Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза
Шрифт:
Тут Камэдзо, подойдя сбоку, ударил деревянным мечом по фонарю, который держал Коскэ. Фонарь упал на дорогу и загорелся.
— Без году неделю служишь, сволочь, — сказал Камэдзо, хватая Коскэ за грудь, — подольстился к господину, так думаешь, можешь нос задирать? И вообще ты мне не по нраву…
«Да у них здесь целая шайка!» — подумал Коскэ. Вглядевшись в темноту, он заметил еще одного, сидевшего на корточках у края дороги. И тогда он вспомнил поучение господина: когда врагов много, нельзя терять голову и лучше всего действовать лежа. Воспользовавшись неосторожностью Камэдзо, схватившего его за грудки, он вцепился забияке в бока, мигом опрокинулся на спину и правой ногой точно ударил его в пах. Камэдзо перевернулся через голову, ударился о землю и остался лежать возле дороги. Айскэ и Токидзо разом бросились на Коскэ слева, но он ловко увернулся,
— Кто там еще есть, выходи! — закричал Коскэ. — Все вассалы Иидзимы живы и готовы к бою! Но сгорел фонарь с гербом, как я оправдаюсь перед господином?
— Довольно с них, — сказал Иидзима, выступая из темноты. — Успокойся.
— Господин? — опешил Коскэ. — Зачем вы тут? Ну, конечно, вы видели, что я дрался, и теперь мне опять попадет…
— Я возвращаюсь от Аикавы, — объяснил Иидзима, — и вдруг вижу это безобразие. Ну что ж, подумал я, если этот мальчишка не справится, придется помочь ему. Хорошо хоть, что справился… Подбери обломки фонаря и иди за мной.
Когда они вернулись домой, О-Куни была удивлена и испугана второй раз. Но виду она не подала, и вечер прошел, как обычно. А на следующее утро к Иидзиме явился Гэндзиро.
— Доброе утро, дядюшка, — почтительно поздоровался он.
— Доброе утро, — благосклонно отозвался Иидзима.
— Дядюшка, — сказал Гэндзиро. — Вчера вечером у поворота дороги ваш слуга Коскэ и наш слуга Айскэ учинили драку. Айскэ приплелся домой весь избитый. Старший брат мой сильно разгневался, назвал его мерзавцем и выгнал со службы. Известно, однако, что наказание участникам драки полагается одинаковое, поэтому мы надеемся, что будет уволен и Коскэ. Ведь затевать драку из-за личных счетов — проступок для слуги непростительный. Я позволил себе доложить вам обо всем от имени старшего брата.
— Вы прекрасно сделали, — ответил Иидзима. — Но вины на Коскэ нет. Вчера вечером он с фонарем сопровождал меня по дороге домой, как вдруг у поворота на него набросились Камэдзо из дома Танаки, Токидзо из дома Фудзиты и ваш Айскэ. Они не только задержали меня, но еще и сожгли фонарь с моим гербом. Я хотел казнить мерзавцев на месте, но решил, что рубить слуг соседей было бы недостойно. А тем временем разъяренный Коскэ разогнал их своим деревянным мечом. Так что за вчерашний случай он не несет ответственности. Вы, несомненно, правильно сделали, что доложили мне об всем. Прошу и впредь докладывать, если Коскэ подаст повод для вашего недовольства. И вы совершенно правильно сделали, что уволили негодяя, посмевшего заступить мне дорогу. Держать таких слуг, разумеется, нельзя. Так и доложите вашему старшему брату. А я сейчас напишу Танаке и Фудзите, чтобы уволили Камэдзо и Токидзо…
Гэндзиро, видя, что план его провалился и Коскэ остался в доме Иидзимы, так растерялся, что удалился домой, не попрощавшись.
Глава 10
Томодзо, которому в том году исполнилось тридцать восемь лет, жил со своей женой, тридцатипятилетней О-Минэ, небогато, но благодаря Хагиваре Синдзабуро вполне сносно. Томодзо возделывал огород Хагивары, убирал его сад и двор, О-Минэ готовила Хагиваре обед, стирала на него, солила и мариновала овощи, и Хагивара относился к ним, как к родовым вассалам. Он не только не брал с них денег за жилье, но время от времени жаловал им карманные деньги и одежду со своего плеча. Надо сказать, что Томодзо был ленив и никаким ремеслом не занимался, работала одна лишь О-Минэ, просиживая над рукодельем каждый вечер до восьмой, а то и до девятой стражи.
