Пинок в светлое будущее
Шрифт:
Зинаида отрезала кошке сыру, оторвала кусочек курицы и осторожно опустила Хризантему на пол.
– Расскажите мне про мать Юноны.
– Вот кака ты пакость, а? – выпив рюмочку, снова обозлилась старушка. – Я ж ить тебе русским языком толкую – нету тута никакой Юноны. Только Нонка, внучка моя. А она прям добиват меня, и все тут.
– Ну ошиблась, ошиблась. Замоталась на вашей кухне, язык заплетается, – пошла на попятный Зинаида. – Так вы мне про Нонку вашу расскажите. Или про дочь.
Старушка обстоятельно вытерла губы, хлопнула еще рюмочку, подозрительно осмотрела пустую тару и достала стакан.
– Дык чего про дочь-то…
– А почему вы к себе внучку не взяли, если била? – не утерпела Зинаида.
– Я просила! – вскинулась старушка и хлопнула стакан портвейна, не закусывая. – Под окошками торчком не одну ночь провела. Дак меня-то Васька тожа не шибко жаловал, все думал, что это я Лидку научила с полюбовником сбежать, вот и не пускал ко мне Нонку. А она ишо маленька была, сама-то ко мне не могла прибечь. Ох и доставалося ей от Клавки… Но та потом за все ответила, за все мучения…
– Это как? – не поняла Зинаида.
– Да просто – убил ее Васька-то. Видать, не выдержал, как она над дитем измываеца, вот и прикончил.
– До смерти? – ахнула Зинаида.
– Коне-е-е-чно. Ить его в тюрьму посадили, – гордо выпятила подбородок Валентина Наумовна. – Ой, да и как жа нам-то с Нонкой хорошо стало! И чево я сама не догадалася ту Клавку приложить? Нонка ко мне перебралася, помогала мне, ей ужо пятнадцать годков сполнилося. А потом работать стала, деньги приносить начала… Хорошо жили, пока Нонку на повышение не отправили, тогда стала она ко мне редко наезжать. Но обещалась на свадьбу позвать, кода взамуж пойдет. Я ить ее кому попало-то не отдам. Вот всеми косточками лягу, а не отдам. А то попадется такой паразит, как Васька, и пришибет в одночасье, как Клавку. Не, ну Клавка-то сама нарвалася – измывалася над дитем, вот и поплатилася… Да токо люди говорят, что не до конца пришиб ее Васька, дескать, ходит энта Клавка да ишшет Нонку, чтоб ей за страдания свои отомстить, Ваське-то уж ничем не повредишь, он в тюрьме помер, а Нонка жива, ей ишо можно. Вот Клавка и караулит девку.
Зинаида безостановочно отправляла в рот карамельки, которые сама же и купила Валентине Наумовне. Интересно получается: у Юноны, значит, имеется мачеха, которая пострадала от руки мужа, и та теперь разыскивает несчастную женщину, чтобы ей отомстить. Интересно, а сколько ж ей лет?
– Скажите, а Клавдия намного старше Ноны была?
– Дык не, ненамного. Васька ее привел, кода Нонке восемь стукнуло, а Клавка в ту пору совсем молода дурища была, лет двадцати, наверно. На красиву Васькину харю позарилася.
Ага, значит, мачеха лет на двенадцать старше Юноны. Выходит, если Клавдия сейчас жива, то ей сейчас сорок шесть. Замечательный возраст! Зинаиде самой через год сорок шесть исполнится, а она привлекательна, полна сил и энергии. И
– А где сейчас ваша внучка? – вдруг опомнилась Зинаида, взглянув на старенькие часы. – Мне она очень нужна.
– Дык хто ж мне скажет? – удивилась Валентина Наумовна. – Она ко мне ужо почитай месяц не приезжала. В последний раз приехала, важна така, все куда-то торопилась, даже в дом не зашла – из машины продукты скинула, да и уметелила.
Зинаида на миг растерялась. Как же так? Юнона чуть не каждый день мотается к «матушке», а родная бабушка ее видела месяц назад. Не к свекрови ли ездит? Хотя откуда такая любовь? Или, может, она в детстве недополучила материнской любви, а свекровь как раз нашла к ней подход? Или – вот уж совсем бредовая идея! – Юнона нашла все же свою родную мамашу и ездит к ней? Зачем? Чтобы поддержать ту в старости? То есть получается, что мать бросила девочку на руки свирепой мачехи, а дочурка выросла, нашла маменьку и стала содержать постаревшую мамашу, в то время как у ее родной бабули, Валентины Наумовны, которая, кстати, ее по-настоящему любит, даже хлеба нет. Ерунда какая-то.
– Эй, ты никак спать ужо навострилась? – ткнула старушка в бок Зинаиду. – Чавой-то притихла? Все выспросила, дык пора и честь знать, домой ступай. Ужо все конфетки мои погрызла, теперича и до других продуктов добересси. Давай, иди, а то на дворе совсем темно.
Зинаида очнулась от дум, глянула на часы и заторопилась – надо же еще где-то найти Юнону…
Всю дорогу она размышляла только о нелегкой судьбе своей соседки. А она-то, Зинаида, еще удивлялась, отчего Попова выглядит на все пятьдесят. Конечно, если бы сама Корытская с детства терпела тычки и затрещины, неизвестно, на сколько бы она сейчас выглядела! Да еще и муженек у Юноны не подкачал, в старых добрых традициях по всяким мелочам на жену наскакивает. Поэтому женщина про свое замужество ничего бабушке и не рассказала, знала, что та не одобрит. Но… Черт, все же как-то странно получается: про мужа Юнона не сказала, к бабушке сто лет не являлась, а чем она, интересно, объяснит Валентине Наумовне свою беременность? Подозрительно однако…
Корытская даже не заметила, как дошла почти до дома, не смотрела по сторонам. Да и чего по ним смотреть – она засиделась у Валентины Наумовны до темноты, а в их проулке фонари были вечно инвалидные, с перебитыми лампами, тут смотри не смотри, все равно ничего не увидишь. Чуть родной дом не проскочила, надо было меньше в гостях рассиживаться. Хотя и не сидела она вовсе! Она там мыла, терла, драила…
Резкий свет фар молнией ослепил Зинаиду, она успела только зажмуриться и вдруг ощутила мощный рывок, будто руку у нее вырвали. Потом возникла тупая боль в голове и послышался крик:
– С ума сошла? Дура! Ты хоть живая? Ой, мамочки, она еще и головой долбанулась…
Зинаида открыла глаза. Оказалось, что она лежит на асфальте и тупая головная боль – результат ее падения. Перед ней на корточках сидела Юнона и от души хлестала соседку по щекам.
– Эй, хватит драться-то! – увернулась Корытская от очередной затрещины.
– Ой, слава богу, жива, – выдохнула Юнона и стала тянуть потерпевшую с земли. – Да поднимайся же… Как хорошо, что я успела…
– Что это было? – растирала макушку Зинаида.