Пират королевы Елизаветы

Мюллер В. К.

На соседнем острове Яго местное мавританское население страждет от рук португальцев, которые уже давно здесь хозяйничают. Они обращались со своими рабами с такой жестокостью, что те принуждены были спасаться от них в гористые места, как на острове Майо от пиратов. Но зато и платят они своим угнетателям самой ярой ненавистью. И где только мавр может, он не упустит поглодать кости португальцев. Для мавра тот португалец не мертв, у которого еще цела кожа на теле или мясо на костях. Когда-нибудь они искоренят здесь всякое воспоминание о португальцах. И поделом, потому что нет под небом народа, который превосходил бы португальцев и испанцев в кровожадности. Везде, где только они появятся и где сумеют взять силой или хитростью, они льют кровь, не щадя ни язычников, ни христиан, ни мужчин, ни женщин, ни детей.

Остров Яго укреплен, и, по-видимому, хорошо. По одному поводу мы видели работу их пушек. Из гавани вышли два португальских корабля, направлявшихся с грузом в Бразилию. Мы легко завладели тем, который успел уйти дальше в море, но другой, ближний, успел под защитой крепости вернуться в гавань. Нам очень кстати пришлись и херес, и полотно, и шелк, и бархат. Это была не единственная наша добыча у африканских берегов: мы захватили в разное время еще несколько рыболовных судов и нескольких купцов. Всех мы в конце концов освободили, снабдив экипаж на дорогу вином, хлебом и рыбой. Один из кораблей мы обменяли на нашего «Христофора».

От островов Зеленого Мыса мы взяли курс на Магелланов пролив и около двух месяцев употребили на то, чтобы пересечь океан. Почти весь переход пришелся на тропический пояс, и мы на собственном опыте убедились, как несправедливы были древние, когда они говорили, что под тропиками не может быть жизни вследствие невыносимой жары и солнечного света. Для нас тропики и на воде, и на суше были земным раем. Единственное от чего мы несколько страдали, это от необходимости беречь запас воды. Но и то в течение долгого времени, по обе стороны экватора, мы каждый день имели дождь. Впрочем, один день был довольно жуткий. Эскадра наша все время держалась вместе, но 28 марта мы потеряли из виду наш португальский приз, а на нем были двадцать восемь человек нашего экипажа и большая часть запаса воды. Это обстоятельство вызвало уныние, оно легко могло погубить все предприятие, но к счастью, на следующий день пропавшие снова соединились с нами.

Много мы дивились и любовались на летающую рыбу, которой видели множество. Когда за ней гонятся дельфины или крупная рыба, она при помощи своих плавников, которыми пользуется, как птица крыльями, взлетает в воздух на довольно значительную высоту. Но она не может держаться в воздухе долго; после десяти-двенадцати взмахов ей снова надо опуститься в воду. Иногда она падает на палубу идущих кораблей. Мы отметили дорогой еще следующие явления. Если после дождя, который ежедневно лил под экватором, промоченное платье не мылось вскоре и не просушивалось, оно истлевало и превращалось в прах. Другое: под тропиками совершенно исчезла вошь, которая так мучила многих наших матросов с самого отправления из Англии (дело было зимой). Когда мы подходили к бразильским берегам, на нас нельзя было найти ни одного насекомого. Наконец, третье: когда мы были под экватором и солнце бывало в зените, тело наше не давало никакой тени.

5 апреля мы подошли к берегу, где в устье Ла-Платы была назначена стоянка. Люди устали после продолжительного перехода, всем нужен был отдых. Но вместо того как-то внезапно берег скрылся из глаз, все заволокло густым туманом, наступила такая тьма египетская, что корабли потеряли друг друга из виду. Затем началась буря, вода и небо смешались: казалось, дно морское разверзается. Ветром нас несло к берегу, где, как казалось, были опасные отмели. В этот час мы возблагодарили судьбу за то, что она послала нам опытного кормчего-португальца. Мы нашли его на одном из захваченных кораблей, и он, узнав, что мы идем в Бразилию, в хорошо знакомые ему места, пожелал присоединиться к нам. Благодаря ему мы успели вовремя повернуть назад, и только один из кораблей наскочил на мель, но благополучно с нее снялся. Он объяснил нам и причину этой бури. И здесь, как на африканском берегу, португальцы угнетают местное население, которое бежит от них в глубь страны. Они довели несчастных до того, что те отдались в руки дьяволов, в которых ищут защиты от португальцев. И это, конечно, так и есть. Напрасно в описании Магелланова путешествия говорится, что этот народ никаких божеств не знает, а живет по инстинкту природы; тогда пришлось бы признать, что он очень изменился за несколько десятков лет. Разница в том, что тогда при Магеллане это был еще свободный народ, который не имел никакого основания кому-либо мстить. Теперь, завидя корабли (естественно, они всех смешивают с португальцами и считают врагами), они начинают бросать в воздух песок, отчего подымается внезапно густой туман, потом — тьма, ветер, дождь, буря. Таким средством они губили португальские боевые корабли, «армады», которых много разбилось у здешних берегов. Нам они не причинили много вреда, кроме того, что один из кораблей на несколько дней отделился от остального флота.

