Пиппи Длинныйчулок 1-3
Шрифт:
Но тут Пиппи сбежала вниз по трапу и помчалась к Томми и Аннике. Она взяла их за руки и сказала:
– Есть еще целых десять минут.
Анника заплакала так, что сердце у нее чуть не разорвалось. Камня, который можно было бы пнуть, больше поблизости не было, и Томми с мрачным видом сжал зубы.
Вокруг них собрались все дети из этого маленького-премаленького городка. Они достали свои глиняные свистульки и засвистели прощальный марш. Но звучал он вовсе не весело, а ужасно-преужасно печально. Анника так рыдала, что едва могла устоять на ногах. И тут Томми вдруг вспомнил, что сочинил в честь Пиппи прощальные стихи.
Милая Пиппи, прощай, но только не забывай, что верные друзья ждут тебя тут.
– Надо же, как складно получилось! – воскликнула Пиппи, очень довольная. – Я выучу этот стишок наизусть и буду читать его куррекурредутам, когда мы будем сидеть по вечерам вокруг костра.
Дети теснились со всех сторон, чтобы попрощаться с Пиппи. Она подняла руку и попросила всех помолчать.
– Ребята! – сказала она. – Скоро мне придется играть только с маленькими куррекурредутами. Как мы будем веселиться, я еще пока не знаю. Может, будем кувыркаться вместе с носорогами, укрощать змей или ездить верхом на слонах, а может, качаться на качелях, привязанных к кокосовым пальмам. Уж что-нибудь интересное обязательно придумаем.
Пиппи немного помолчала, и Томми с Анникой почувствовали, что заранее ненавидят этих куррекурредутских ребятишек, с которыми теперь Пиппи будет играть.
– Но, – продолжала Пиппи, – может, настанет такой день в сезон дождей, скучный день, когда делать нечего, ну разве что бегать раздетыми под дождем да мокнуть, хотя это и приятно. И вот, когда мы в такой вот день намокнем хорошенько, то, может быть, соберемся в моей глиняной хижине. Если, конечно, она не раскиснет в кашу, ведь тогда нам придется всего лишь лепить из нее глиняные лепешки. И вот, если моя хижина не раскиснет, мы усядемся в ней, и, может быть, куррекурредутские ребятишки меня попросят: «Пиппи, расскажи что-нибудь!» И тогда я расскажу им о маленьком-премаленьком городке, который находится далеко-далеко в другой части света, и о белых детях, которые там живут. «Вы даже не можете себе представить, – скажу я, – какие прекрасные там дети: они белые, как ангелочки, с головы до пят, пятки-то у них, правда, не очень-то белые. Они здорово свистят в свистульки, а главное – они знают помножение». Правда, тогда черные куррекурредутики могут жутко расстроиться, оттого что они не знают никакого помножения. И что мне тогда с ними делать? Ну, на худой конец, разобью глиняную хижину, размочу куски, и будем печь из глины печенье, а потом зароемся в глину по самую шею. Неужто я не сумею придумать что-нибудь не хуже помножения! Ну а теперь спасибо вам всем и прощайте!
И тут дети засвистели в свистульки еще более печальный мотив.
– Пиппи, пора подниматься на борт! – крикнул капитан Длинныйчулок.
– Есть, капитан! – ответила Пиппи.
Она повернулась к Томми и Аннике и поглядела на них.
«Какие-то странные сейчас у Пиппи глаза, – подумал Томми, – вот так же мама смотрела на меня, когда я сильно-пресильно болел».
Анника съежилась, прижалась к ящику и плакала. Пиппи приподняла ее и обняла.
– Прощай, Анника, прощай, – прошептала она. – Не надо плакать!
Анника обхватила Пиппи за шею и издала жалобный звук.
– Прощай, Пиппи, – ответила она, всхлипывая.
Потом Пиппи крепко пожала руку Томми и бросилась к трапу. И тут у Томми по носу скатилась большая слеза. Он стиснул зубы, но это не помогло, за первой слезой покатилась вторая. Он взял Аннику за руку, и они стояли, глядя на Пиппи. Они видели, что она на палубе, но разглядеть как следует сквозь пелену слез не могли.
– Да здравствует Пиппи Длинныйчулок!
– Убрать трап! – скомандовал капитан.
Фридольф исполнил команду. «Попрыгунья» была готова отправиться к дальним берегам. Но тут...
– Нет, папа Эфраим! – вдруг воскликнула Пиппи. – Так дело не пойдет. Я не могу.
– Что ты не можешь? – удивился капитан.
– Я не могу, чтобы хоть кто-нибудь на всем свете плакал и горевал из-за меня. Тем более Томми с Анникой. Спускайте трап! Я остаюсь на Вилле Вверхтормашками.
Капитан Длинныйчулок с минуту молчал.
– Делай как хочешь, – сказал он наконец. – Ведь ты всегда так поступала.
Пиппи кивнула.
– Да, я всегда так поступала, – согласилась она.
На прощанье Пиппи и ее папа обнялись так крепко, что ребра у них снова затрещали. Они договорились, что капитан будет часто-часто навещать Пиппи.
– Скажи, папа Эфраим, – спросила дочка, – разве не лучше ребенку сидеть у себя дома, чем болтаться по морям и жить в глиняной хижине?
– Ты, как всегда, права, дочь моя, – согласился капитан. – Конечно, на Вилле Вверхтормашками ты сможешь жить спокойнее и соблюдать режим и порядок. А для детей режим и порядок – первое дело.
– Правильно, – обрадовалась Пиппи, – для детей лучше всего жить по заведенному порядку. Но только лучше, чтобы порядок завели они сами.
И вот Пиппи попрощалась с матросами и в последний раз обняла папу Эфраима. Потом она сильными руками подняла лошадь и снесла ее вниз по трапу. «Попрыгунья» подняла якорь. Но в последний момент капитан Длинныйчулок вспомнил, что забыл что-то очень важное.
– Пиппи! – закричал он. – Тебе, поди, надо оставить еще хоть немного золотых монет.
И он бросил с палубы корабля еще один чемодан с золотыми монетами. Но, к сожалению, корабль успел уже отойти довольно далеко от берега. Плюх! И чемодан упал в воду. Толпа на берегу только ахнула. Но тут снова послышалось – плюх! Это нырнула Пиппи. Мгновение спустя она вынырнула, держа чемодан в зубах. Она вскарабкалась на причал, стряхнула водоросли с уха и сказала:
– Ха! Теперь я снова богата, как тролль!
Томми и Анника еще не успели понять, что случилось. Они стояли разинув рты и таращили глаза то на Пиппи, то на лошадь и господина Нильссона и чемодан, то на «Попрыгунью», которая на всех парусах уходила в открытое море.
– А ты... ты не на корабле? – неуверенно спросил под конец Томми.
– Угадай с трех раз! – ответила Пиппи, выжимая намокшие косички.
Она посадила на лошадь Томми, Аннику и господина Нильссона, взвалила на нее чемодан и запрыгнула сама.
– Назад на Виллу Вверхтормашками! – крикнула она звонко.
Тут наконец до Томми и Анники дошло, что случилось. Томми был до того рад, что запел свою любимую песню:
Вот шведы шагают и трубы гремят...
Анника плакала так долго, что сразу ей было не остановиться. Она продолжала всхлипывать. Но теперь это были счастливые всхлипывания, которые скоро прекратились. Пиппи обхватила ее крепкими руками, и Анника чувствовала себя в полной безопасности. Ах, как все было замечательно!