Пират
Шрифт:
Вёз он оружие, порох и жалованье для гарнизона Санто-Доминго, и Олонец, юморист-сатирик, перекрестил его в «Пудриер» («Пороховой погреб»). Капитаном «Пудриера» избрали Антуана де Пюи. [17]
Флибот Франсуа передал Моисею Воклену, а своею капитаной, как испанцы называют флагманские корабли, он сделал «Какаойер».
Набрав свежей воды на острове Оруба, флотилия тихонько проследовала к озеру Маракайбо, на рассвете атаковав крепость Эль-Фуэрте-де-ла-Барра.
17
Данные истории основаны на событиях, описанных в работах В. Губарева, Ж. Блона и др.
Город опустел, испанцы бежали в лес, прихватив с собою самое ценное, но пираты, наголодавшись, были рады даже вину, мясу и хлебу в брошенных домах.
Бесчинствуя в течение двух месяцев, «олонезцы» увлечённо грабили Маракайбо и лежавший неподалёку Сан-Антонио-де-Гибралтар, резали испанцев или отбивались от них, собирали выкуп с уцелевших горожан.
Оставив после себя пожарища, Олонэ покинул испанские владения. На острове Ла-Вака, иначе — Ваш, пираты поделили добычу, а была она колоссальной — двести шестьдесят тысяч песо!
Разумеется, почти вся эта груда серебра была флибустьерами пропита и прогуляна, и к настоящему времени Олонец прикидывал, куда бы ему ещё нагрянуть, куда «прогуляться», где бы стрясти с испанцев серебришка с золотишком…
…У пристани покачивалась небольшая лодчонка, в которой растянулся добрый молодец. Подложив руки за голову, он задумчиво глядел в небеса.
— Привет, — сказал ему Олег. — До «Сен-Жана» не подкинешь?
Добрый молодец скосил на него глаза, подумал и ответил лениво:
— А чего ж… Можно. Учти только: Олонец нонче не в настроении.
— Плевать, — обронил Сухов.
Гребец, кряхтя, сдвинулся, освобождая место пассажиру, поплевал на мозолистые ладони и взялся за рукояти вёсел.
Олег, так же молча, размотал швартовый конец и бросил его в лодку. Затем спустился сам.
— И чего ты забыл на «Сен-Жане»? — полюбопытствовал добрый молодец, загребая.
— Деньжата на исходе, — усмехнулся Сухов, — а ежели держаться кучно, их добыть проще.
— Эт-точно…
Тут бабахнула пушка, следом за нею другая — это был салют.
Им встречали корабль, медленно входивший в бухту — крупный флейт под французским флагом.
— Ух ты! — оживился гребец. — Прибыли никак!
— Кто? — недопонял Олег.
— Девки! — хохотнул добрый молодец. — Самый что ни на есть ценный груз! Хо-хо! Губернатор обещался завезти сотню-полторы красоток и, гляди-ка, слово сдержал.
— Шлюхи небось?
— И воровки! Так и мы не ангелы! Ха-ха-ха!
Флейт, прибывавший из Анжу, убирал паруса, замедляя ход, и десятки лодчонок, каноэ, баллагу, вельботов бросились к нему, устраивая торжественную встречу.
Мужики, сидевшие на вёслах, орали и махали руками, а «ценный груз» корабля жеманничал на палубе, выстроившись вдоль бортов.
Шлюпки с солдатами, посланные губернатором, оттесняли самых рьяных «женихов», но те особо и не обижались.
Между тем лодка подплыла к самому борту флейта «Сен-Жан», с недавних пор ставшего для Франсуа Но флагманом — «Какаойер» был выкуплен губернатором Тортуги за хорошие деньги.
— Эй! — крикнул добрый молодец, задирая голову. — На палубе! К вам гости!
— Кого там ещё чёрт принёс? — прогудел грубый, сипловатый голос.
— Меня, — коротко ответил Сухов.
Через фальшборт перевесился дюжий детина в смешной плетёной шляпе, больше всего напоминавшей соломенный брыль.
Поморгав на нежданного гостя, он сбросил верёвочный трап.
— Заходи.
Олег ловко взобрался по плетёной «лесенке» и отряхнул руки.
— Могу я увидеть капитана Олонэ? — спросил он с холодноватой вежливостью, обозревая пустынную, не шибко чистую палубу.
— Можешь, — кивнул детина, от чего его брыль обвис, скрывая лицо. Поправив свой головной убор, он добавил: — И увидеть, и услышать. Капитан почти трезв, отчего слегка не в духе. По коридору до упора и налево.
Потеряв всякий интерес к посетителю, вахтенный отвернулся, облокачиваясь на планшир.
Прошествовав к кормовой надстройке, Сухов перешагнул высокий порог, попадая в темноватый проход, по обе стороны которого шли каюты. Из-за одних дверей доносился мощный храп, за другими было тихо.
В конце коридора, с левой стороны, находился вход в каюту капитана. Дверь была распахнута настежь, открывая взгляду некий слегка упорядоченный хаос.
Капитанское обиталище было заставлено дорогой мебелью, пол его покрывали три или четыре турецких ковра, чьи узоры оказывались плохо различимы под грудами сваленных вещей — разбросанных сапог, скомканных рубах, пустых бутылок, пары золотых кубков, палаша в ножнах и даже Библии в богатом кожаном переплёте.
Сам хозяин сидел с краю кровати, босой, расхристанный, взлохмаченный, мрачный.
Безвольно свесив левую руку, правой он упирался в колено, кулаком поддерживая вялый подбородок.
Слегка побритое лицо Олонца не впечатляло — обычная физиономия пропойцы, маявшегося с похмелья.
Припухшие, покрасневшие глаза, сеточка ранних морщин, складки в уголках распущенного рта, тонкие усики под широковатым носом, страдальчески приподнятые брови.
А вот необузданность и кровожадность натуры не проявлялась никак.
Не поднимая глаз, Франсуа вопросил невнятно:
— Чего надо?