Пионеры Вселенной
Шрифт:
На кухне пыхтело несколько примусов: готовили обед и стирали три женщины.
Стрешнев поздоровался, подошел к столику в простенке, разжег примус.
– А вы товарищ Цандера? – спросила молодая чернявая в пестрой косынке.
– Да, товарищ.
– А мы думали, что ваш друг уже умер от голода, – совсем не появляется на кухне.
– Неужели из вас никто не догадался его проведать?
– Пробовали, – усмехнулась чернявая, – близко не подпускает… Говорит через цепочку… утонул в своих бумагах… Вот вы – сразу
– Да уж я бы с вами через цепочку разговаривать не стал, – улыбнулся Стрешнев и взял вскипевший чайник. – Все же прошу вас, присматривайте за моим другом, он человек славный…
К чаю, как и предполагал Стрешнев, у Цандера ничего не оказалось, кроме черствого хлеба.
Стрешнев развернул принесенные им сокровища.
Цандер удивленно причмокнул губами.
– Божественно, Андрюша! Но зачем мне? Ведь у тебя же сынишка.
– Хватит на всех. Мы с отцом ездили в богатое село и там наменяли на разные вещи… Тебе, мой друг, надо подкрепиться, а то ноги протянешь…
Попив чаю и плотно закусив, оба пришли в хорошее настроение. Стрешнев, усадив друга на диван, присел рядом.
– Ну, расскажи, Фридрих, что за расчеты ты делаешь? Может быть, не все они нужны?
– Андрей, ну как можешь ты задавать такие вопросы? – с обидой сказал Цандер.
– Ну, ну, не сердись, Фридрих. Просто мне жаль тебя… Боюсь, как бы ты не переутомился…
Цандер смягчился.
– Ну хорошо, не сержусь… Однако, что говорить… Ты, как никто, знаешь мой проект. Все дело за расчетами, уточнениями, проверкой первых прикидок. Это требует огромных усилий… Ты скажи, видел ли Циолковского? Как он живет?
– Ничего. Теперь лучше… Был со мной на рыбалке. Сами варили уху…
– Это все хорошо, а как же с его ракетой? Думает он о ее постройке?
– Он сейчас хлопочет об издании своих трудов. Вроде бы обещали, но пока в Калуге совсем нет бумаги…
– Да, трудно приходится нашему брату, – вздохнул Цандер, – а ведь Кибальчичу было еще трудней! Ты знаешь, Андрюша, когда мне особенно тяжко, я вспоминаю Кибальчича. И это придает мне сил. Садись, пожалуйста, к столу, я познакомлю тебя с некоторыми расчетами…
6
Человек с широким плоским ящиком еле протиснулся в двери и, вытирая о рваный половичок ботинки в обмотках, спросил глухо:
– Тут, что ли?
Пришедшая с ним молодая чернявая женщина указала на дверь.
– Здесь, но уж третий день не выходит…
Человек снял фуражку, поплевав на руку, пригладил белесые ершистые волосы и, сунув фуражку в карма» выгоревшего бушлата, локтем толкнул дверь и волоком втащил ящик в комнату.
С дивана приподнялся, заросший русой бородой, худой, изможденный человек, в котором трудно было узнать Цандера.
– Кажется, Степан Иванович Дубосеков?
– Я, товарищ Цандер. Я самый, вот, получайте гостинец.
– Неужели модель межпланетного корабля?
– Она! – Дубосеков развязал веревки, отодрал крышку, прихваченную тонкими гвоздиками, и поднял на руках белую, отливающую серебром модель корабля-аэроплана.
– Вот, полюбуйтесь… Я говорил, что комар носу не подточит.
Цандер, шатаясь, поднялся, подошел, стал любовно гладить отшлифованные крылья, фюзеляж, сопло ракеты.
– Отлично! Великолепно! Никогда бы не подумал, что вы такой кудесник, Степан Иванович.
– У нас в семье первейшие мастера: и братья, и отец, и дед…
– Спасибо! Отличная модель. Как же я рассчитываться буду?
– Рассчитываться? Нет, уж это вы оставьте, товарищ Цандер. Я не для заработка – я вашу лекцию слушал… Вот полетите на Луну – возьмете меня с собой. Я ведь на разные дела мастак – и на Луне пригожусь.
Цандер ласково улыбнулся:
– Поставьте, Степан Иванович, модель вон на этот комод, а меня извините… я прилягу.
Он, нетвердо ступая, подошел к дивану, лег. На лице выступил мелкий холодный пот. Глаза глядели тускло.
– Вы, видать, заболели, товарищ Цандер?
– Нет, ничего… просто недоедаю и много работаю.
– А деньги-то есть у вас?
– Были, но недавно кончились… хотел занять у Стрешнева, а он не приходит эти дни…
– Вот тебе и раз… Этак ведь и умереть недолго, товарищ Цандер. А нам на Луну лететь…
Дубосеков хитровато подмигнул и, запустив руку в просторный карман бушлата, вытащил что-то завернутое в газету:
– Вот, держите, товарищ голодающий, – тут краюха хлеба и кусок свинины – баба из деревни привезла. Ешьте на здоровье.
– Да ведь это же ваш завтрак, Степан Иванович?
– Я не умру… Мне уже скоро домой…
Цандер нарезал сала и хлеба, стал жадно жевать.
– Вот и хорошо. Закусывайте, товарищ Цандер, а я тут в одно место слетаю. Я сейчас, быстро обернусь.
Дубосеков попятился к двери и неслышно вышел.
На заводе, в сборочном цехе, был общезаводской митинг по поводу предстоящего воскресника.
Дубосеков пробрался к красному столу президиума и что-то зашептал в ухо председателю завкома Гарембе.
Тот, выслушав, покраснел и, прервав оратора, увесистым кулачищем хватил по столу.
– Слушайте, братишки!
Все замерли.
Гаремба, распахнув бушлат, поднялся:
– Мы тут митингуем, а наш дорогой изобретатель, товарищ Цандер, создающий корабль для полета на Марс, сейчас умирает с голоду. Он третий месяц работает дома и не получает зарплаты. Это позор, позор, товарищи! Неужели мы бросим в беде своею дорогого инженера? А?
– По-мо-жем! – загудело под высокими сводами.
– Я предлагаю отчислить однодневный заработок с каждого рабочего в помощь изобретателю Цандеру.