20 апреля мы вошли в устье Ла-Платы и плыли вверх по реке около недели, пока глубина не упала до двух с половиной сажен. Эта маленькая экспедиция доставила всем большое удовольствие своим разнообразием. Раз, вернувшись с берега, матросы рассказали, что видели на песке отпечаток ноги, которая не может принадлежать никому иному, как великану — так она велика: ширина ступни не меньше ее длины у европейца. Мы видели потом многих «великанов», которыми заселен весь берег от устья Ла-Платы до самого пролива Магеллана. Это оказались добродушные и невинные люди. Они проявили столько жалостливого участия к нам, сколько мы никогда не встречали и среди христиан. Они тащили нам пищу и казалось были счастливы нам угодить. Чаще всего они приносили мясо страусов, которых здесь очень много, но съедобны только ноги, с остальных частей тела трудно собрать мясо. Бегают эти животные так быстро, что туземцы не могут их поймать (даже при помощи собак) иначе, как хитростью. Они заметили обычай страусов держаться стадом, причем они передвигаются гуськом. Во главе идет вожак, которого остальные слушаются. Если кто-нибудь уклонится в сторону, вожак его окрикивает или, если и это не помогло, сам поворачивает в сторону, противоположную той, куда уклонился строптивый, и таким образом заставляет его выровнять линию. Заметив этот обычай, туземцы поступают так: один из них прилаживает на голову и на верхнюю часть тела страусовое чучело и затем, стараясь подражать движениям этих животных и нагибая голову, словно щиплет траву, нагоняет их стаю и примыкает к ее хвосту. Затем охотник начинает нарочно уклоняться в сторону, чем заставляет вожака изменять направление, как выше было сказано. Таким образом удается направить стадо к заранее приготовленной в ущелье между холмами или в лесу засаде, где дожидаются остальные охотники мужчины и женщины, с собаками и со всевозможными орудиями: луками и стрелами, камнями, дубинами, сетями. Из всего стада при умелой охоте не удается уйти ни одному животному. Мясо высушивается на солнце и заготовляется на всю зиму.

Дальнейшее продвижение на юг было связано с тщетными поисками хорошей, удобной гавани. Наконец, мы нашли такую под 47° южной широты. Туземцев мы видели здесь долгое время только издали, так как они, очевидно, боялись и не подходили. Потом мы узнали, что они через жреца спрашивали своего бога Сеттебоса 4 , как им быть: довериться белым или нет. Они привыкали к нам постепенно. Сначала, когда мы предлагали им какие-нибудь вещи вроде ножичков, колокольчиков, бус, они, не подпуская нас близко, кричали «toyt», чтобы мы бросили эти вещи на землю. И только когда матросы отходили, они брали вещи и рассматривали с любопытством. Некоторые были смелее своих товарищей. Так, один туземец, стоя около генерала, по-видимому, был так прельщен красным цветом его шляпы, что снял ее и надел на свою голову, а затем, вероятно убоявшись его гнева, взял лук и пустил стрелу в свою ногу, глубоко ранив себя в икру. Кровь полилась. Он собрал горсть этой крови и предложил ее генералу (по-видимому, в знак своей любви к нему и в виде просьбы не сердиться за взятую шляпу).

4

Стеббос упоминается в шекспировской «Буре» как божество дикаря Калибана. Шекспир нашел это имя в описании одного из морских путешествий вдоль берегов Южной Америки (В. М.)

