Пиранья против воров (Пиранья-5)
Шрифт:
Новгородская летопись является позднейшей подделкой Якова Брюса..."
– Оно, конечно, - согласился Котовский.– Ежели параллакс, то тут уж никаких дискуссий... А не выпить ли нам за академика Хоменко?
Он достал из бардачка бутылку виски, большой пластмассовый стакан, и сноровисто набулькал такую дозу, что способна была в секунду уложить любого, находящегося в долгом запое.
Так оно и произошло - одним духом выхлебав чуть ли не треть бутылки, Буряковский посидел, таращась на них осоловело, потом стал клониться вправо, и, навалившись на плечо Мазура, смежил глазыньки.
– Давай, Степаныч, отволокем ученого человека в его фигвам, - хохотнул лысый.– Чтоб под ногами не путался... Что смотришь, чадо? Ладно уж, сходи в тайгу, поищи девочку, да объясни ей приличными словами, что в ближайшие часа три ей уж точно в трусы никто не полезет. Смотри у меня, прилично себя веди!
Он выпрыгнул первым и помог Мазуру вытащить храпящего профессора, тяжеленного, как матерый морж. Подхватив бородатого под микитки, они отволокли красу и гордость археологии в палатку, где и бросили без особых церемоний на смятый спальник. Котовский заботливо прикрыл крышку на громадном бидоне с брагой и звучно накинул защелку:
– Выдохнется еще, а к спиртному относиться надо уважительно...
– Пал Федорыч!– заорал снаружи шофер.– Они, похоже, возвращаются, грузовик едет!
ГЛАВА ВТОРАЯ. КАК БЛЮЛИСЬ ЗАВЕТЫ ЧИНГИСХАНА
Оба шустро вышли наружу. Из тайги опасливо возвращалась взъерошенная Лизетта -в обыденной жизни, надо полагать, просто Лизочка - а со стороны узкой дороги, рассекавшей чащобу, и в самом деле слышалось ворчанье мотора, причем автомобиль был явно не легковой.
– Какая у вас машина, Лиза?– спросил Мазур.
– Этот, как его... ГАЗ-66.
– Точно, - поддержал шофер.– Во-он "шестьдесят шестой" ползет. Лизочка, а не помочь ли вам на кухне? Я в армии был поваров первого разряда, генералов кормил в Генштабе, в самой засекреченной столовой...
Покосившись на Котовского и не встретив с его стороны особых возражений, он проворно удалился к печурке вслед за девушкой, на ходу вешая ей на уши какую-то лапшу. Она уже хихикала, девушка, понятное дело, а не лапша.
"Шестьдесят шестой" с выцветшим брезентовым тентом выехал на прогалину, остановился у дальней палатки, и оттуда стали выпрыгивать люди. Мазур подметил, что стекло в левой дверце разбито сразу бросавшимся в глаза образом - будто по нему от всей хулиганской души треснули чем-то тяжелым, и оно разлетелось почти целиком, только по краям рамы торчали разнокалиберные острые соколки.
Выпрыгнувший из кабины шофер бросился как раз к этому самому окну и уставился на него, яростно и беззвучно шевеля губами - с таким видом, словно загибал семиэтажную конструкцию.
Из кузова выпрыгивали "гробокопатели" - обоего пола, числом около десяти, и все какие-то понурые, удрученные, пыльным мешком из-за угла пришибленные, и это что-то не вполне походило на обычную рабочую усталость после душевной работы лопатой...
– Вон она, - тихонько сказал Котовский, подталкивая Мазура локтем. Томка.
Мазур откровенно уставился в указанном направлении:
– Которая? В клетчатой рубашечке?
– Нет, у которой на майке лошадь...
Мазур присмотрелся. И ощутил легонькое разочарование: он отчего-то ждал, что увидит роковую красотку вроде Лары. Ничего подобного. Девица как девица, отнюдь не урод, но ровным счетом ничего особенного - молодая, крепенькая, коротко стриженая, обыкновенная. Из таких во времена юности Мазура обычно рекрутировались боевитые комсорги или заядлые спортсменки, не то чтобы мужеподобные, но лишенные некой неуловимой доли секс-эппила. Только глаза определенно от Гвоздя - такие же светло-синие, волевые...
Они так и не разошлись - стояли тесной кучкой, почти не разговаривали, и лица оставались удрученными, потерянными. Их шофер торчал у разбитого окна, зло курил, то и дело сплевывая под ноги. Громко бросил подошедшей к нему женщине, выглядевшей гораздо старше студентов:
– Пулеметик бы где взять...
Она, стиснув ладонями виски, охнула:
– Славик, хоть ты под ногами не путайся...
Ну, начальница, конечно, определил Мазур. То ли правая, то ли левая рука профессора Буряковского. Классический пример ученой дамы средних лет, с грехом пополам пережившей и перестройку, и все последующее: характерная легонькая истеричность на лице, суетливая развинченность движений...
Котовский браво шагнул к ней, издали улыбаясь:
– Галина Прокопьевна, как она, жизнь? Мы вот опять к вам нагрянули по срочной надобности...
Она вскинула на него глаза, трагическим тоном изрекла:
– Ох, простите, Павел Федорович, я вас и не заметила... Вы извините, у нас тут неприятности...
– Это с чего бы вдруг?– сияя золотыми зубами, пожал плечами лысый. Места прекрасные, воздух чистейший... Кто посмел ученых людей обижать?
– Обезьяны здешние!– сказала она в сердцах.– Прости меня, господи, за такие слова, но тут никакой интеллигент не выдержит...
– Сагайцы?– насторожился Котовский.– Что стряслось-то?
– Что-что... Приехали на раскоп целой бандой, верхом, с ружьями у одного, по-моему, даже автомат был... С рожком такой, как в кино...
– А вы не преувеличиваете, хорошая моя?– спросил Котовский, оглянувшись на Мазура быстро и цепко.
– Очень похоже, а вы знаете, что не преувеличиваю... Автомат ведь очередью стреляет? Трах-тах-тах?
– Ага, - сказал Котовский.– Есть у него такая особенность.
– Вот видите. У них и автомат был.
– Это точно, - сказал рядом шофер, ни к кому в точности не обращаясь. Натуральный "Калашников", хотя и старенький. Что я, в армии не служил?
– Интересные дела, - сказал Котовский.– И что?
– Ну, что... Разъезжали по полю и палили вверх, - вовсе уж надрывным тоном поведала Галина Прокопьевна, нервно похрустывая худыми пальцами.– Сначала издали, потом все ближе и ближе. В конце концов начали в нас целиться, орать разную похабщину... И насчет наших девочек, и насчет того, что нам следовало бы отсюда убраться, и побыстрее. С их древней независимой земли. Один, скотина, из ружья так выпалил, что пуля над головами пролетела. Ну, я распорядилась прекратить работу и возвращаться в лагерь. Так один на прощанье прикладом двинул по стеклу на полном галопе, джигит долбаный...