Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919)
Шрифт:
Но это – с одной стороны. С другой же, изучение хронологии событий показывает, что в тот же день, 18 января 1909 г., когда Рутенберг написал письмо Савинкову, где выражал резкое несогласие с позицией ЦК, признавшего Азефа предателем, он, мгновенно оценив ситуацию и, вероятно, за многие месяцы этой волокитной истории вздохнув облегченно, сел за статью, в которой впервые –пусть и в свернутом виде, но зато совершенно свободно и без внутренней и внешней (партийной) цензуры – огласил скрываемые до сих пор факты. Именно эта дата,
18 января 1909 г., значится под его статьей «Pourquoi jai tue Gapone» (Почему я убил Гапона), опубликованной 10 марта 1909 г. парижской «Le Matin» (Rutenberg 1909: 1). Русская заграничная агентура, проявлявшая к Рутенбергу повышенный интерес, мгновенно отреагировала на столь горячий материал – в тот же день в Петербург полетело донесение об этом. Правда, сам Рутенберг был заслонен в нем тем, что информатор осознавал как некое новое явление
<…> До последних лет, – говорилось в донесении, – русские революционеры совершенно не имели доступа в буржуазную прессу, и только в редких случаях им удавалось помещать свои статьи в социалистических органах; в настоящее же время буржуазные газеты помещают все статьи революционеров, дискредитирующие русское правительство, что делается ими несомненно с целью добиться от России, для прекращения этой компании, известной ежегодной субсидии.
Против этого зла правительству необходимо неотложно принять серьезные меры с целью прекратить в западноевропейской прессе революционную пропаганду, что потребует, конечно, со стороны правительства некоторого расхода, размер коего я не берусь определить; вполне уверен, что найти подходящее лицо, которому можно поручить вести в заграничной прессе это дело, будет не трудно <…> 28
В связи с внезапным потрясением русской политической жизни – раскрытием провокаторской роли Азефа Рутенберг сразу снесся с Горьким и посвятил его в свои новые настроения и планы. Именно после получения его письма Горький 25 января 1909 г. адресовал Ладыжникову приводившуюся выше фразу о том, что «дело Азева должно разгореться в большой скандалище». 26 января Рутенберг вновь писал Савинкову:
Жаль лишь многое и многих. Душевно, глубоко жаль; и тех, кто объявляет, и тех, кого объявляют провокаторами. Тема, впрочем, сложная для письменного изложения 29.
С разоблачением Азефа в «деле Рутенберга» началась новая эпоха: эсеровский ЦК был вынужден начать процесс «наведения мостов». Правда, произошло это скорее всего под нажимом Рутенберга, вознамерившегося – теперь уже беспрепятственно и открыто – обнародовать все имеющиеся в его распоряжении материалы. Текст рутенберговского заявления в ЦК, датированный 18/31 января 1909 г., был опубликован в «Знамени труда» (1909. № 15. Февраль. С. 19–20), главном печатном органе эсеровской партии (полностью приведен в Приложении И. 4). Отправляя его на предварительный просмотр Савинкову, Рутенберг писал (RA,копия):
31/1 <1>909
Дорогой Борис!
Посылаю тебе текст моего заявления о деле Г<апона>. Верни мне его с твоими пометками не позже среды до 8-ми часов вечера, лучше во вторник, заказным экспрессом.Рад буду всякому замечанию Л.Э. <Шишко> или М.А. <Натансона> (как частных лиц, конечно), если ты захочешь и сможешь это сделать в указанный срок. Зачеркнутая фраза: Так или иначе в четверг отправляю текст в печать.>
3 февраля Савинков отвечал ему (RA;опубликовано в ДГ:109, за исключением двух последних фраз):
Дорогой Петр,
вчера получил Твое письмо.
1) ЦК хотя и скомпрометирован, но существует, а пока он существует, мне кажется, без его разрешения печатать по делу Г<апона> ничего нельзя, опираясь на уже состоявшееся между ЦК и тобою по этому поводу соглашение. Поэтому, по-моему, рукопись нужно отослать для прочтения официального в ЦК.
2) В такой тяжкий для партии момент, как теперь, мне думается, твое сообщение, содержащее упреки по адресу ЦК, даже если бы эти упреки были справедливы, – напечатано быть не должно. Оно внесет в уже существующее междуусобие еще один повод.
3) Упреки твои, по-моему, не совсем справедливы. Если Азев обманул в этом деле и тебя, и нас (а теперь ясно, почему это было в его интересах), то из этого не следует еще, что ЦК как целое давал санкцию устранения одного Г<апона> без Р<ачковского>. Наоборот, я утверждаю и могу свидетельствовать, где и когда угодно, что ЦК такойсанкции не давал, что для него убийство одногоГ<апона> было неожиданностью, им не одобренною, что Ты о таковом мнении ЦК знал. Это не исключает возможность обмана Тебя Азевым, заявление, напр<имер> Азева, что ЦК переменил мнение, или попустительства Азева, что равнялось разрешению и т. п. Но тогда виноват Азев, а не ЦК. Из Твоего же сообщения можно легко вывести другое, – неправильное, – заключение, что ЦК играет с Тобою недостойную игру в прятки.
