Пионер. Назад в СССР
Шрифт:
— Петя, не нужно тебе продолжать войну с Федором. — Елена Сергеевна выглядела очень серьезной.
Слишком серьезной для такого разговора. Ну, какая, к черту война? Неужели я какого-то сопливого пацана не размотаю? Конечно, вожатой это неводомек, так что простительно. Да и роль дурачка весьма удобная штука в некоторых ситуациях.
— Вы не верите в меня? — спросил я с усмешкой.
Ясен хер не верит. В кого верить? В бесхребетного мягкотелого пацана? Мне удивительно, как он вообще ухитрился ввязаться с противостояние со спортсменом. Лапин, судя по уверенному, нагловатому поведению, типа,
— Петя…– Елена Сергеевна подошла ближе, а потом вообще положила руку мне на плечо.
Я повернул голову и посмотрел на тонкие женские пальцы с аккуратно остриженными ногтями, которые почему-то чувствовал кожей. Хотя на мне — рубашка. Пусть из тонкой ткани, но все-таки. А ощущение, будто нет ничего. Будто я голый и чувствую прикосновение руки Елены Сергеевны телом. Чертовы гормоны. Думаю, дело в них. Ванечкин находится в том возрасте, когда «встает» на все и на всех. Прошла мимо женщина — «встал». Подумал о женщине — «встал». Просто кто-то прошел мимо, а Петя подумал о женщине — естественно, «встал».
— Петя, я знаю про ваш спор. Но это глупо. Понимаешь? Я очень хорошо отношусь к тебе. Ты умный, начитанный, воспитанный мальчик, однако, тебе против Лапина не выстоять. Ваша война — просто-напросто глупость. К тому же, пойми, не дело это, пионерам друг с другом затевать петушинные бои. Я согласилась поддержать твою затею исключительно ради того, чтоб вы, наконец, подружились. А ты делаешь совсем противоположное.
Круто. Она знает про спор. Спортсмен знает про спор. Все знают про этот дурацкий спор, кроме меня.
— Слушайте, Елена Сергеевна, честное слово, не имею желания тратить время на Лапина. Серьезно. Но если он будет меня задевать, то я отвечу. По-другому просто не может быть. Дело принципа. Бегать от него не собираюсь.
— Так вы уже задели друг друга! Забыл? По вашему уговору, если вытерпишь до конца смены и не сбежишь, он при всех признает, что ты — настоящий пионер, что достоин этого звания. А еще…не знаю, насколько правдива информация, но ты сам говорил, Федор пообещал в случае твоего выигрыша съесть свой пионерский галстук. Это отвратительно, конечно. Сын первого секретаря горкома, а позволяет себе столь вопиющие поступки. Совсем парень распустился. Нельзя относиться столь пренебрежительно к таким важным вещам, как галстук. Это, в конце концов, честь и совесть любого пионера. Но, тем не менее…
— Та-а-а-ак… — Я сразу начал соображать.
Хотя, тут и напрягаться сильно не нужно. Очевидно, Лапин сделает все, чтоб Ванечкин не вытерпел. Могу представить, как разгуляется его убогая фантазия. Соответственно, нужно ждать подставы, подлости и другого дерьма.
— А если я не выдержу? Если сбегу?
— Ну…тогда ты тоже прилюдно, в присутствии всех учеников, на линейке, выйдешь и объявишь себя…– Елена Сергеевна немного замялась. Ей явно было неприятно это говорить. — Объявишь себя ссыкуном, треплом и слабаком. Разве не помнишь? Я ведь от тебя узнала об этом. Ваш спор возмутителен просто сам по себе. Если честно, остаюсь в уверенности, надо было рассказать завучу. Не надо мне было соглашаться на твою просьбу.
— Ух, ты…мощно. — Я задумался на мгновение, осмысляя перспективы.
Интересный расклад. В принципе, на Ванечкина глубоко наплевать. Тем более, по сути, он и есть ссыкло. Пока тянул его воспоминания, любые, хоть какие-нибудь, которые мог взять в момент нашего воссоединения, большинство мыслей были именно такими. Он боялся всех. Но при этом многим завидовал. Сделать что-то не так, тоже боялся. Хотя, очевидно, сильно желал быть героем. Но…как говорится, кесарю кесарево. Если ты от рождения сопля и мямля, с хрена ли вдруг станешь кем-то другим.
— Елена Сергеевна…– Накрыл своей ладонью руку вожатой. Она, эта рука, все еще лежала на моем плече. — Не волнуйтесь. Я знаю, что делать.
— Сомневаюсь…– Блондинка осторожно вытащила свои пальцы из-под моих, развернулась и опять пошла вперед.
Однако, я успел заметить легкое смущение в ее глазах. Она, видимо, не привыкла к таким жестам со стороны Ванечкина. Да и к взглядам тоже. А я не могу смотреть на нее иначе. Мало того, действительно девочка привлекательная, с внутренним стержнем и при этом яркой сексуальностью, которая чувствуется даже через обычную внешность, так еще дебильный Ванечкин, а вернее его тело, добавляет эффекта. Оно, тело, откровенно говорит мне, что хочет уже набирать взрослого опыта.
Я с тоской посмотрел на задницу вожатой, которая удалялась от меня, а потом вздохнул и пошел следом. С тоской, потому что вполне очевидно, Елена Сергеевна выпишет мне отказную, если я сунусь со своими желаниями. Для нее Ванечкин — ребенок.
— Сука, нельзя было хотя бы в какого-то постарше вляпяться? — Выругался я себе под нос.
— Что ты сказал?– блондинка оглянулась через плечо.
— Ничего… Говорю, день то какой прекрасный. — Догнал вожатую и теперь шел нога в ногу.
Ну, его к черту, все эти соблазны. Надо делом заниматься. Выберусь, все тогда будет, и женщины, и деньги, и нормальная жизнь.
Елена Сергеевна покосилась в мою сторону с сомнением, но промолчала. Наверное, опять что-то почувствовала. Сарказм, например.
— Так…нам сюда… — Заявила вожатая и остановилась.
Я тоже остановился. Повернул голову. Сначала направо. Потом налево. Потом посмотрел прямо. Однако, кроме деревянного одноэтажного строения не увидел ни черта. Оно ещё было выкрашенно в какой-то совершенно ублюдский цвет. Грязно-синий. На стене висела большая доска. Щит. На нем — красный балон с раструбом, лопата, топор и лом. Перед щитом стоял ящик с песком. Слева — входная дверь. Обшарпанная, с трещинами.
— Мы же шли в медицинский блок. — Спросил я удивленно.
Удивленно, потому что… удивился. Хотя, зачем так скромно? Не удивился. Охренел. Пионервожатая решила меня прикопать тут по-тихому?
— Так мы и пришли. — Елена Сергеевна явно причин моего охреневания не понимала.
— Куда пришли? — Я бестолково пялился на старую дверь.
— К врачу, Петя. — Вожатая, наверное, еще больше поверила в мою тупость.
Я посмотрел на Елену Сергеевну, ожидая увидеть улыбку или насмешку. Может, у человека не очень хорошее чувство юмора? Потом опять уставился на старое здание из бревен.