Пираньи в шоколаде
Шрифт:
– Ладно, залезай в машину и объясни, наконец, толком, во что это ты вляпалась.
– Толком не объясню, потому что сама ничего не понимаю.
– Тогда давай по порядку.
Колюня тронул машину с места.
Ишь чего захотел! Меньше всего мне хотелось рассказывать оперу все, что я знаю.
Как только я отдам Чупруну видеокассету, на которой Антон с любовницей планируют убийство Максима и, вдобавок, объясню, что застукала его над телом Турбины, песенка Громовой ноги будет спета. Вопреки всему, интуиция подсказывала мне, что убил не Антон. Кто-то необычайно
Обсуждая с любовницей план ликвидации брата, Антон особо напирал на то, что они оба должны иметь стопроцентное алиби. Он рассуждал предельно здраво и рассчитывал все до мельчайших деталей. Тот факт, что он находился в доме в момент убийства, и вдобавок не помнил, как это убийство совершил, можно было объяснить двумя способами: а) Антона подставили. б) Антон страдает раздвоением личности.
Второй вариант казался мне менее вероятным, но все-таки допустимым.
Другим, значительно более весомым аргументом скрыть от Колюни факты, свидетельствующие против Громовой ноги, стало соображение, что если я упомяну о связи Антона с убийствами, опер потащит меня в управление и, позабыв о дружбе, будет часами вытягивать из меня свидетельские показания, а то и заподозрит в соучастии.
В итоге версия, предложенная мной Чупруну, выглядела следующим образом.
Я встретила Антона на байкерской тусовке, и мы вместе отправились в Нижние Бодуны на его мотоцикле. Мы мирно беседовали на кухне, и вдруг он неожиданно бросился в окно. За секунду до того, как это произошло, я увидела за стеклом какой-то свет, а потом заметила убегающего человека. Я погналась за ним, в результате чего приобрела здоровенную шишку на голове и клочок фотографии с изображением кисти руки. Ночью этот клочок украли, вполне возможно, что тогда же мне вставили в телефон "жучка". Утром я отправилась домой, одолжив велосипед Антона, чтобы добраться на нем до своего мотоцикла.
Последующие события я изложила полностью, не забыв упомянуть, что узнала от Спермовыжималки об убийстве Турбины и о том, что незадолго до смерти одноглазая байкерша пыталась разыскать пропавшего брата.
О том, кто вставил "жучка" в мой телефон, и кому потребовалось убивать Бублика, я ничего вразумительного сказать не могла, в первую очередь потому, что не хотела упоминать о намерении Иннокентия вывезти за границу признавшуюся в убийстве Макса Жанну.
По взглядам, бросаемым на меня Колюней, было ясно: он уверен, что я чего-то не договариваю, но доказать ничего не может, и до поры до времени вынужден смириться с таким положением вещей.
– Ты действительно мне все рассказала? – спросил он, когда я закончила.
– Больше ничего в голову не приходит.
– А если хорошенько подумать?
– Если вспомню что-то еще – немедленно тебе сообщу.
– Очень на это надеюсь. Имей в виду – скрывая важные для следствия факты, ты играешь с огнем.
– С чего ты решил, что я что-то скрываю?
– Иначе бы ты не была так уверена, что вслед за Бубликовым уберут и тебя.
– Я в этом вовсе не уверена, просто в таких случаях, как говорится, лучше перебдеть,
Колюня покачал головой.
– К сожалению, пока ничего.
– А по убийству Максима что-нибудь новенькое обнаружилось?
– Выявился один весьма неожиданный факт, но пока неизвестно, имеет ли это отношение к смерти Светоярова.
– Что ты имеешь в виду?
– Антон Светояров не получит ни копейки. Его брат был полностью разорен.
– Как это?
– А вот так. Недвижимость Максима заложена, деньги со счетов его фирм, в том числе недавно полученные весьма солидные банковские кредиты испарились в неизвестном направлении. Антону достанутся в наследство лишь долги на несколько миллионов долларов.
– Невероятно! – изумилась я.
– Что ж тут невероятного? В бизнесе подобные истории случаются сплошь и рядом.
Следующая фраза Чупруна мгновенно отвлекла меня от размышлений о связи банкротства Аспида с его смертью.
– Вчера ты меня просила узнать о психической травме, полученной в одиннадцатилетнем возрасте Антоном Светояровым, – с невинным видом заметил опер.
– Ты что-нибудь выяснил?
– Выяснить-то выяснил, только вот не знаю, стоит ли делиться с тобой этой информацией. Готов поклясться, что ты выложила мне далеко не все, что знаешь.
– Как хочешь. Можешь не рассказывать, – с притворным равнодушием пожала плечами я. – Вообще-то я собиралась по приезде домой угостить тебя бутербродами со свежей буженинкой, корейскими салатами и восхитительными пирожками пигодя, но сейчас начинаю сомневаться, не повредит ли тебе столь нездоровая пища. Холестерин – штука смертоносная. О конфетах с ликером тоже можешь позабыть. Разумеется, ты понимаешь, что я делаю это из самых лучших побуждений. Забота о здоровье друга – моя святая обязанность.
– Гнусная шантажистка!
– Всего лишь деловая женщина. У тебя есть нужная мне информация, у меня – буженина, пирожки и конфеты с ликером. Выбор за тобой.
– Знаешь, что бывает за подкуп должностных лиц? – усмехнулся Колюня. – Ладно, так уж и быть, удовлетворю твое детское любопытство.
У Светояровых была дача километрах в двадцати от Москвы по Киевскому направлению. За несколько месяцев до трагедии у них появились новые соседи – Зуенко, и братья Светояровы сдружись с их дочерью Машей. Антону в то время было одиннадцать лет, Максиму – пятнадцать, а Маше – четырнадцать.
Однажды летом все трое отправилась в лес. Неподалеку от дачи протекала небольшая речка, где можно было купаться. Что именно там произошло, выяснить так и не удалось – отец Светояровых был крупной шишкой и дело удалось замять. Официально Маша Зуенко утонула во время купания. На теле девочки были обнаружены следы, наводящие на мысль об изнасиловании, в частности синяки на бедрах, но девственная плева не была порвана, и это решило дело. Отметины на теле Зуенко были попросту проигнорированы.