Пир Джона Сатурналла
Шрифт:
Надежда на скорое возвращение в теплую заднюю каморку «Ночного пса» таяла с каждым шагом Джошевых лошадей. Зря, ох зря он покинул Саутон. Не торчал бы сейчас под дождем на мосту в самом начале долины Бакленд, мокрый до нитки и со стертыми ногами. Внезапно Бен подхватил мешок за лямки и перекинул за плечо.
— Стой! — крикнул он сквозь дождь и, спотыкаясь, зашагал по мосту.
Джошуа Пейлвик повернулся с непроницаемым лицом.
— Я не знаю дороги, — признался Бен.
— Я так и понял.
— В первый раз здесь.
Старший мужчина смерил Бена взглядом. И тотчас же у Бена возникло ощущение, будто
— Я тебя еще из деревни приметил, — сказал он. — Думал, поджидаешь тут попутную повозку из Саутона. Ты ведь оттуда, верно?
Бен ответил утвердительно.
— Ладно, пойдем вместе, коли хочешь. Посмотрим, удастся ли нам поладить.
Бен горячо закивал, а новый знакомец через плечо оглянулся на мальчика:
— Этого надо доставить в усадьбу, как и твою посылку. Будешь присматривать за ним вместо меня, идет?
Они оба обернулись. Привязанный к седлу мальчишка смотрел назад, вывернув шею. Бен Мартин проследил за его взглядом, скользнув глазами по густо заросшему уступчатому склону над деревней, до черной стены деревьев на самом верху.
— Там его и поймали, — промолвил Джош. — В лесу Баклы.
Они опрометью выскочили из хижины и бросились через темный луг. У Джона бешено колотилось сердце, живот крутило от страха. Мать бежала рядом, в одной руке она тащила увесистую суму, другой держала его за запястье. Высокая трава хлестала по ногам, пока они неслись к спасительному склону. Пение толпы позади становилось все громче, все резче.
Мед и гроздья винограда! Сладкое вино! Ведьма, выходи и выпей С нами заодно!Теплый ночной воздух отдавал маслянистым дымом горелого жира. Грохот котлов и сковородок смешивался с воплями селян. Мать стиснула руку Джона сильнее, увлекая за собой. Он слышал, как громоздкая сума бьется об ее колени и как дыхание скрежещет у нее в горле. У него самого сердце так и выпрыгивало из груди. Достигнув края луга, они начали лихорадочно карабкаться по первому крутому откосу.
Склон был изрезан длинными узкими террасами. Они с матерью карабкались, потом бежали, потом снова карабкались. Рев толпы катился за ними волнами, то нарастая, то спадая. С каждым шагом страх Джона понемногу убывал. Уже скоро они шли между призрачными зарослями дрока и кустарника, и в ночном воздухе разливались терпкие травяные ароматы. Джон посмотрел вверх. Там смутно чернел лес Баклы.
Жители деревни туда не совались. Говорили, в давние времена старая Бакла околдовала всю долину своим пиром. И только когда святой Клодок пришел и порубил ее буковые столы в щепки, ведьмины чары разрушились. С тех пор раз в год крестьяне устраивали для нее пир. Задабривали, чтоб не чинила вреда.
Сегодня был как раз такой день.
Мать быстро шагала вперед, уверенно выбирая путь по узким ущельям и расселинам. В суме она несла книгу, которую схватила с полки над очагом, уже выбегая из хижины. Джон торопился за ней, на
Джон никогда еще не поднимался так высоко. За шипастыми зарослями высились сумрачные деревья леса Баклы. Было слышно, как раскачиваются тяжелые кроны каштанов и тысячи листьев переговариваются шелестящим шепотом. Издалека донеслась песня толпы:
Кура жирная с насеста! Утка со двора! Ведьма, выходи скорее! Есть пирог пора!— Это всё эль. — Матушка взглянула во встревоженное лицо Джона. — Как осушают бочку, так давай развлекаться на обычный лад.
Джон помнил и другие разы: орущие багровые рожи, свирепые хмельные мужики, остервенело лающие псы и сам он, испуганно цепляющийся за материну юбку. Раньше она всегда давала им отпор. Но сегодня они вопили песню с особенным ожесточением.
— Они от Марпота пришли, — сказал мальчик.
— Разве?
Он удивленно покосился на мать. Ведь она не хуже его знает. Они собрались в доме церковного старосты, чтобы помолиться о душе маленькой Мэри Старлинг. А потом всем скопом отправились к ним на луг. Теперь они окружали их хижину и орали:
Карп и щука из запруды! Угорь из реки! Ведьма, выходи живее…Из моря огненно-красных лиц вынырнул человек в черном, с горящим факелом в руке и забрался на соломенную крышу. Джон услышал, как у матери перехватило дыхание, словно она сейчас опять зайдется кашлем. Мужчина принялся размахивать факелом, и толпа взревела пуще прежнего. Матушка ахнула, порывисто прижимая ладонь к губам, и прошептала:
— Нет… Они не посмеют.
С каждым следующим взмахом факел опускался все ближе к сухой соломе. А ведь в хижине все наше имущество, подумал Джон. Тюфяки, сундук, матушкины котелки, бутылки и кувшины… Потом Джон заметил на краю толпы копну седых волос и подергал мать за юбку:
— Смотри, ма! Старый Хоули!
Облегчение нахлынуло на него, когда священник решительно протолкнулся в самую гущу народа. С высоты было видно, как он размахивает руками, раздавая тычки и тумаки всем вокруг. Мужчина с факелом спрыгнул с крыши. Воющая толпа отхлынула от хижины. Факельные огни один за другим поплыли прочь.
— Теперь будут знать! — выпалил Джон.
— Ой ли? — с сомнением пробормотала мать.
Она опустила суму с книгой на землю и погладила Джона по голове, распутывая пальцами густые черные кудри. Он посмотрел вверх, на темную стену деревьев, и медленно втянул ноздрями воздух, различая в нем запахи дикого чеснока, перегноя, лисьего логова и еще какой-то тонкий сладковатый аромат. Фруктовые деревья цветут, что ли? — подумал он. Потом маленькая загадка померкла перед большой. В аромате цветения прятался еще один диковинный запах, сладкий и смолистый одновременно. Лилии, решил мальчик, глубже втягивая носом воздух. Лилии и смола.