Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

Быстролетов Дмитрий Александрович

— Значит, мы вдвоем должны провернуть все дело и под парусами зимой пересечь Черное море?!

— Ну?!

— Если нас не убьют и если я сумею правильно проложить курс на Севастополь, то дня через четыре мы будем там.

И Женька с видом лихого моряка сплюнул за борт. В романах люди в таких случаях обнимаются или крепко жмут друг другу руки, а зачастую пользуются подобным случаем для политической, идейно насыщенной речи. Но у них все обошлось проще: заговорщики стали потихоньку предлагать свой план каждому матросу отдельно, чтобы другие не знали. Не сговариваясь и не моргнув глазом, все единодушно внесли встречное деловое предложение: трех эстонцев выбросить за борт, название, порт приписки и номер стереть с кормы, все документы уничтожить вместе с флагом, а судно

продать кемалистам. Мотор новенький, за судно с мбтором дадут тысяч шесть лир, значит, на каждого придется не меньше тысячи наличными. В Константинополе надо заявить, что судно пошло ко дну, и представить в морской суд иск хозяевам за якобы потонувшие личные вещи.

— Придется все брать в свои руки, — прошептал Женька, когда обед сварился и он забежал к Андрею в камбуз снять пробу.

План действий был составлен в три минуты.

Капитан, как всегда, вышел перед обедом «подышать чистым воздухом», то есть постоять в туче брызг и, обозревая безрадостный горизонт, пососать ядовитую трубочку. Андрюшка принес ему в каюту холодную закуску — маслины и рюмку крепкой дузики, анисовой водки, которую на востоке доливают водой, отчего она становится белой, как молоко, и заедают маслинами; попутно он стянул из стола заряженный браунинг и отдал его Женьке. Подал капитану мыло, тазик и полотенце, усадил за железный столик и принес объемистую миску горячего супа и ложку. Потом они вдвоем — Андрей с ломом, Женька с браунингом — распахнули дверцу каюты и дружно заорали:

— Руки вверх!

Капитан спокойно поднял на них белесые глаза.

— Цто? Вы закрывайт дверь с той сторона. Когда я обе-довайт, то не разговаривают. Васе дело мозет подоздать.

И он начал хлебать суп. Заговорщики опешили.

— Вы арестованы! На судне политический переворот! Поняли?

— Ну и цто?

И капитан продолжал невозмутимо хлебать суп.

— Да вы слышите?! Вы арестованы!

— Ну и цто? Англицане вас будут весить. Кок, давайте рагу и компот!

Женька и Андрюшка вышли. Андрюшка принес рагу и компот. Потом оба постучали в дверцу и вошли опять. Сняли колпаки и, вежливо приставив капитану к груди лом и пистолет, растолковали, что судно ложится на норд-норд-вест и идет к большевикам в Севастополь.

— Ну и цто? — хладнокровно ответил эстонец. Не спеша допил компот и откинулся на койке. — Боцман, вы отвецайт за судно. И за курс. Карты здесь и секстан тозе. Я отдыхайт!

Он улегся, прикрылся бушлатом, повернулся лицом к переборке, за которой журчала вода, и засопел.

Узнав об успехе социальной революции и о переходе власти в руки трудящихся, хмурые эстонцы Мартин и Август переглянулись, застопорили мотор и сообщили, что он вышел из строя. Оба тоже легли на койки и заснули. Матросы палубной команды, узнав о свободе, сначала затеяли жестокую драку, а потом сообразили, что раз начальства нет, то работать не надо, а потому откупорили ведерный бидон спирта, вскипятили ведро крепчайшего и сладчайшего чая, благо трюм был наполнен армейскими банками с чаем и сахаром, и затеяли пир. Стоять на вахте все трое наотрез отказались. Для теплоты они закрыли люк кубрика, и скоро оттуда, как из-под воды, понеслись невероятные звуки объединенной греко-татаро-турецкой песни. В гальюн заговорщики пропускали их по одному, под дулом пистолета. Палуба опустела, Андрюшка и Женька вдвоем остались лицом к лицу со свободой.

Когда Христа-грек, выхлестав треть ведра спирта с чаем, на четвереньках выполз наверх к борту, Андрюшка стоял у штурвала, а Женька закрыл люк и кубрик, запер его и выразительно, так сказать в лицах, показал, как вчера он, грек Христа, когда кемалисты принялись его вешать и уже надели ему на шею петлю, побелел, шлепнулся на колени и зарыдал, вымаливая жизнь, и как он, боцман, отбил своего матроса, доказав туркам, что русские греки прибыли в Россию до рождения Магомета и вовсе не являются греками и очень любят турок. Стоя на коленях с текущими по щекам слезами, Христа даже начал сипло тянуть какие-то суры из корана, а Женька, как фокусник, тыкал в него пальцем и торжествующе повторял:

— Ну, как? Ясно?!

