Пинок в светлое будущее
Шрифт:
– Сама не поняла. Вижу только – ты идешь, а тут из-за поворота какая-то здоровенная белая машина. Вот я тебя и рванула из-под колес. Они что, тебя убить хотели? Вот гады какие!
Корытская все никак не могла подняться. Она вдруг явственно ощутила, что смерть прошла совсем близко. Даже мороз по коже от нее пробежал. И как тут встанешь? А Юнона все пыжилась, не жалея себя, и старалась оторвать ее от земли.
– Да отпусти ты меня, чего уцепилась? – накинулась на нее Зинаида. – Тебе ж нельзя! У тебя ж возраст критический. Вот ведь вцепилась… Отпусти, говорю!
Юнона отпустила.
– А чего это он у меня критический? Нормальный у меня возраст. Ты, конечно,
– Никто и не хамит. Руку дай! Никто тебе не хамит, тридцать четыре года и не возраст вовсе, только для беременности он не очень удобный. И все равно, знаешь, сколько женщин в тридцать с лишним становятся молоденькими мамочками?
Юнона от удивления пошлепала губами, потом протяжно вздохнула.
– Из консультации звонили? – догадалась она.
Зинаида мотнула головой.
– Слушай, пойдем в павильон, купим какого-нибудь хорошего винца… – предложила она и тут же добавила: – Только за спиртное ты платишь, я и так на твою бабушку ползарплаты выложила.
Они сидели в комнате Зинаиды, тянули коньяк с лимоном, и каждая думала – на кой хрен они купили коньяк? Никакого вкуса и воняет противно, лучше бы на те деньги сладкого красного винца взяли. Да еще лимон то и дело в зубах застревает…
От противного коньяка дам быстро развезло и потянуло на откровения.
– Почему? – пьяненько вопрошала соседку Зинаида. – Ну почему ты мне не сказала, что тебе тридцать четыре, а? Почему про мачеху свою не рассказала ни хрена? Ну, что она скотиной была, над ребенком издевалась…
Юнона была такая же хмельная, хотя и выпила всего ничего.
– Откуда ты узнала? С моей бабкой виделась, да? – качнулась Юнона.
– Да с кем я только не виделась! – отмахнулась Зинаида. – У-у-у-у, я про тебя много чего знаю. Наливай! Только я буду пить, а ты… ты мне про Клавку рассказывай. Начинай.
Однако Юнона тоже опрокинула стопочку, жутко вытаращила глаза и зашептала:
– Не буду ничего про Клавку. Потому что я ее боюсь. Она настоящая ведьма, даже во сне ко мне является. Ой, Зин, ты бы знала, это так страшно, что она творит! Она какие-то черные дела вокруг меня хороводит, честное слово. Я просто объяснить не могу, только мне кажется, что вокруг меня смерть. Она такая… Знаешь какая она? Не надо тебе знать, а то и ты бояться станешь.
– Я не стану. Я же сыщица! – заявила Зинаида. – И ты не бойся. А чего бояться-то? Ну, я понимаю, ты маленькая натерпелась, но ведь ее нет давно, забудь.
Юнона сузила глаза, уставилась в одну точку и недобро хмыкнула:
– Да разве такое забудешь… Понимаешь, я ведь родной матери и не помню совсем. Но люди говорят, что она была не злая, только мужиков любила, дурочка, а меня никогда не обижала…
– Вот ты интересная какая! – взвилась Зинаида. – Когда ей было обижать-то? Она ж сразу тебя на отца бросила, а он потом воспитывал.
Юнона бурно не согласилась:
– Ну и что, что ей некогда было обижать. Зато у других времечко отыскалось! «Папенька воспитывал»… Да ему по фигу было, что со мной. Скинул меня на Клавку и руки умыл. А той я нужна была, как чума старухе! Она своих детей хотела, а папенька ей внушал, дескать, одну бы на ноги поставить. А после того, как он ее заставил из-за меня от ребенка избавиться, она и вовсе озверела. И ведь что обидно – отцу хоть бы словечко сказала, всю злобу на мне вымещала. Ой, если бы ты знала, что она придумывала! Я один раз на ночь ноги забыла помыть, так она меня заставила всю простыню жевать – стирать, значит. Я давилась, а она силком
– А чего ж ты отцу не пожаловалась? – не выдержала Зинаида.
