Пираньи в шоколаде

Волкова Ирина Борисовна

– У Максима были враги?

– Может и были, только я не знаю. Он здесь редко бывал, наездами, в основном в Москве жил или в Одинцово: там у него еще один дом – к Москве поближе. Вот Антоша здесь живет постоянно, а я за ним приглядываю.

– Вы Антона нянчили с самого детства?

Тетя Клава кивнула.

– Я и Максимушку нянчила. Обоих вырастила. Родители у них были люди важные, некогда им было с детьми возиться, вот со мной они и росли.

– У Антона с самого детства была задержка развития?

– Не было

у него никакой задержки. Антоша нормальным родился. Говорить начал даже раньше, чем Макс, читать любил, и учился лучше.

– Что же тогда с ним случилось?

Лицо старухи окаменело.

– Заболел он. В одиннадцать лет заболел. Хотя я думаю, не болезнь это вовсе, что бы там врачи ни говорили. Просто Антоша остановился.

– Остановился? – не поняла я. – В каком смысле остановился?

– Ох, – вздохнула тетя Клава. – Даже не знаю, как тебе объяснить. Ну, представь, что осел с поклажей идет по дороге, идет себе, идет, а потом остановится – и хоть убей, а не стронется с места. Или человек – живет себе, живет, а потом говорит – "стоп!" – и пускает себе пулю в лоб. Так и Антон. Почти два года он вообще не разговаривал. Пил, ел, спал, но как бы не жил. А потом заговорил, но уже не менялся – оставался таким же, как был в одиннадцать лет.

– Он остановился просто так, ни с того ни с сего, или причиной стало какое-то событие?

– Я не могу об этом говорить, – покачала головой тетя Клава. – В семье Святояровых об этом не вспоминают.

– Значит, это последствие травматического шока.

Пальцы старухи нервно вцепились в подол халата.

– Не знаю. Врачи что-то такое говорили. Не разбираюсь я в этом, да и не помню ничего – память совсем слабая стала.

– Понимаю. Только один, последний вопрос: к тому, что произошло с Антоном, Максим имел какое-то отношение?

Добродушное лицо тети Клавы перекосилось. В глазах сверкнула бессильная ненависть – то ли ко мне, то ли к мучительным для нее воспоминаниям.

– Не знаю я ничего. Не знаю и не хочу знать. Только не вздумай задавать вопросы Антоше. Ему еще нужно пережить смерть брата. Бедный мальчик! Никого у него не осталось. Кто после моей смерти позаботится о нем?

– А родители Антона?

– Они умерли девять лет назад. Погибли в автомобильной катастрофе.

– Других родственников нет?

– Из близких никого. Да и дальних, по моему, нет, по крайней мере я о них не слышала.

– Значит, все состояние Максима достанется Антону?

– Выходит, так. Вряд ли Максимушка вообще завещание написал – умирать-то он не собирался. До ста лет хотел дожить. Только, как говорится, от смерти не посторонишься.

Дверь кухни тихо скрипнула и отворилась. На пороге стоял Антон – в черной футболке, джинсах и ковбойских сапогах с серебряными кантами на носках.

– Привет, – растерянно сказала я, вставая навстречу ему. – Вот заехала тебя проведать. Как ты?

С полминуты Громовая нога с выражением полного безразличия смотрел сквозь меня. Я даже не была уверена, что он осознает мое присутствие. Потом лицо его дрогнуло, приобретая осмысленное выражение.

– Пойдем ловить рыбу? – неожиданно предложил он.

Тетя Клава глухо охнула и закрыла лицо руками.

– Рыбу? – растерянно переспросила я.

– Ну да, – кивнул головой Антон. – Я научу тебя. Вот увидишь, это здорово. Тебе понравится.

* * *

Я вновь стояла у пруда с пираньями, глядя в воду, все еще мутную от крови Аспида. Стая рыб-убийц, укрывшись под тенью мостика, лениво шевелила плавниками. Костей и медальона на дне уже не было.

Я задумалась над тем, каким образом милиция извлекла со дна останки Максима Светоярова. Подцепила чем-либо скелет и вытащила, или сначала отсадила пираний, а затем снова их выпустила в пруд? Надо будет спросить у Колюни.

Интересно, являются ли уликами сами пираньи? Теоретически, да, ведь их желудки до сих пор набиты мясом Аспида. Или оно уже успело перевариться? Господи, о чем я только думаю!

Приблизиться поближе к воде мне мешал какой-то странный иррациональный страх. Я понимала, что ни с того ни с сего не поскользнусь, а Антон меня не столкнет, хотя бы по той причине, что он, находился далеко от меня – на середине переброшенного через пруд изогнутого мостика, и все же мне было как-то не по себе.

Громовая нога с сосредоточенным выражением на лице готовил удочку к ловле.

Я думала о том, пытался ли Макс выбраться на берег. Если был в сознании, наверняка пытался. Почему же ему это не удалось? Судя по тому, что я слышала, пираньи – существа трусливые и весьма осторожные. Как правило, они ждут, пока самые отважные вцепятся в жертву, и только после этого набрасываются на нее всей стаей. Сигналом к всеобщей атаке служит вкус крови. Чтобы пираньи немедленно набросились Макса, в воде должна была быть кровь, но даже при нападении Аспид мог бы успеть выбраться на берег – ловкости и силы воли у него было более чем достаточно.

Допустим, выбраться ему по какой-то причине не удалось. Это возможно, хотя и странно. Но откуда в воде взялась кровь, спровоцировавшая атаку рыб? Из царапин на спине, оставленных ногтями Жанны? Вряд ли, царапины должны были быстро подсохнуть.

Мне вспомнилась кровь на шарфике Жанны. Чья она и как попала на шарф? Может, часть этой крови оказалась в пруду, спровоцировав атаку пираний? Или Макс был ранен, когда его бросили в воду?

– Ты знаешь, что индейцы используют живых пираний, как оружие? – голос Антона отвлек меня от размышлений. – Держа рыб поперек туловища, они перекусывают ими горло врагам.