Вот что я думаю о Твоем сообщении и хочу верить, что Ты посчитаешься с этим мнением.
Л.Э. <Шишко> и М.А. <Натансону> я не успел переслать Твое письмо, и они его не видели: исполняю точно Твою просьбу – высылаю Тебе обратно письмо сегодня.
Крепко целую Тебя и надеюсь, что все недоразумения скоро разрешатся.
Твой Павел.
Ясно сознавая, что «недоразумения» сами собой не разрешатся, ЦК направил Рутенбергу примирительное письмо (рукой последнего на нем проставлена дата: «Получено 25/ 2 <1>909»), в котором, несмотря на ряд признаний, чувствовался все тот же лукавый уход от ответственности и та же неискренность, что и во всей предыдущей его политике по отношению к Рутенбергу ( RA;приведено в ДГ:111-12) 30:
ЦК П<артии> С<оциалистов>-Р<еволюционеров>, подтверждая существо изложенного в этом письме, может сообщить следующее:
1) Член партии П. Рутенберг действительно докладывал ЦК о разговорах с ним Г. Гапона, из которых совершенно выяснился характер связей последнего с Рачковским и др<угими> агентами политического сыска.
2) Верность сообщенных П. Рутенбергом данных подтверждается и последующими сведениями о сношениях Гапона с полицией до и после 9 января, полученными из других достоверных источников.
3) Первый доклад П. Рутенберга о провокаторских попытках Гапона был сделан в присутствии представителя Б О двум членам ЦК, причем П. Рутенберг, настойчиво поддержанный представителем БО, предлагал поручить ему убийство Гапона; члены же ЦК (и в числе их Азеф) стали на ту точку зрения, что при невыясненности личности Гапона для общества и при слепой вере в него значительной части рабочих такой акт мог бы вызвать множество совершенно нежелательных последствий, кривотолков и раздоров между рабочими с<оциал>-р<еволюционер>ами и рабочими-гапоновцами. В итоге продолжительных споров именем ЦК<омите>та оба наличных его члена в присутствии П. Рутенберга взяли на свою ответственность следующее разрешение вопроса: отклонить убийство одного Гапона; разрешить только террористический акт против Рачковского и Гапона вместе во время одного из их конспиративных свиданий; исполнение акта должен был взять на себя П. Рутенберг.
4) Один из присутствующих членов ЦК (не Азеф) взял на себя немедленно сообщить это постановление остальным членам ЦК<омите>та, которыми оно также было санкционировано.
5) Все технически деловые сношения по выполнению данного постановления П. Рутенберг вел с Азефом и, конечно, не имел тогда оснований усомниться в том, что Азеф является верным выразителем решений ЦК.
6) Ввиду отнаружившейся ныне общей роли Азефа ЦК не имеет никаких оснований сомневаться в верности заявлений П. Рутенберга, что в своих переговорах с ним о практическом выполнении намеченного плана Азеф допустил – вопреки постановлению ЦК, в котором сам принимал участие, – и убийство одного Гапона. По указанию П. Рутенберга, на лиц, с которыми Азеф вел переговоры об участии в убийстве одного Гапона, ЦК<омите>том в настоящее время проводится необходимое расследование 31, результаты которого будут своевременно опубликованы. То же относится и к указанию П. Рутенберга на лицо, чрез которое Азеф был извещен за два или три дня о подготовлении убийства Гапона в Озерках.
7) При наличности такого рода роли Азефа безукоризненность поведения П. Рутенберга, в смысле соблюдения им партийной дисциплины, не подлежит сомнению и не согласный с партийным решением результат предприятия ложится на ответственность Азефа.
8) Вплоть до смерти Гапона последним известием, которое ЦК имел об этом деле, было сообщение, что П. Рутенберг отказывается от продолжения дела и уезжает за границу, что развязывало руки ЦК<омите>ту и дало ему возможность придать всему делу иное направление, приняв участие в организации общественного суда над Гапоном, суда, в распоряжение которого ЦК полагает передать и показания П. Рутенберга.
Этот документ послужил причиной полного разрыва отношений Рутенберга с ЦК партии эсеров. В письме к Бурцеву от
25 марта 1909 г. он писал, что считает
поведение его <ЦК> в деле Г<апона>, даже при теперешних обстоятельствах, и его добавление к моему заявлению по меньшей мере некорректными 32.
Политическая и моральная дискредитация ЦК в деле Рутенберга была столь полной и явной, что было бы странно, если бы эта история прошла незамеченной и неотмеченной теми, у кого действия руководящего эсеровского органа и без того вызывали резкое несогласие и критику и кто, подобно упоминавшемуся в предыдущей части Е.Е. Колосову, оказался в оппозиции к своим бывшим товарищам.
Колосова более всего заинтересовала и взволновала именно моральная сторона – наиболее тяжелая и драматичная в деле Рутенберга, когда в жертву бездушной партийной машине, выше всего ставящей формальную инструкцию, была принесена человеческая личность (или, как охарактеризовал эту драму сам Колосов – «беспомощность отдельного лица в борьбе с большой и сильной организацией», Колосов 1911: 29). Главной целью его морального суда и оценки стала бесчеловечная и преступная жестокость, какой отличалось поведение ЦК в деле Рутенберга (там же: 23).