– Да разве ж он меня слушал? Он же ей в рот глядел! И потом… Пил он в последнее время очень – придет с работы, нажрется, завалится и храпит. А она, змея такая, ему за столом знай пойла подливает, а потом жалобно так на меня начинает наговаривать. И под конец вздохнет печально, будто у нее болезнь раковая, и говорит, что, мол, сил у нее больше нет, что уходит, потому что тяжко ей со мной, кобылой, возиться, а папеньку она очень любит. После таких слов и отец на меня знаешь каким волком глядел. Начинал реветь, руки ей целовать, а потом меня ж еще и ремнем отхаживал.
– А говорят, что он ее за тебя и пришиб…
– Ну да. Потому что увидел все сам! – Юнона налила себе стопочку коньяку, да так про нее и забыла. – Тогда мне пятнадцать уже было, восьмой класс я заканчивала. У нас в школе последний вечер с одноклассниками был. Отец в командировку уезжал и оставил Клавке деньги. На еду и мне на платье, у меня же, кроме формы, и одежды-то не было. А батя боялся, что люди говорить начнут, что, дескать, он дочь на бабу променял. Нравилось ему очень, когда его до небес возносили – отец-одиночка… герой… какую ношу тянет… Выдал он деньги и уехал, а я к Клавке – дай денег или материал купи, я сама сошью. Она глаза выпучила, прям чистая сова, и давай орать, какие, мол, тебе деньги, то да се… Я ей тогда так и сказала: приедет отец, ему моя учительница все расскажет, уж ей он поверит. Она на меня и накинулась. А у бати с командировкой нестыковка вышла – опоздал он куда-то и домой вернулся. А тут такая картина: Клавка меня по животу колотит, а я уж почти без памяти… Вот тогда и не знаю, что с отцом случилось, шибанул он ее гантелей по голове, а потом… – Юнона все же выпила рюмку. – А потом нож схватил и… Наутро его милиция увезла. Соседи, что ли, вызвали. Приехали – кругом кровь, у него нож в руке, а возле телевизора вся исколотая Клавка, улики налицо. Я не видела бойни-то, когда отец на нее накинулся, унеслась от греха подальше… Потом отец умер в тюрьме. А соседи говорили, что Клавку увезли в больницу. В больницу, а не в морг, понятно? Так что я знаю – жива она. И возле меня ходит…
Зинаида хлебала слезы, и в ней кипела ярость.
– Я тебе ее найду! Хочешь? Хочешь, я тебе ее найду, а?
– И чего мне с ней делать потом? – вытаращилась Юнона.
– А, – пьяно махнула рукой сыщица, – ты ее отлупишь и… на волю отпустишь. Я ее поймаю, а ты – р-р-р-раз – и выпустишь. Как птичку… Да хоть будешь знать, угрожает тебе что или нет. Или ты ж всю жизнь бояться собралась? Ведь ребеночек у тебя появится… Я ее найду!
– Ага, найдешь ее… Ни фига не получится. Она знаешь какая? У-у-у!
– Что ты воешь все время? – пошатнуло Зинаиду. – Воет в ухо мне и воет… Мы ее вместе найдем. А сейчас… сейчас иди в свою комнату, потому что… Иди!
– Почему? – упиралась Юнона. – Объясни мне толком, почему я должна… идти в свою комнату, а ты останешься здесь вместе с коньяком, а?
Зинаида важно поднялась, уперла руки в бока и заявила:
– Ты потому иди, что мне надо сыс… сыстав-лять план. Я сыставлю, а ты его завтра того, одобришь. А потом… ой, что-то меня к кровати клонит…