Раз вечером О-Минэ по обыкновению сидела за своим рукодельем, а Томодзо валялся на спальной циновке за пологом от комаров и болтал ногами. Полог был дырявый и весь в узлах от веревочек, стягивавших дыры. Колокол вдали пробил четвертую стражу, мир затих, только изредка слышался звонкий плеск воды в источнике да ночной осенний ветер как-то жутко шуршал в листьях и траве, когда же порывы ветра стихали, тишина становилась еще более тоскливой и глубокой. В такой тишине хорошо слышен малейший шорох, и вот О-Минэ, к своему изумлению, услыхала, что ее муж с кем-то шепчется за пологом. Она подкралась и осторожно взглянула сквозь тень, которую фонарь отбрасывал на
— О-Минэ, — позвал из-за полога Томодзо, — пора спать, ложись.
— Дура я, дура, — сказала О-Минэ. — Работаю до четвертой, до пятой стражи. [129]
— Не ворчи, иди и ложись скорее.
— Дурой надо быть, чтобы работать так без сна…
— Идешь ты под полог или нет?
О-Минэ со злости рывком высоко подняла полог и вошла к мужу.
— Кто же так под полог входит? — закричал Томодзо. — Ты же комаров напустила полно!
129
Пятая стража— время с четырех до шести часов утра.
— Томодзо, — сказала О-Минэ, — что за женщина приходит к тебе каждый вечер?
— Не твое дело, — буркнул Томодзо.
— Может, и не мое, но я этого терпеть не буду. В самом деле, я ночей не сплю, работаю на тебя в поте лица, а тебе на все наплевать, девок сюда таскаешь… Какая там я ни на есть, постыдился бы… Мог бы прямо сказать, так, мол, и так…
— Погоди, — сказал Томодзо. — Совсем не в этом дело. Я уже давно хотел поделиться с тобой, да все боялся испугать тебя…
— Это меня-то испугать? Ну уж нет! Тебя эта дрянь, может быть, и испугала чем-нибудь, ты ей, верно, сказал, что есть у тебя жена и ты с другими девками путаться не можешь, а она тебе пригрозила отомстить или что-нибудь в этом роде… Вот дрянь бессовестная! Нагло влезла в дом к женатому мужчине и еще смеет грозить! Да пусть только попробует вытащить нож, я ей покажу!..
— Да не то это совсем, — остановил ее Томодзо. — Ладно, я расскажу, только ты не пугайся. Женщина, что сюда каждый вечер приходит, служанка одной барышни, влюбленной в господина Хагивару. И барышня эта к нему все время ходит…
— Господин Хагивара имеет на то доходы господина Хагивары, а ты куда из своей нищеты за ним тянешься? Порезвиться захотелось? Значит, ты с этой прислугой спутался?
— Говорю тебе, здесь совсем другое! Вот что было по-настоящему. Позавчера вечером, только я задремал, появляется со стороны источника женщина в летах с фонарем в виде цветка пиона и ведет за собой молоденькую барышню. Подходят они к нашему дому, а я и думаю, зачем бы это женщинам такой благородной наружности могли понадобиться такие люди, как мы с тобой. Однако старшая женщина заходит ко мне, кланяется и спрашивает: «Вы Томодзо?» Я отвечаю, что да, я, мол, Томодзо и есть. «Вассал господина Хагивары?» — спрашивает. Да, говорю, все равно что вассал. «Ну так вот, — говорит она. — Господин Хагивара очень жестоко обошелся с моей госпожой. Барышня его любит всем сердцем, и они сговорились встретиться нынче ночью, но он, видно, разлюбил ее и устроил так, что мы не можем к нему войти. Так поступают только бессердечные люди. А в дом его мы не можем войти потому, что на окошко, которое выходит на задний двор, наклеен ярлык с заклятием. И я очень прощу вас, из жалости к моей госпоже, отклейте этот ярлык, окажите любезность». Ну что ж, говорю, раз вы так просите, завтра, так и быть, сдеру вам этот ярлык. «Только не забудьте, пожалуйста», — сказала она и ушла. Но вчера я целый день копался на огороде и совсем забыл об этом деле. Вечером она опять приходит и спрашивает: «Почему же вы не отклеили?» Эх, говорю, забыл, но уж завтра сдеру непременно. Нынче утром собираюсь на огород, зашел по пути на задний двор и вижу — действительно, на маленьком окошке наклеен ярлык со святой молитвой. Как же так, думаю, никакой человек через такое узкое окошко не пролезет. И вспомнил тут я, что мне рассказывали, будто барышня эта умерла и ходит к господину Хагиваре в виде привидения. Так вот, думаю, в чем дело! Значит, ко мне два вечера подряд привидения ходили… У меня от страха даже волосы дыбом встали.