Пиппи Длинныйчулок садится на корабль
Шрифт:
— Давай пиши, у тебя лучше получается.
— Ну а что писать-то? — спросил Томми.
— Погоди, — задумалась Пиппи. — Пиши так: «Мы погибаем, помогите! Пропадаем на этом острове без нюхательного табачка целых два дня».
— Нет, Пиппи, так нельзя писать, — возмутился Томми. — Ведь это неправда. Не можем же мы писать — «без табачка».
— Ах неправда? А у тебя есть табак?
— Нет, у нас его и правда нет, но ведь он нам не нужен.
— Так вот я и хочу, чтобы ты написал «без нюхательного табачка целых два дня», — настаивала
— Но если мы это напишем, люди подумают, что мы нюхаем табак, уж это точно, — упрямился Томми.
— Послушай, Томми, скажи-ка мне, кто чаще сидит без табака — тот, кто нюхает его, или кто не нюхает?
— Ясное дело, тот, кто не нюхает, — ответил Томми.
— Ну тогда о чем спорить? Пиши как я говорю.
И Томми написал: «Мы погибаем, помогите! Пропадаем на этом острове без нюхательного табачка целых два дня».
Пиппи взяла бумажку, запихала ее в бутылку, закупорила бутылку пробкой и бросила в воду.
— Скоро сюда явятся нас спасать, — сказала она.
Бутылка проплыла немножко и застряла у корней ольхи возле самого берега.
— Надо швырнуть ее подальше, — предложил Томми.
— Чепуха! — возмутилась Пиппи. — Если бутылка уплывет далеко, наши спасители не будут знать, где мы находимся. А если она будет лежать здесь, мы сможем покричать им, когда они ее найдут. И они нас быстренько отыщут. — Пиппи уселась на берегу. — Лучше всего не сводить глаз с бутылки, — сказала она.
Томми и Анника сели рядом. Через десять минут Пиппи сказала нетерпеливо:
— Может, они думают, что нам делать нечего, кроме как сидеть и ждать, когда нас спасут? Куда они все подевались?
— Кто «они»? — спросила Анника.
— Те, кто будет нас спасать, — ответила Пиппи. — Вот халтурщики бессовестные! И как им не стыдно, ведь дело касается человеческой жизни!
Аннике стало казаться, что они в самом деле погибнут на этом острове. Но вдруг Пиппи подняла указательный палец вверх и крикнула:
— Ну и дела! До чего же я рассеянная! И как же я могла про это забыть?
— Про что ты забыла? — спросил Томми.
— Про лодку. Я же ее вытащила на берег. Вчера, когда вы храпели.
— А зачем ты это сделала? — спросил Томми с упреком.
— Я боялась, что она промокнет.
В одну минуту она притащила лодку, надежно спрятанную под елью. Пиппи столкнула ее в воду и угрюмо сказала:
— Вот им, пусть являются! Напрасно теперь они приедут спасать нас. Мы сами спасемся. Так им и надо. В другой раз будут поторапливаться.
— Хоть бы мы только успели домой раньше мамы с папой, — сказала Анника, когда они сидели в лодке и Пиппи, мощно ударяя веслами, гребла к берегу. — А то мама будет ужасно волноваться!
— Не думаю, — ответила Пиппи.
Но супруги Сёттергрен успели приехать домой на полчаса раньше детей. Ни Томми, ни Анники нигде не было видно. Но в почтовом ящике лежала бумажка, а на ней было написано: «Ни верьте пажалста што ваши дети умерли или исчезли вовси нет только, нимножка потерпели карабликрушение и скора вирнуца дамой. В этом клинусь с приветом Пиппи».
Пиппи встречает дорогого гостя
Летним вечером сидели Пиппи, Томми и Анника у Пиппи на веранде и ели землянику, которую они собрали утром. Был такой прекрасный вечер с ароматом цветов, щебетанием птиц и… да, и с земляникой. Стояла тишина. Дети ели и почти не болтали. Томми и Анника думали о том, как замечательно, что сейчас лето и в школу еще не скоро. О чем думала Пиппи, лучше не догадываться.
— Пиппи, вот ты прожила на Вилле Вверхтормашками уже целый год, — сказала Анника и обняла подругу.
— Да, время идет и становишься старой, — ответила Пиппи. — В конце осени мне стукнет десять, значит, лучшее время позади.
— А ты думаешь жить здесь всегда? — спросил Томми. — Ну, до того, когда вырастешь и станешь морской разбойницей?
— Откуда мне знать. Я думаю, не навсегда же мой папа останется на негритянском острове. Как только он построит новый корабль, обязательно приедет за мной.
Томми и Анника вздохнули.
Вдруг Пиппи, сидевшая на ступеньке веранды, резко выпрямилась.
— Глядите, да вот и он сам! — воскликнула она и показала на калитку.
Она промчалась по дорожке в три прыжка.
Томми и Анника несмело пошли за ней и увидели, как она бросилась на шею здоровенному толстяку с рыжими щетинистыми усами, на котором были синие матросские брюки.
— Папа Эфраим! — закричала Пиппи, повиснув у него на шее, и так сильно заболтала ногами, что ее большие туфли свалились на землю. — Папа Эфраим, как ты вырос!
— Пиппилотта Виктуалия Рульгардина Крусмюнта Эфраимсдоттер Длинныйчулок, мое любимое дитя! Я только что сам хотел сказать, как ты выросла.
— Я это поняла, — ответила Пиппи. — Поэтому и поторопилась сказать это первая, ха-ха!
— Малышка моя, ты такая же сильная?
— Еще сильнее. Давай поборемся?
— Так держать! — ответил папа Эфраим.
В саду стоял стол. Пиппи и ее папа сели, чтобы помериться силой, а Томми и Анника смотрели на них. Только один человек на свете был такой же сильный, как Пиппи, — ее папа. Они сели друг против друга и, сцепившись ладонями, стали давить — кто кого поборет. Под конец рука капитана Длинныйчулок все же слегка задрожала, и Пиппи сказала:
— Когда мне исполнится десять, я поборю тебя, папа.
И папа Эфраим был с ней согласен.
— Ой, надо же! Я забыла вас познакомить. Это Томми и Анника, а это мой папа — капитан Длинныйчулок. Ведь ты негритянский король, верно, папа?
— Совершенно верно, — ответил капитан Длинныйчулок, — я король куррекурредутских негров, на острове, который называется Куррекурредут. После того как меня сдуло ветром с корабля в море, я выплыл на берег этого острова. Ты ведь помнишь этот случай?