Пирамиды Наполеона
Шрифт:
Я сам удивился, какую радость доставила мне встреча с Астизой. Возможно, такая острота чувств объяснялась последними треволнениями, связанными с выживанием в очередном ужасном сражении и с исчезновением Тальма, или удручающей оценкой нашего положения в Египте, сделанной французским сержантом, или прибытием в Каир Силано и недовольством Бонапарта моими скромными изыскательскими успехами. Так или иначе, но я чувствовал себя страшно одиноким. Ведь я был всего лишь заезжим американцем, заброшенным судьбой в иностранную армию и в более чем чужеземную страну! Что же притягивало меня в этой женщине — пока весьма сдержанной на проявление чувств, ставшей моей спутницей и, как я втайне надеялся, моей подругой? Ее прошлое по-прежнему оставалось столь загадочным, что я невольно задался вопросом: а знаю ли я хоть что-нибудь о ней наверняка? Во время нашей встречи я выискивал в ее лице признаки скрытых чувств, но она, казалось, искренне радовалась тому, что я вернулся с побережья целым и невредимым. Им с Енохом не терпелось услышать рассказ очевидца, поскольку Каир сейчас стал настоящим рассадником слухов. Если у меня и имелись сомнения в ее сообразительности, то они совершенно рассеялись, когда я услышал, как хорошо девушка продвинулась в освоении французского языка.
Енох и Ашраф не получали никаких известий от Тальма, но зато многое узнали о Силано. Он прибыл в Каир со своей свитой, тут же связался с французскими офицерами, состоявшими в масонском братстве, и навестил египетских мистиков и магов. Бонапарт выделил ему шикарные апартаменты в доме очередного мамелюкского бея, где его и днем и ночью тайно посещает множество странных личностей. Также ходили слухи, что он расспрашивал генерала Дезе, не планирует ли он в ближайшее время отправиться в поход вверх по Нилу.
— Он играет на алчности людей, призывая их к раскрытию древних тайн, — добавила Астиза. — Нанял себе целый отряд телохранителей из бедуинских головорезов, принимал у себя бин Садра и демонстративно разъезжает в шикарной карете со своей золотоволосой распутницей.
— Говорят, он тоже спрашивал про вас, — добавил Енох. — Все мы боялись, что вас возьмут в плен англичане. А вы привезли календарь?
— Теперь он потерян, но я успел основательно изучить его. Сначала я терялся в догадках, но когда совместил все знаки на кольцах так, что получилось подобие этого медальона, то обнаружил, что календарь указывает на дату, отстоящую на месяц от осеннего равноденствия, то есть на двадцать первое октября. Примечателен ли чем-то этот день в Египте?
Енох задумался.
— В общем-то нет. Обычно отмечались дни солнцестояния, равноденствия или Нового года, когда Нил начинает подниматься, но о такой октябрьской дате я ничего не слышал. Может быть, в древности этот день считался священным, но в любом случае знания о нем давно утрачены. Хотя я попробую еще порыться в своих книгах и поспрашиваю об этом у сведущих имамов.
— А как ваши успехи? — спросил я.
Меня тревожило, что медальон так долго находился в чужих руках, и одновременно радовало то, что он не подвергся риску сгинуть на дне Абукирского залива.
Енох достал подвеску, ее привычный золотой блеск успокоил мои тревоги.
— Чем дольше я изучаю этот медальон, тем более давним кажется мне его происхождение… По-моему, в Египте вряд ли найдется что-либо более древнее. Его символика явно восходит ко времени возведения пирамид. С той поры до наших дней не дошла ни одна книга, но меня заинтересовало ваше упоминание о Клеопатре. Она принадлежала к династии Птолемеев, царствовавших на три тысячелетия позже эпохи пирамид, и в ее жилах текла как греческая, так и египетская кровь. Ее близкие отношения с Цезарем и Антонием стали последним звеном в цепи великих связей между правителями Древнего Рима и Египта. Согласно легенде, существует один храм, затерянный ныне, посвященный Хатор и Исиде, богиням плодородия, любви и мудрости. Клеопатра проводила там священные ритуалы.
Он показал мне изображения этих богинь. Исида выглядела традиционно красивой женщиной в высоком головном уборе, но меня удивило странное вытянутое лицо Хатор и ее торчащие, как у коровы, уши. Глуповато, но забавно.
— Во времена Птолемеев храм тот, очевидно, перестроили, — продолжил Енох, — но его исходный вариант возвели, вероятно, еще в эпоху пирамид. Легенда гласит, что его алтарь был обращен к одной из звезд Дракона, когда это созвездие появлялось в северной части неба. Если так, то ключи к разгадке нашей тайны можно искать в этих двух местах. В общем, я долго копался в свитках эпохи Птолемеев, пытаясь найти упоминания о каком-нибудь затерянном святилище или тайной двери, к которой мог привести этот медальон.
— Ну и как?
Я понял, что исследование этой головоломки доставляло ему удовольствие.
— Я выискал в одном древнегреческом тексте ссылку на излюбленный Клеопатрой маленький храм Исиды; там были слова: «Жезл поднимающего оружие Мина дает ключ жизни».
— «Оружие Мина»? У бин Садра есть какое-то странное оружие в виде змееголового посоха. А кто такой Мин?
Астиза улыбнулась.
— Слова «поднимающий оружие» являются образным определением бога Мина, давшего корень слову «мужчина», подобно тому как богиня Маат или Мут дала корень слову «мать». Его жезл не имеет ничего общего с посохом бин Садра.
— Вот еще одна картинка.
Енох показал мне другой рисунок. Я увидел плоскостное изображение обнаженного, застывшего в горделивой позе мужчины с одной на редкость поразительной деталью: огромным, воинственно поднятым фаллосом.
— Святые души погибших под Саратогой! [52] Неужели они изображали это в своих храмах?
— Это олицетворение самой природы, — сказала Астиза.
— Богато одаренной природы, я бы сказал.
Мне не удалось скрыть завистливые нотки в голосе.
52
В районе американского города Саратога в октябре 1777 г., во время Войны за независимость, американские войска одержали первую крупную победу над британскими войсками.
Ашраф усмехнулся.
— Это типично для египтян, мой американский друг.
Я пристально глянул на него, и он расхохотался.
— По-моему, вы решили подшутить надо мной, — обиженно проворчал я.
— Нет-нет, Мин действительно является богом, и это его подлинное представление, — успокоил меня Енох, — хотя мой брат преувеличивает анатомические особенности наших мужчин. В более понятном переводе древнегреческий текст мог бы звучать так: жезл Мина является ключом жизни, как в обычном сексуальном, так и в мифическом смысле. В наших древнейших легендах о сотворении мира прародитель богов поглощает свое собственное семя и извергает первых детей.
— Что за чертовщина!
— А вот это анх, предшественник вашего христианского креста, его у нас обычно называют ключом вечной жизни. Но какое отношение имеет Мин к храму Исиды? Почему его часто посещала Клеопатра? Воспринимать ли слово «ключ» как противопоставление «сущности жизни» или как-то иначе? И почему далее в тексте сказано: «Священный склеп приведет на небеса»?
— Действительно, почему?
— Мы не знаем. Но ваш медальон, мне кажется, является лишь частью более сложного ключа. Пирамиды указывают на небеса. Но что находится в том склепе или подземелье? Нам известно, как я уже упоминал, что Силано расспрашивал Дезе о походе на юг, вверх по Нилу.