Пирамиды Наполеона
Шрифт:
— Любопытно. А что, если ее символическое местоположение отражает единство Верхнего и Нижнего Египта? Вы не думаете, что эта пирамида является своеобразным политическим учреждением?
Жомара окрылило такое внимание к его гипотезам, которые высмеивали остальные офицеры.
— Интересно также рассмотреть апофему этой пирамиды, — воодушевленно сказал он.
— Какую апофему? — встрял я.
— Если провести линию вниз от вершины к середине нижней стороны грани пирамиды, — пояснил математик Монж, — то мы получим два треугольника, разделенные апофемой.
— А-а.
— Так вот, ее апофема, — продолжил Жомар, — составляет точно шестьсот футов, что равно длине греческой стадии. Такова была традиционная мера длины в Древнем мире. Эта пирамида может быть измерительным эталоном, или ее построили как своеобразный эталон, предвосхитив позднейшие меры длины греков.
— Все возможно, — сказал Бонапарт. — Однако если глупо было использовать такую громадину в качестве гробницы, то совсем уже нелепо было городить столько камня для употребления его в качестве мерила.
— Как вам известно, генерал, каждый градус широты или долготы состоит из шестидесяти минут. А апофема пирамиды также оказывается равна одной десятой минуты такого градуса. Разве это простое совпадение? Еще удивительнее, что периметр основания пирамиды равен половине минуты, а два периметра — целой минуте. Более того, периметр основания этой пирамиды оказывается равен окружности с радиусом, тождественным высоте пирамиды. Таким образом, можно предположить, что в размерах этой пирамиды зашифрованы размеры нашей планеты.
— Но разве разделение Земли на триста шестьдесят градусов не является современным нововведением?
— Вовсе нет, такое подразделение было введено уже в Древнем мире, от Вавилона до Египта. Древние выбрали число триста шестьдесят, поскольку оно отражало число дней в году.
— Но в году триста шестьдесят пять дней, — возразил я. — И еще четверть.
— Действительно, осознав это, египтяне добавили пять священных дней, — объяснил Жомар, — так же как революционеры добавили праздничные дни к нашим новым тридцати шести десятидневным неделям. Моя гипотеза состоит в том, что люди, построившие эту пирамиду, уже знали размеры и форму нашей планеты и заложили эти данные в свое сооружение, дабы они не были утрачены, если цивилизация придет в упадок. Наверное, они предвидели наступление мрачного средневековья.
Наполеон начал терять терпение.
— Но зачем?
Жомар пожал плечами.
— Чтобы вновь воспитать человечество. Или просто показать, что они узнали. Мы возводим памятники Богу и военным победам. А они захотели увековечить в памятнике математические и научные открытия.
Мне показалось невероятным, что жившие в глубочайшей древности люди могли так много знать, и все-таки в облике этой пирамиды было нечто фундаментально правильное, словно ее строители задались целью передать потомкам некие вечные истины. Франклин упоминал о сходной правильной соразмерности греческих храмов, и, как я помню, Жомар привязывал все это к странной числовой последовательности Фибоначчи. Вновь я задумался о том, не имеют ли эти арифметические игры какого-то отношения к тайне моего медальона. Математика затуманила мой разум.
Бонапарт повернулся ко мне.
— А что думает на сей счет наш американский друг? Какие взгляды может предложить Новый Свет?
— Американцы полагают, что у любого творения должно быть особое назначение, — произнес я, пытаясь изобразить глубокомысленный вид. — Мы основываемся на практической пользе, как известно. А каково практическое применение этого памятника? Думаю, Жомар склоняет нас к той мысли, что у этого остроконечного сооружения более основательное назначение, чем просто гробница.
Наполеона не одурачила моя бессвязная болтовня.
— Что ж, по крайней мере, очевидно, что у этой пирамиды есть острый конец. — Мы покорно рассмеялись. — Пойдемте. Я хочу заглянуть внутрь.
Большинство прибывших в Гизу французов довольствовались пикником, но горстка ученых отправилась к темному пролому в северной стороне пирамиды. Там находился известняковый портал исходного входа в гробницу, сооруженный еще самими древними египтянами. Этот вход, пояснил Жомар, обнаружили только после того, как мусульмане ободрали обшивку пирамиды для постройки зданий в Каире; в древние времена там находилась хитроумно спрятанная каменная дверь, подвешенная на мощных петлях. Никто так и не сумел обнаружить исходную дверь. Поэтому в средние века несведущие арабы попытались ограбить пирамиду, прорубив в нее свой собственный вход. В 820 году халиф Абдулла аль-Мамум, зная, что в исторических документах упоминался северный вход, нанял команду инженеров и каменщиков, чтобы они спроектировали новые туннели для проникновения внутрь пирамиды, надеясь обнаружить там проложенные строителями коридоры и шахты. Вероятно, по воле случая изначально вход находился выше проделанного ими туннеля. В него-то мы и вошли.
Хотя гипотеза о местоположении входа оказалась неверной, туннель вскоре привел арабов в узкую внутреннюю шахту внутри пирамиды, устроенную самими египтянами. Согласно измерениям Жомара, новый туннель начинался всего на четыре фута ниже оригинального входа и соединился с древним туннелем под углом в двадцать три градуса. Поднявшись по обнаруженному коридору, арабы нашли и настоящий вход, или, скорее, выход наружу, а также второй коридор, поднимавшийся в толщу пирамиды под тем же наклоном, под каким первый спускался. Такая верхняя шахта не упоминалась в древних хрониках и была заблокирована гранитными стенами, не пробиваемыми даже с помощью долота. Осознав, что найден тайный путь к сокровищам, аль-Мамум приказал своим людям пробить круговой проход вокруг этих гранитных плит в более мягких известняковых блоках. За время этой чертовски грязной и вредной работы с каменщиков сошло по семь потов. За первой гранитной плитой последовала вторая, а за ней и третья. Затратив огромные усилия, они проникли в ту верхнюю шахту, но обнаружили, что она завалена глыбами известняка. Не дрогнув, они расчистили этот ход. Наконец им удалось проникнуть внутрь, но они не обнаружили там…
— Ничего, — сказал Жомар. — И тем не менее кое-что интересное вы все-таки увидите сегодня.
Под руководством нашего географа мы произвели разведку этой архитектурной путаницы входов и пересечений, а затем спустились, чтобы взглянуть на нижнюю шахту, до которой изначально и добрались арабы. Мрак там царил полнейший.
— А почему они не проделали ступени в этом наклонном коридоре? — заинтересовался Наполеон.
— Может, им нужно было скатывать по нему какие-то вещи, — предположил Жомар. — Или эта шахта имела совсем другое назначение, например использовалась в качестве вентиляционной трубы или телескопа, направленного на определенную звезду.
— Слишком глупое назначение для огромнейшего памятника в мире, — возразил Бонапарт. — Я уверен, мы просто упускаем что-то важное.
Местные проводники несли факелы, а мы осторожно спустились примерно метров на сто, держась за боковые своды. Сводчатые стены сменились гладкой шахтой, прорубленной в известняковой породе самого плато, и вскоре туннель вывел нас в сводчатый, похожий на пещеру зал с каким-то углублением и неровным полом. Здесь как будто что-то недоделали.
— Как вы видите, этот тупиковый коридор привел в пустое помещение, — сказал Жомар. — Мы не обнаружили здесь ничего интересного.