Другой туземец смотрел как-то, как матросы пили свою утреннюю чарку вина, и сам потянулся за вином. Ему дали чарку, и чуть он отхлебнул, как его уже разобрало. Ноги подкосились, и он присел на корточки, потом стал опять нюхать и пробовать вино на вкус и пробовал, пока не вытянул его до дна. С этого дня он так пристрастился к вину, что выучил слово «wine» и каждое утро являлся за своей чаркой.

В одежде они не имеют особой потребности. И вот почему: как только родится у них ребенок, мать намазывает его тельце особым составом из страусового сала, подогретого на огне и смешанного с мелом, серой и еще чем-то, и, втирая его в кожу, закупоривает тем самым поры. Это повторяется каждый день и, не останавливая роста, делает ребенка нечувствительным к холоду. Мужчины протыкают отполированные деревянные или костяные палочки сквозь носовой хрящик и нижнюю губу. Волос на голове они никогда не стригут и перехватывают их шнурком из страусовых перьев, и сюда они закладывают всякую всячину: стрелы, ножи, зубочистки — все, кроме лука. Где найдут добычу, там тотчас разводят костер и поджаривают на огне, разрезав на куски, каждый фунтов по шесть; вынув мясо из огня, раздирают его зубами, словно львы. Они делают музыкальные инструменты из коры деревьев, сшивая куски ее и кладя внутрь маленькие камешки. Эти инструменты, похожие на наши детские погремушки, они подвешивают к поясу, когда хотят повеселиться. Пляску они любят до безумия. Шум этих погремушек действует на них так, что они становятся как сумасшедшие. Они могли бы, кажется, плясать до смерти, если бы кто-нибудь не снимал с них этих погремушек. Тогда они сразу останавливаются и долгое время стоят, как очумелые. Они восхищались нашей мелодичной музыкой, но звук трубы или барабана, а особенно выстрел из ружья нагонял на них ужас. Женщины в противоположность мужчинам носят короткие волосы, даже бреют их бритвой, сделанной из кремня.

Тело свое они раскрашивают: некоторые — в черную краску, оставляя нераскрашенной только шею; другие одно плечо красят черным, другое — белым. Так же и бока, и ноги красят непременно разными красками; на черных частях изображают белые луны, на белых частях — черные солнца. Это знаки их божеств. По-видимому, и эти краски тоже предохраняют их тело от холода.

Теперь надо рассказать одно приключение, которое несколько омрачило наше представление о добродушии великанов. 20 июня в бухте Юлиана 5 наш генерал с несколькими джентльменами и матросами отправился в шлюпке на берег поискать пресной воды. Их встретили на берегу два туземца, нисколько не дичившиеся белых, смело принимавшие из их рук всякие подарки и с любопытством и с удовольствием смотревшие, как Оливер, канонир с адмиральского корабля искусно стрелял из своего лука. Вскоре подошли два других патагонца, старые и хмурые на вид. Они, видимо, были недовольны и сердиты на молодых за их общение с чужеземцами, но, к сожалению, ни генерал, ни его спутники не обратили на это внимания. Один из джентльменов, мистер Винтер, подражая Оливеру, начал натягивать свой лук, как вдруг тетива на нем оборвалась. В этот момент все общество, не подозревая ничего дурного, мирно направлялось к шлюпке, повернувшись к туземцам спиной. Тихо подкравшись сзади, последние стали стрелять в удалявшихся и главным образом в Винтера, который был ранен в плечо, обернулся назад и был вторично ранен в легкое.

5

На крайнем юге Америки, недалеко от Огненной Земли (В. М.)

Тогда наш канонир прицелился из мушкета, но мушкет дал осечку — и Оливер был убит на месте. Генерал, сохранивший свое хладнокровие, отдал приказ чаще и быстрее переменять места, наступая на врага и защищаясь щитом, кто его имел, а сам, взяв из рук канонира мушкет, уложил на месте зачинщика ссоры. Кишки вывалились у него из живота, и он заревел так страшно, как могут реветь разве десять быков, взятые вместе. Пыл нападавших сразу остыл, и, несмотря на то что со всех сторон из лесов показались их соплеменники, они предпочли бежать. Озабоченный раной бедного Винтера генерал поспешил вместо преследования перевезти раненого на корабль, но тот не прожил и двух дней. На следующее утро наши люди вернулись на берег за телом убитого канонира. Оно лежало на том же месте, где было оставлено, но в правом глазу торчала стрела и с одной ноги были сняты чулок и башмак; шляпа также была унесена.