Пионерская Лолита (сборник)
Шрифт:
— Простите, милостивый государь, но это, поверьте мне, недопустимо, — сказал юноша, заслоняя своим телом вконец умученного артиста. — Здесь нарушены все правила дуэли и даже просто честного боя. Ваш противник, как видите, лежит. И он безоружен.
— Так это ж ставленник, — сказал комиссар Друнин несколько удивленно, но все же не выходя из роли. Он даже не сразу осознал, как далеко ушли они от режиссерского сценария.
— Ставленник или не ставленник, сударь, но вы ведете себя как человек непорядочный. И как таковому вам придется дать мне…
— Что там еще? — спохватился молодой режиссер Хапузов. — Да гоните вы его к е… матери. Эй, кто там? Кто пустил эту б… на площадку? Сколько раз я вам…
Увлеченный своей правотой, режиссер и не заметил, как странный военрук или дервиш, в один миг преодолев площадку, оказался возле него. Уже в следующее мгновение юноша с неожиданной силой пнул режиссера ногой под зад. Перелетев через ассистентов, мастер антибасмаческого жанра ткнулся головой в снег. Тут разом заорали все пьяные осветители, звукооператоры, ассистенты и прочая кинодворня, и тогда Невпрус, до сих пор с интересом наблюдавший издалека за развитием событий, понял, что ему самое время вмешаться.
— Это было блестяще, синьор, но нас ждут, — сказал он, отвесив поклон Горному человеку.
Кинодворня расступилась, они вышли с площадки, завернули за угол гостинички, и здесь Невпрус сказал торопливо:
— А теперь надо смываться. Ясно?
Они юркнули в коридор, добежали до комнаты Невпруса, закрыли дверь и приперли ее койкой.
— Да, лихо, — сказал Невпрус. — Думаю, что он теперь не скоро очухается.
— Настоящий хам, — сказал Горный человек надменно. — Впрочем, я мог ведь и ошибиться… Все так сильно переменилось за то время, что я шел по горам.
— Ничего не переменилось, — успокоил его Невпрус. — Хам — он и есть хам. Все как раньше.
— Ну, нет, — сказал Горный человек, — многое в жизни людей переменилось. Например, появились неизвестные мне предметы.
— Это да, — согласился Невпрус. — Появились новые игрушки. Впрочем, чаще всего несущественные. Пишущая машинка была уже в прошлом веке, велосипед и лыжи — старье. Вот горнолыжные крепления есть новые, это правда. «Саломон», например, 777. Но разве это так уж важно?
— А вот мне не у кого было спросить, что это за синенький такой светильник? Он стоит у стены, а люди сидят напротив. По многу часов подряд. Вероятно, они молятся? Или они гадают о будущем? Лишь то я понял, что это очень важное занятие. Однако что представляет собой этот синий огонек…
— А вы как думаете?
— Ну, полагаю, что это алтарь какого-то нового бога. Здесь ведь и раньше жили оташпараст, огнепоклонники, в этом самом горном крае…
— При чем тут край! — махнул рукой Невпрус. — Да сейчас весь мир горит этим голубым огоньком, по вечерам, иногда по утрам, а если учесть временные пояса, то практически круглые сутки — все континенты, острова, города, деревни. И только ваша оторванность от наших равнинных дел… У меня, впрочем, тоже… — сказал вдруг Невпрус гордо, — у меня, в моем доме — в каждом из моих временных домов, — у меня тоже никогда не было этого огонька. Он называется телевизор, или телик. Второе — название неофициальное и весьма ласковое, наподобие того, как бандит называет свой наган дружком…
— Вы дали мне понять, что огонек этот опасен для человеческой жизни? — спросил Горный человек.
— Нет, не то чтобы опасен для жизни. Однако губителен, да, вполне губителен для души. Это довольно миниатюрный стеклянный квадрат, на поверхности которого сменяют друг друга движущиеся картины, говорящие люди, поющие люди…
— Но это же великолепно! Сколь удивительно это проникновение человека в тайну магии. Но кто эти люди, которые читают проповедь?
— Как правило, специальные артисты. Иногда служащие специальных учреждений, как правило, руководящие лица…
— Они рассказывают легенды и сказки?
— Нет, пожалуй. Они толкуют о каких-то производственных, чаще всего никому на свете (в том числе им самим) не интересных делах. Хвалят учреждения, которым они служат. Иногда товары, которые им надо продать.
— Эти люди известны своей правдивостью?
— Ну, вряд ли. Так, пожалуй, не думают и сами зрители. Нет, зрители стараются не думать об их правдивости. Телевидение, так же как и кино (Боже мой, вы даже, наверно, еще и с кино не знакомы, мой корсар!), вообще не вызывает никаких ассоциаций с реальностью. Это просто картинки и какие-то истории, весьма, надо сказать, примитивные.
— О чем они?
— Чаще всего о шпионах. Или бандитах. О сыщиках и милиции, другими словами, полиции… В нашей стране…
— В Российской империи?
— Да, если хотите. Так вот, у нас часто говорят также о последних двух войнах.
— Но люди, которые выступают, — их мнение интересно?
— Нет, нет, не в том дело! Чаще всего они вообще не имеют никакого мнения. Они читают что-то по бумажке, иногда учат чужой текст наизусть. Однако и у тех, кто пишет тексты, у них тоже нет мнения.
— У кого же есть мнение?
— Это загадка. В обиходе сейчас фраза: «Есть мнение». Но не известно, чье это мнение. Однако мнение это является обязательным. Ибо других мнений нет. А раз нет других, все разделяют именно это непонятно чье мнение. Присоединяются к этому мнению. А иногда просто запоминают, не думая, какую-нибудь фразу, слово. Чтоб вставить их при случае. Боюсь, что вы не поняли. То, что говорят или показывают на стеклянной поверхности, называемой экраном, оно и вообще может быть лишено всякого интереса и содержания. Однако весь мир смотрит неотрывно.
— Отчего же? Это что, обряд? Или это является обязанностью гражданина?
— Ни то, ни другое. Это привычка. Она помогает заполнить время, убить его. Это занятие, замена любому занятию. Кроме того, это развлечение, и что соблазнительно — самое пассивное из развлечений. Более пассивное, чем игра в карты, скажем, в подкидного дурака. Занятие это не требует даже минимальных усилий ума, воли. Поверни рычажок и смотри. Занятие это дает иллюзию участия в жизни, приобщенности к культуре. Оно порабощает умственно, и тем оно тоже приятно большинству. Оно не требует от человека выбора. За тебя уже выбрали, что тебе смотреть, как тебе думать и как потом говорить об увиденном.