Пир на заре
Шрифт:
Тишина.
В такие ночи рожь заливает землю диким запахом спелости.
Словно деревенским пивом плеснул кто в хлеба.
В такие ночи у девушек не видно зрачков, и до самого утра глаза их кажутся печальными и дикими. Зато сыпучие искры вспыхивают в распущенных волосах, если коснуться их сухими губами, да от волос душно пахнет нагнетённым зноем несбывшейся грозы.
ДОЖДИ
Ночью дождь приходит неслышно. Он одевает стены, крыши, огороды дремотным влажным шелестом. Сквозь раскрытые окна доносится мокрый запах смородины, и капли то и дело падают на стекло давно давно потушенной
Утренний дождь всегда бывает неожиданным. Его никто не ждёт, даже если долго стояла жара. Он приходит с грозой откуда-то из-за леса. Его несёт длинная ровная и удивительно чёрная туча. Птицы с самого рассвета не поют, и какая-то странная тишина открывается с пробуждением на дворе. Утренние грозы страшны. Жестокие редкие молнии бьют сокрушительно, и долго после каждой из них ходит по оврагам гул. В сёлах боятся такой грозы, веря, что не человека, так лошадь или корову такая гроза приметит. Вслед за ливнем приходит резкий холод, и окна изнутри густо потеют.
В полдень гроза собирается медленно. Уже часов с десяти белые высокие облака начинают рдеть по горизонту и чуть приметно парит. То здесь, то там почти неслышно вдали прокатывается гром. Цветы тяжелеют, аромат их становится душным, и клонит ко сну. Косари на лугах не притрагиваются к похлёбке, уходят на ключ и короткими глотками долго пьют из пригоршней острую ледяную воду. За полдень мглистая лиловая туча прорастает сквозь всё небо. Она прячет солнце, мгновенно чернеет и ослепительно сияет по краям. Из-за верхнего оплавленного её края в чистое небо веером поднимаются длинные голубые лучи. Это похоже на полярное сияние. Парень гонит по дороге грузовик и всё смотрит, смотрит в небо, забыв про баранку. Собака сидит посреди двора и беспокойно ёрзает, как перед затмением. Деревни, просёлки, полевые станы, звериные водопои охватывает ожидание. Но такая туча, как правило, идёт стороной. Ударит три-четыре тёплых капли в лопухи, в крышу, в затылок, и дело к вечеру, а слышно только, как шумит мглистый ливень по дальним лесам.
Вечерами дожди идут низко, ровными длинными косами, просвеченные садящимся солнцем и алые при его свете. Теперь только к полночи пробьются в небе звёзды, и прохладно засверкают в их мерцании мокрые травы и рощи.
Дожди поздней осени снимают с деревьев листву: сначала с клёна, потом с осины, с липы, с берёзы, и только корявая дубовая листва до самых заморозков гремит и бьётся на ветрах. После таких дождей приходит мороз, и обледеневшие пронзительно яркие мухоморы стоят, словно вылитые из чистейшего стекла, прозрачные и такие живучие. Рябины тоже обледенели, и звенят на ветру, и хрустят на зубах.
Но всех реже и всех необыкновенней так называемый слепой дождь. Он случается перед концом дня, когда небольшая туча — над головой, а солнце вдали, уже спешит к горизонту. Капли и струи налиты светом и каким-то счастливым сиянием. Словно и самому дождю радостно оттого, что он пришёл без мглы, а такой весёлый. Похоже, что крупные лёгкие звёзды густо осыпают хутора.
Почему-то люди издавна страшатся такого дождя. Они
Я люблю, когда в тёплые лужи летят эти полные золота капли; когда лужи пузырятся, а по лужам расходятся фиолетовые частые круги; и когда дети носятся по этим добрым лужам и пляшут, и подолы у девочек забрызганы солнечной грязью, а мальчишки хлещут по воде хворостинами и распевают какие-то первопопавшиеся припевки.
Матери смотрят на них из окон или с крыльца и так, ради приличия, окликивают и бранят.
НА СЕНОКОСЕ
Обед. Скипятили бабы чай с мёдом. Пьём. И трудно разобраться, то ли чай сеном пахнет, то ли сено пахнет мёдом.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
За неделю до свадьбы бросила Павла Лёньку и ушла из лестранхоза с Кондратом Верстой, нанявшись косить травы в дальний колхоз. К вечеру того же дня голубые Лёнькины глаза потемнели от водки. Возвращаясь по бревенчатой дороге в лестранхоз, Лёнька так гнал машину, что брёвна визжали, раскатываясь по закаменевшей от зноя земле. Не убавив скорости на повороте, он сбил девочку с лукошком черники.
На дальних лугах, потонувших в малиновой пене кипрея, застала Павлу весть о том, что Лёньку посадили.
Павла перестала косить. Прошла к шалашу. Бережно положила косу в траву и надела сапоги.
Всё до словечка слышавший Кондрат швырнул свою косу в сторону так, что она вполнеба блеснула лезвием, обернулся и молча смотрел вслед уходившей.
Наша деревенька лежала на её пути. На следующий день Павла и зашла к соседке напиться. Глаза у Павлы были такие же голубые, как и у Лёньки; щуря белые длинные ресницы, она спросила:
— Лёнька-то, поди, уж в Костроме?
— Третьего дня увезли, — ответила соседка, помолчала и спросила: — Кондрата куда же дела?
— Косит, сатана.
Павла села на землю, сняла сапоги, склонила голову, развязала косынку и уронила на колени облако белых искрящихся волос.
— Чего же ты теперь за ним идёшь, или раньше не разглядела? — спросила соседка жёстко.
Павла собрала волосы, повязала косынку, встала и, не глядя, ответила:
— Тюрьма не могила, было бы кому ждать, так выдюжит.
Она сняла пояс, связала сапоги, перекинула их через плечо и ушла не попрощавшись.
БАБЬЕ ЛЕТО
Весь день паук ткал в травах. К вечеру между высокими листьями травы уже колыхался густой клубок, висящий на длинных крепких растяжках.
С рассветом пришла в паутину роса. С восходом установился в паутине луч света, и тонкие, туго натянутые нити засверкали. Покачиваемые ветром, они то светились голубизной, то наливались белым блеском, то летучим багряным инеем. Они сплетались в светящиеся веерные перекрытия, в стрельчатые готические своды, ажурные шпили, аркады! Этот маленький клубок переливающегося света был похож на все дворцы прошлого одновременно.
Это было так удивительно, что сам паук изумлённо припал к земле да так и глядел со стороны, пока не ушла роса.