Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 3
Шрифт:
— Телеграмма!
В этом — выход? Да. Моё место не здесь, среди слабых, а между сильными, и мир в душе создаёт не подлая власть над обездоленными людьми, а борьба за их место под солнцем… Борьба, которая снова вернёт мне бодрость и желание жить!
Вещи упакованы. Пять носильщиков сидят на корточках в ожидании. Капрал отдаёт последние распоряжения.
«Ра!» — подражая ему, мысленно командую я, улыбаюсь и насвистываю марш.
Расставание будет коротким и суровым — так лучше. Я нарочно послал Люонгу
Вот и Люонга. Она идет медленно, неся на голове тяжёлый узел. Завидя меня издали, улыбается. Подходит, бережно — ведь это моё бельё — кладёт узел на ступени веранды и поднимает ясные, доверчивые глаза.
— Я уезжаю! Видишь — всё упаковано? Так нужно, — я трясу в воздухе телеграммой. — Понимаешь?
Быстро пробежав по упакованным вещам, чистый взгляд поднимается ко мне снова. Она кивает головой.
— Пришло время расстаться. Я уезжаю далеко и навсегда, — указываю рукой на себя, потом куда-то вдаль.
Неожиданно личико Люонги расплывается в улыбку, она бьёт в ладоши, поворачивается и быстро убегает в деревню.
Я ожидал тяжёлой сцены с плачем и воплями, но теперь — странно! — чувствую глухое раздражение. Как легко примирилась она с моим отъездом! Ещё и засмеялась, дрянь… А впрочем, что же — всё-таки дикарка!
Мне становится досадно: я приготовил целую корзину подарков — и вдруг такой оборот… Потом делается стыдно своей мелочности. Она — ребёнок и дикарка, но я — ни то, ни другое. Я открываю чемоданы и щедро добавляю в корзинку — пусть забавляется!.. Может быть, и вспомнит обо мне…
Но пора. Падают лошадь. Я сажусь в седло. Вещи взвалены на головы. Капрал поднимает трость.
Легкие шаги. Оборачиваюсь — Люонга. На ней простая повязка вокруг бедер. На плече она держит палочку, к которой привязан узелок с её имуществом. Сквозь ткань я узнаю подаренные мною бутылочки и коробочки.
Едва переводя дыхание, она подбегает, берётся за стремя ручкой и улыбкой даёт понять, что она готова следовать за мужем в дальний путь.
Пауза. Слезаю с коня.
— Капрал, корзину!
Люонга радостно хватает корзину, но она тяжела, и девочка смотрит на меня вопросительно. Я указываю на себя и лес вдали, потом на корзину, на неё и деревню. Тогда Люонга, наконец, понимает. Золотистое свежее личико делается серым и мёртвым. Боже, какое смятение в больших глазах, какой ужас!
Согласно предварительным указаниям, капрал делает шаг вперёд. Он знает свою роль. Хриплым казённым лаем он сообщает Люонге, что белый господин всё устроил, что для неё оставлены большие деньги, на которые…
— Уйди, капрал, я сам.
Я хочу взять Люонгу за плечи и сказать ей в утешение, что-нибудь нежное. Молча она ставит корзину к моим ногам, кланяется, берёт палочку и узелочек и скрывается за хижиной.
Ну, что же… Может быть, так и лучше…
Я сажусь на коня. Носильщики снова взваливают вещи на головы. Вопросительный взгляд капрала. Нет, я не могу.
— Немедленно найти Люонгу, капрал! Послать всех слуг! Живо!
Вечер надвигается. Я один на площади. Стою у коня с сигаретой в зубах.
— Нет Люонги… Нигде нет! — капрал и слуги разводят руками.
У меня дрожат колени.
— Не возвращайтесь без неё! Марш!
Снова один. Чтобы не ждать у хижины, я иду вперёд, не думая куда. Да и не всё ли равно.
Роскошная нега, влажная, жаркая, расслабляющая. Я вздрагиваю, останавливаюсь. Круглая поляна, высокий лес вокруг, точно чаша, до краев наполненная таинственной синевой. Невидимые цветы струят волнующий и сладостный аромат.
«Танцовщицы… Здесь… Да, всё это было…»
Я стою, придавленный воспоминаниями. И слышу: где-то близко в траве тихий плач. Делаю шаг и чувствую что-то под ногами. Поднимаю. Палочка. Узелок. Знакомые, ненужные мне бутылочки и коробочки.
Молча я возвращаюсь, молча сажусь в седло. Движением руки обрываю робкие объяснения носильщиков.
Караван выстраивается. Капрал командует:
— Ра!
И, уронив голову на грудь, я трогаю коня плетью.
Идут дни… Недели…. Месяцы.
Осень. Ночь. Жёлтые фонари мигают над мокрым асфальтом, чёрная толпа плывет мимо — из тумана в туман. Низко надвинув шляпу, подняв воротник, я иду по скользкому тротуару.
Одна длинная улица. Угол. И снова улица без конца, ряды фонарей, люди. Вся неустроенность, всё одиночество моей жизни теперь встают передо мной в ужасающей наготе. Усилия… Жертвы… Иллюзии…
Жизнь примерного и тихого человека, которому полицейский на углу нужен для самоуспокоения, как калеке костыль для уверенности в своих силах.
Жизнь слабовольного труса, не сумевшего встать на защиту чужой свободы… Сдавшегося трудностям без боя и познавшего горечь презрения к себе за поспешно поднятые кверху малосильные белые руки…
Сгорбившись под холодным дождём, я бреду через ночь, МЫСЛИ мои далеко. Как мне нужно тепло… Как я ищу его… И неожиданно вспоминаю пустую комнату. Висит карта. По стенам и потолку бегают ящерицы. У капитана — очередной приступ лихорадки. Он лежит в изнеможении, но глаза его горят, они пронизывают меня насквозь.
— «Африка без вас»… Почему это «вы», и кто это «мы»? Вам довелось попасть в уголок земного рая, и вы его загадили. Слышите? Вы, не я. Вы погубили Ассаи… Погибнет и Люонга. Потому что нет вас и нас, пока что существуем мы все вместе, и в себе самом вы принесли в деревню меня и форт, а в форте всегда незримо присутствуете вы, как бы вы ни желали улизнуть от ответственности и как бы ни умывали руки.