Pink Floyd. Кирпич к кирпичу
Шрифт:
МАЙК КВИДЖЛИ: Вас когда-нибудь приглашали записать что-нибудь с симфоническим оркестром?
РОДЖЕР УОТЕРС: Да, у нас были переговоры на эту тему. Но совместной работе с оркестром препятствует финансовая сторона проекта.
ДЭВИД ГИЛМОР: Например, на нашем новом альбоме тридцать приглашенных музыкантов, что не так уж много. Но они нам стоили пять тысяч долларов в день.
РОДЖЕР УОТЕРС: Мы сочиняем музыку к балету Ролана Пети, который будет поставлен в Париже в июне следующего года, и у них тоже финансовые проблемы. Они тратят так много денег на нас, что уже
МАЙК КВИДЖЛИ: Поэтому, наверное, вы сами будете выступать с балетом?
РОДЖЕР УОТЕРС: Да, это займет примерно дней десять. Нуриев будет танцевать главную мужскую партию. Для программы, над которой мы работаем, мы сочиняем музыку к одному балету, а Ксенакис — к другому.
МАЙК КВИДЖЛИ: Многие люди, говоря о «Pink Floyd», используют термин «космическая музыка»…
РОДЖЕР УОТЕРС: Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Космической называют нашу музыку очень многие люди, но я думаю, новый альбом будет для них сюрпризом, потому что он не космический. На самом деле они имеют в виду, что создаваемые нами звуки вызывают у них образы далекого космоса.
ДЭВИД ГИЛМОР: У нас есть много других композиций, которые тоже вызывают довольно сильные образы, но не связанные с космосом.
МАЙК КВИДЖЛИ: Интересно, есть ли у группы какая-то музыкальная философия, или это просто интерпретация ожиданий публики?
РОДЖЕР УОТЕРС: На самом деле философии нет. Полагаю, в группе существует общее мнение, что действенна та музыка, которая затрагивает твои чувства и вызывает некую реакцию. То есть очень трудно описать свою реакцию на музыку, которая задевает тебя, которая вызывает у тебя особое чувство, которое превосходит обычные эмоциональные взлеты и падения, подъемы и спады.
МАЙК КВИДЖЛИ: Сколько стоит ваша аппаратура? Я слышал, она оценивается приблизительно в сто тысяч долларов.
ДЭВИД ГИЛМОР: Это некоторое преувеличение. Она оценивается примерно в тридцать тысяч долларов.
МАЙК КВИДЖЛИ: А сколько колонок у вас в зале?
ДЭВИД ГИЛМОР: У нас квадрофоническая акустическая система и довольно мощная усилительная аппаратура, у каждого из нас на сцене имеется свой усилитель.
МАЙК КВИДЖЛИ: Что четыре колонки, находящиеся в зале, добавляют к музыке, исполняемой на сцене?
ДЭВИД ГИЛМОР: Ну, можно добавить к ней заранее записанные пленки или усилить звучание органа. Можно усилить звучание гитары или вокал, но мы не делаем этого, поскольку это не так просто сделать.
МАЙК КВИДЖЛИ: Кто управляет этими эффектами?
ДЭВИД ГИЛМОР: У Ричарда имеется квадрофонический микшерский пульт, и он может играть на органе и управлять звуком в зале. Магнитофоном управляет Пит, наш роуди.
МАЙК КВИДЖЛИ: Откуда у вас все эти экспериментальные эффекты и технические новинки? Вам кто-то рассказал о них?
РОДЖЕР УОТЕРС: Нет, они появились сами собой. Мы просто подумали: «Нам нужно это сделать» — и затем мы пошли к тому, кто разбирался в электронике, и спросили его: «Это возможно?» Например, квадрофонический звук: мы просто пошли к одному из инженеров-ремонтников студии «Abbey Road» в Лондоне, где записываемся, и спросили: «Послушай, мы хотим квадрофоническую акустическую систему. Ты можешь ее сделать?» Он ответил: «Да» — и он ее сделал.
МАЙК КВИДЖЛИ: В EMI думают что-нибудь насчет того, чтобы выпустить ваши записи на четырехдорожечных пленках?
ДЭВИД ГИЛМОР: Они выпустят их, когда это сделают другие студии.
РОДЖЕР УОТЕРС: Они выпустят их только после того, как это сделают другие. Технически они очень отстают от других студий.
МАЙК КВИДЖЛИ: Сколько альбомов вы должны выпустить по контракту с ними?
РОДЖЕР УОТЕРС: Дело не в количестве альбомов — просто у нас контракт с ними еще на восемнадцать месяцев.
МАЙК КВИДЖЛИ: А что потом — вы организуете независимый лейбл?
РОДЖЕР УОТЕРС: Мы не знаем. Как получится. Сперва мы должны построить свою собственную студию.
МАЙК КВИДЖЛИ: Вы выступали на каких-нибудь поп-фестивалях — например, в Париже?
ДЭВИД ГИЛМОР: Нынешним летом мы только и делали, что выступали на фестивалях в промежутке между двумя нашими последними американскими гастролями. Мы выступали на Батском фестивале, на Роттердамском фестивале, на двух во Франции…
РОДЖЕР УОТЕРС: На одном в Германии. Мы ни разу не выступали на фестивалях в Штатах. Вообще, мне не нравятся фестивали.
МАЙК КВИДЖЛИ: Почему?
РОДЖЕР УОТЕРС: Звук, как правило, очень плохой, и там слишком многолюдно.
ДЭВИД ГИЛМОР: Там всегда очень тяжелая атмосфера, поскольку публика думает: «А вот и следующая группа», и сразу же сталкивается с нашей музыкой, для которой необходимо соответствующее душевное состояние. Нам нравится выступать сольно.
РОДЖЕР УОТЕРС: На самом деле мне не нравятся фестивали, потому что я знаю, что никто не ходит туда, чтобы послушать музыку. Фестивали в действительности не имеют никакого отношения к музыке. Фестивали — это кемпинги и всякое такое, а музыка там существует просто как фон. Там плохие условия, чтобы что-то слушать. Ну, не плохие, но не самые лучшие для того, чтобы слушать музыку.
МАЙК КВИДЖЛИ: Насколько насущна в Европе проблема трудной публики, пришедшей на рок-фестиваль?
ДЭВИД ГИЛМОР: Много трудной публики во Франции.
РОДЖЕР УОТЕРС: Во Франции самая тяжелая ситуация. В Германии тоже тяжелая. Во Франции проходили несколько фестивалей, которые больше не проводятся, так как публика вела себя там очень плохо.
ДЭВИД ГИЛМОР: Один, на котором мы собирались выступать, был сорван зрителями.
РОДЖЕР УОТЕРС: В первый же день. Мы собирались выступать на второй день.