Пиранья. Война олигархов
Шрифт:
Прихватив этакую ценность, Мазур выбежал из конференц-зала, ссыпался по трапу, зафиксировал, что «Шершень» по широкой дуге стремительно приближается к «Русалке», откликнувшись на сигнал тревоги. А где катер прикрытия, позвольте узнать?.. На носу «Шершня» расположились двое: один с чем-то, явно снабженным оптическим прицелом, и второй с биноклем. Ясно, не бином Ньютона: первый – снайпер, второй – командир, отдает приказы.
Мазур без проблем справился с «Иглой» – этим оружием он пользовался считанные разы, но механизм управления там прост до крайности. Он готов был прозакладывать свою хату, что командующий на «Шершне» успел шевельнуть
Олесю Мазур нашел на пороге боцманской. Она лежала, уткнувшись лицом в палубу. Присел рядом на корточки, перевернул ее на спину.
Ни мыслей, ни чувств уже не осталось. Никто не стал бы взламывать дверь снаружи – террористам не до того было, да и услышал бы этот шум Мазур. Значит, она сама выбралась наружу. Услышала пальбу, крики – и не выдержала, не смогла оставаться в одиночестве и неизвестности. Или просто привыкла всегда выходить сухой из воды? Дуреха…
Пуля попала ей под левую ключицу, крови почти не было, а на лице застыло выражение детской обиды – как будто она до самого конца не могла поверить, что судьба распорядится ее жизнью столь несправедливо.
Глава тринадцатая
ПОСЛЕ ДРАКИ
Н-да, на широкую ногу живет товарищ олигарх! Размеры поместья Мазур оценил, еще когда они ехали на машине мимо бесконечного забора. Латифундия занимала площадь, на которой мог бы разместиться военный городок со всем, что полагается: домами офицерского состава, автопарками и прочими хозпостройками. Машина со скоростью «самый малый вперед» покатила по асфальтовой дорожке, к дому. Автоматика свела половинки чугунных ворот, которые они только что миновали.
А прямо сейчас кортеж огибал огромный газон с цветочными клумбами, с ковром аккуратно подстриженной травы, с врытыми в землю лампами подсветки. Несколько поливальных установок молотили на полную, старательно орошая травку, и над газоном переливалось спектральными цветами радужное сияние. Слева и справа от опоясывающей газон дороги простирался парк с прогулочными аллеями…
Вдоль аллей застыли белые изваяния до боли знакомого вида: вскинувшая в жесте победы руки бегунья в трусах и майке фасона тридцатых годов, с опутавшей грудь финишной лентой; спортивного вида юноша с гимнастическим диском в руке и с динамовской эмблемой на майке. А где-то во глубине парка наверняка отыщется и девушка с веслом…
И надо заметить, сии скульптуры вполне гармонировали с желтым домом, к которому они приближались, – дом высотой в три этажа происходил родом из той же исторической эпохи, из классического сталинского ампира: могучие колонны портика, высокие окна, широченное крыльцо, балкон с монументальной каменной оградой, венчающая строение башенка – любимое архитектурное излишество зодчих той эпохи.
Особнячок отреставрирован и подновлен, выглядит свежо. И невооруженным глазом видно, что денежек в освежение вбухано преогромное количество, хозяева не скупились – чай, для себя, родимых, делали. И уж конечно, в домике полно всякой электронной чепухи, начиная с облегчающих быт умных приборов и заканчивая сигнализацией последнего поколения. Однако спутниковые тарелки и коробки уличных кондиционеров фасад не портили, видимо, новым хозяевам хватило ума послушаться архитекторов с реставраторами.
В свое время особнячок явно возводился как нечто вроде дома отдыха профсоюзов или санатория для партработников высшего звена… Ну, может быть, и для каких-то схожих надобностей, но вот за что можно ручаться головой – уж точно предназначалось это сооружении не для одного. В сталинское времечко, даже в очень большом отдалении от столицы местным партийным шишкам не позволили бы резвиться и жировать столь наглым образом. Да они и сами первые побоялись бы светиться – доброхоты, коих всегда хватало, тотчас доложили бы куда следует и по ручонкам-то загребущим да проказливым врезали бы соответствующие органы незамедлительно. А скорее всего, и вовсе бы оторвали эти ручонки к чертовой матери.
За долгие годы реформ (да и кунштюков-кренделей собственной, чего греха таить, судьбы) Мазур как-то свыкся с многоликостью и гримасами отечественного капитализма, но вот с тем, что в руки кого-то одного переходит былое народное добро – свыкнуться было пока что сложновато. Одно дело, когда новоявленные богатеи на Рублевском шоссе возводят терема немыслимых размеров и зачастую столь же немыслимой архитектуры. Все-таки они возводят, а не забирают уже возведенное – есть принципиальная разница…
Минуло три дня после увлекательных морских приключений. Это время Мазур провел в больнице (в отдельной палате-люкс, с телевизором, холодильником и прехорошенькими сестричками), где ему подлатали царапины. Собственно, царапины и впрямь были пустяковыми, однако ж обслуживающий персонал ни в какую не соглашался выпускать адмирала на волю, мотивируя отказ всяческими бредовыми причинами, из чего Мазур сделал однозначный вывод, что держат его взаперти по чьему-то распоряжению. И он догадывался, от кого именно это распоряжение исходило. И почему. Плохо только, что и мобильник отобрали, даже Нине не позвонить, не говоря уж про бэбиситера…
Он смотрел телевизор на забавной мове, читал газеты, наслаждался бездельем… и об Олесе вообще не думал. Что характерно: ни по телевизору, ни в газетах ни слова не прозвучало про инцидент с «Русалкой»… хотя чему тут удивляться: олигархи умели прятать концы в воду. Несколько раз наведывались какие-то хмурые типы в штатском и с диктофонами, расспрашивали, допытывались и интересовались инцидентом – но вежливо, без давления, без угроз…
На третий день принесли одежду, документы, вещи и ласково проводили до машины, где его уже ждала отнюдь не улыбавшаяся Оксана, та самая дивчина, которая встречала его в аэропорту а потом отвозила на чертову «Русалку».
Мазур лишних вопросов не задавал – и так было ясно, куда едем.
Автомобиль подъехал к особняку и остановился рядом с лестницей, которая вела на пандус с поддерживающими треугольный фронтон колоннами портика.
– Терпеть не могу жары, – пожаловалась Оксана, когда они, выбравшись из кондиционированной прохлады салона, начали подниматься наверх.
Это были ее первые слова за всю дорогу от больницы. Молодец дивчина, понимает, что после морских игрищ болтать как-то не хочется. Равно как выслушивать охи и соболезнования.