Турки оказались простаками. Они смутились и развязали петлю, а теперь Христа уже забыл добро?!

Христа молча умылся, надел бушлат, непромокайку и колпак и вместе с Андрюшкой и Женькой поднял паруса. Судно легло на курс, благо ветер был ровный, южный, как раз такой, как надо. Лица трех эстонцев вытянулись за стеклами иллюминаторов, пьянчуги мертвецки стали, а трое отважных, почти не отдыхая, повели судно к советским берегам наискосок через Черное море.

Воздух похолодал. По черным волнам пополз молочный туман. Выбиваясь из сил, три человека по очереди несли вахту, готовили пищу и били в колокол.

На третьи сутки туман рассеялся. Где-то недалеко, на низком берегу, светились огоньки. Судно вошло на небольшой рейд и отдало якорь. И мгновенно все трое уснули.

Их разбудил громкий топот ног на палубе. Грохнула крышка люка, в лица уткнулись черные дула винтовок. Веселый голос заорал по-русски:

— Сдавайтесь, белые гады!

Переход кончился: все удалось как нельзя лучше!

Глава 5

Бидоны разрублены топором и поставлены рядом с бочкой питьевой воды, которую бойцы мигом доставили с берега. Каждый красноармеец по очереди черпает полкружки спирта и полкружки воды, пьет, крякает, утирает рукавом старенькой шинели колючие усы и малиновый от холода нос и степенно отходит в сторону. А тем временем писарь штаба Железной латышской дивизии отстукивает благодарность командования Женьке и Андрюшке за привод в Евпаторию из-за границы исправного и очень нужного судна и за передачу трудовому народу столь ценного груза — чая и сахара. Довольны все, даже капитан Казе: его хотели расстрелять, но боцман, ставший теперь комиссаром судна, и Андрюшка — председатель судового комитета, отстояли старика, и впоследствии это сыграло в их жизни большую роль. А пока перевели судно в Севастополь.

Зима началась по тем местам лютая. Город замер. По опустевшим улицам ветер мел сухой снег, да бродили рослые дяди в барских шубах и с чубами навыпуск. Из карманов у них торчали рукоятки маузеров: это махновцы срочно помирились с победителями, чтобы вовремя поспеть к дележу добычи. Но их приняли холодно, грабеж не состоялся, и махновцы исчезли. Начался голод, недостаток в пище отчасти восполнялся концертами, которыми руководил Собинов. Слушатели сидели в шинелях и шапках. Голодные, скрюченные от холода артисты еле шевелились на сцене. Вместо стареньких билетерш у дверей стояли вооруженные до зубов матросы. Все это было необыкновенно, и виденное откладывалось в памяти без осмысливания: думать было некогда. Но позже, когда в Праге Андрюшка превратился в Андрея Александровича, память выдала ему ценнейшие документы пережитого, а опыт помог их осмыслить и понять.

Покидая Крым, белые увели с собой все суда, державшиеся на плаву, а те, что не смогли увести, — взорвали. «Эг-лон» оказался первым и пока единственным судном, способным выполнять приказы, и потому был взят в распоряжение ЧК. Команде объявили о задании большой политической важности, щедро снабдили трофейным горючим и отправили в Одессу с группой начальников-чекистов. Подняв алый флаг, «Эглон» первым проложил морской путь между освобожденным Севастополем и Одессой. Так неожиданно для себя в конце ноября 1920 года Андрей Манин поступил на работу в органы государственной безопасности.

По прибытии командиру (Женьке) и председателю судового комитета (Андрюшке) изложили сущность задания: в Одессе принять на борт чекистов, двух мужчин и двух женщин, привести судно в образцовое состояние в отношении мореходности, затем вернуться в Севастополь с указанными четырьмя товарищами и принять на борт чрезвычайно важный груз — чемоданчик с драгоценностями. В срочном порядке людей и груз доставить ночью к болгарскому побережью близ Варны, согласно точным указаниям, и сдать их болгарам, которые прибудут с берега на шлюпке. После чего вернуться в Севастополь и ждать новых указаний. Если же шхуна нарвется на пограничную службу, следует объяснить, что судно было задержано кемалистами, от которых удалось спастись бегством.