнула рукой, – По-любому, я уже тут.
– Да, – согласился он, – Пепе, это Оскэ и Флер, наши гости…
– Ага! – в свою очередь, перебила папуаска, – Оскэ Этено и Флер Карпини-Хок! Ну, обалдеть!
– Пепе военный репортер, – пояснил комбриг, – В этой профессии так принято.
– Я научно-технический репортер-стажер, – поправила папуаска, – А военный только потому, что здесь все время или война, или что-то вокруг войны.
Оскэ вытащил из кармана сигареты и проворчал.
– Какие мы, на фиг, авторы? Когда началась эта малавийская история, я высказался в камеру, чисто из солидарности с дядей Микки.
– Это детали, – она снова махнула рукой, – Главное: название репортажа прикольное.
– Кстати о деталях, – Оскэ выразительно показал только что зажженной сигаретой в сторону площадки, – Что это за монстры гаражного авиастроения?
– Сейчас подойдут юниоры, и я расскажу. Просто, хочется при них, чтобы они еще раз услышали, потому что они пока не очень врубаются. Три класса образования, причем малавийского дореволюционного, в мусульманской школе при медресе в Лилонгве.
– А как они вообще? – спросила Флер.
– Ну… – Пепе задумчиво наморщила лоб, – …В первые дни нам казалось, что будет гораздо хуже. Потом более-менее. Не то, чтобы хорошо, но и не критически-плохо.
– Извини, гло, но я ни фига не поняла, что ты сейчас сказала. Или я тупая, или…
Папуаска быстро покрутила руками в воздухе (видимо, чтобы проиллюстрировать сложность необходимых объяснений), и, собравшись с мыслями, произнесла..
– Этих юниоров нам вручили в полном ауте. Я ничего плохого не хочу сказать про африканских трансэкваториалов. Солдаты как солдаты. И приказ на счет зачистки ортодоксально-исламских элементов, был обоснован. Но выполнять терминальные процедуры на глазах у детей – это же надо не иметь мозгов вообще! Что, так долго отвести куда-нибудь в кусты? Я понимаю, что лень, но это же дети…
– Знакомая тема, – Оскэ вздохнул, – Прямо посреди деревни. Типа: мы торопимся.
– По ходу, бро, ты понял про что я, – заключила Пепе, – Но это еще не все. Дальше юниоров гигиенически обрабатывают, и как есть, грузят на кораблик. На нос – два полотенца и зубная щетка. Кораблик скоростной, но все равно: это трое с половиной суток. Плюс – краткий курс дисциплины для транспортируемого контингента.
– Били? – лаконично уточнила Флер.
– Без экстрима, как я понимаю, – ответила Пепе, – Физических травм у них не было. Проблема в психике. Куда везут, зачем везут. А еще слухи. Короче, они первый день почти не говорили. И почти не ели. И оглядывались на нас, если собирались пойти в сортир. Типа: можно – нельзя. Правда, они оделись сразу. Ну, мы им сгенерировали одежду по размеру. Тут вязальная машинка для вот таких штук.
Пепе, для пояснения, щелкнула лямками своей майки на плечах.
– …Удобно, кстати. Рекомендую. Крупная вязка, хорошо продувается, не жарко.
– Классная тряпочка, – одобрила Флер, – А как вы их выводили из этого тупняка?
– Так и выводили. Говоришь им: «пошли есть». Они идут и что-нибудь едят. Подъем, отбой и мыться – аналогично. Говоришь им: «пошли играть в мяч». Они идут, и даже иногда пинают этот самый мяч. Так первые три дня. А потом мы догадались позвать местных, вот этих… – папуаска сделала стремительный выпад вбок, вытянула руку и звонко шлепнула Эсао по пузу.
– Блин, – выдохнул тот.
– Засранка! – возмутилась Стэли, – У тебя что, своего парня нет?
– Твоего прикольнее, – важно пояснила Пепе, и продолжила, – Они привозили своих младших сестренок и братишек в возрасте наших юниоров. Ну, типа, разбавили этот негатив. Исламский крэк иногда проявлялся. У исламистов, например, есть табу про мальчиков и девочек. По исламу, им нельзя купаться вместе, жить в одной комнате, и вообще, девочка должна быть завернута в тряпку от пяток до макушки.
– И как вы с этим справлялись? – поинтересовался Оскэ.
– Мы это душили в первых проявлениях.
Флер озадаченно помассировала указательным пальцем кончик носа.
– Душили – это в каком смысле? Били в морду?
– Это же совсем просто! – вмешался Эсао, – Все знают, что исламисты – говно. Если парень что-то делает, как исламист, то все говорят: «Чем-то запахло, с чего бы это?». Парень понимает, что сделал или сказал фигню…
– А если девчонка? – поинтересовалась Флер.
– С чего вдруг? – удивилась Стэли, – Какая девчонка хочет быть овцой, которую…
… И юная тиморка-тетум выдала такую реплику, что Элвира покраснела. Даже Оскэ удивленно хрюкнул, как после неосторожного глотка очень крепкого самогона. Флер снова помассировала кончик носа и прокомментировала.
– Однако, специфический метод социального воздействия.
– Вообще-то, – мягко сказала Элвира, – нет ничего хорошего в том, чтобы показывать такую ненависть к чужой религии, пусть даже и к неправильной.
– А что? – удивился Эсао, – Ребята на Хат-Хат должны знать: исламисты – наши враги.
– Ненависть это плохое чувство, – возразила она.
Ним Гок положил ладонь на плечо Эсео и объявил.
– Ты права, Элвира. Абстрактная ненависть – плохое чувство, оно мешает спокойно принимать решения и ведет к ошибкам. Но молодой человек тоже прав. Ненависть, направленная на врага, нужна. Кто не будет ненавидеть врагов, тот не будет любить друзей. Кроме того, Великий Кормчий Мао учил: «враг сам по себе не исчезнет».