Пиратское солнце
Шрифт:
Ночью, свернувшись калачиком в невесомой черноте камеры, Чейсон часто обращался к мысли, как бы убить репортера. Фантазии эти хрупки и слабы — лишь призрачные надежды, и не раз они внезапно рассыпались прахом в приступе паники, когда, очнувшись, он обнаруживал, что его снесло в центр маленькой комнаты. Он размахивал руками, но пальцы не могли упереться ни в стены, ни в потолок, ни в пол. Ни с одной из сторон в такие моменты не удавалось нащупать хоть чего-то основательно-ощутимого, нечем было подкрепить самое его существование, кроме собственного крика; ни единого лица перед внутренним взором, лишь его
И все же он отказывался кричать, хотя другие люди, в прочих камерах, — кричали; порой их голоса приводили его в чувство. Несколько ночей назад он плавал во всепожирающей тьме, когда вдруг услышал выкрикивающий что-то в ночи мальчишеский голос. Сначала Чейсон подумал, что его рассудок играет с ним злую шутку, потому что узнал этот голос. Но он крикнул в ответ, и тот отозвался.
Вот как Чейсону стало известно, что одного из членов его команды держат в заключении рядом с ним. Открытие словно зажгло в нем огонь, вернув целеустремленность; это оно только что подтолкнуло его поприветствовать своего истязателя.
— Руки в наручники, — велел репортер со своего места у единственного зарешеченного окна в комнате. Чейсон стер мазок плесени с ладони. В здании вроде нынешнего, ни разу не сталкивавшемся с гравитацией, эта дрянь скапливалась повсюду; стертое пятно взялось с косяка, где плесень торчала тонким белым мехом — точно так же, как покрывала она стены его камеры. Новенький дознаватель сомкнул на его запястьях ржавые кольца, и Чейсон приготовился к внезапному удару под дых или к чему-нибудь в том же роде — чтобы сделать податливее перед расспросами. К его облегчению, человек только мельком взглянул Чейсону в глаза, а потом легко пересек прыжком камеру и устроился за помостом, где стоял стол, за которым сидел его тусклолицый главный кат.
Бейджик на его серой униформе гласил: «ПРИВЕТ, МЕНЯ ЗОВУТ». Под этим кто-то нацарапал «2629».
— Вот тот, которого вы хотели видеть, профессор, — сказал репортер. Похоже, он слегка нервничал. Открыв толстое досье, он поднес его к свету из окна. — Чейсон Фаннинг, бывший адмирал флота Слипстрима. Самый важный из наших постояльцев.
— Хммф. — Посетитель аккуратно взял папку и пролистал ее. Он снова взглянул на Чейсона, на очках в проволочной оправе сверкнул серебристый свет от облаков. Этот человек смотрелся здесь не к месту; он и правда немного походил на Чейсонова профессора литературы.
Чейсон прочистил горло.
— Не понимаю, — сказал он, не в силах скрыть горечь в голосе. — Я дал исчерпывающие показания. Вы все знаете.
— Нет, не все! — Репортер бросил на него убийственный взгляд. — Они вам дали допуск к моим заметкам во «Внутреннем Разведывательном Журнале»? — спросил он посетителя. — До определенного момента он шел на сотрудничество, и я смог уложиться в большинство своих сроков. Но критическую часть информации он утаивает. Он очень дисциплинирован, постоянно упражняется в своей камере, прыгает от стены к стене, занимается изометрией… Похоже, он готов скорее умереть, чем выдать нам эту последнюю известную ему деталь. С завершением последней статьи цикла у меня возникли некоторые проблемы. Я так полагаю, именно поэтому вы?…
— Мм, я здесь не для того, чтобы придираться к вашей работе, вы всегда были хорошим учеником, — мягко сказал профессор. — Но давайте начнем с самого начала. Здесь говорится… — Он некоторое время читал, потом поднял очки и снова взглянул. — Действительно так и произошло?
— Официально — нет, — вздохнул репортер. Он хмуро наблюдал, как профессор с выражением растущего скептицизма листает досье. Где-то через минуту тот собрался с мыслями и посмотрел на Чейсона.
— Вы напали на наш флот и парализовали его, — сказал он.
Чейсон кивнул.
— С шестью кораблями?
Чейсон скромно пожал плечами. Он позволил себе легкую улыбку.
— Как вы этого добились?
— Лучше спросить, — сказал Чейсон, — почему вы ничего об этом не слышали.
Репортер пошарил рукой сзади и отцепил от доски рядом с окном несколько неприятного вида дартсов. Чейсон попытался сглотнуть внезапно пересохшим горлом.
— Погодите, — сказал профессор, положив руку на локоть репортера. — Пока что давайте все будем вести себя цивилизованно. Я полагаю, что мне не позволили узнать об этой атаке, — ответил он Чейсону, — потому что это позор для нации.
Чейсон смерил взглядом репортера, а затем сказал:
— Ваши люди затеяли внезапное нападение на мою страну. Я изловил ваш флот на вашей же территории и разнес его.
Эта фраза подводила черту под отчаяннейшим гамбитом, вбирала в себя все: воодушевление битвы, панику и выкрики команд на мостике дымящегося корабля, истекающего кровью в небо, маневрирующего в кромешной тьме на скорости двухсот миль в час — собирала это все и бесстыже сводила к одному примитивному факту. Так невозможно; частый, словно дождь, памятный стук пуль по корпусу будил Чейсона каждую ночь. То и дело посреди дня какой-то характерный отблеск света мог с легкостью отправить его обратно на тот мостик, где лишь приборы подсвечивали людские лица, а клубящаяся тьма за бронированными окнами вспыхивала заревом каждые несколько секунд каждые несколько секунд, когда взрывался в ночи то один, то другой корабль.
— Поразительно. — Новоприбывший был слишком поглощен чтением, чтобы заметить задумчивость, в которую впал Чейсон. — Здесь говорится, что для управления своими кораблями на полной скорости в облаках и в темноте вы использовали что-то под названием «радар». Судя по всему, мы разыскали в обломках ваших кораблей несколько работающих устройств. — Теперь он выглядел озадаченным. — Тогда зачем вы нам вообще нужны? Есть какой-то секрет работы этого радара, которого он нам не рассказывает?
— И да и нет — сказал репортер. — Радары работают просто отлично. Они всего лишь… от них нет никакого толку.
Посетитель-профессор вздохнул и приподнял очки, чтобы растереть глаза.
— Объясните, пожалуйста.
Чейсон даже те детали, которые выдавил из него репортер, удерживал до последнего — несмотря на то, что инженеры Формации Фалкон до них уже докопались. В конце концов, им всего-то и нужно было, что изучить обломки нескольких кораблей Чейсона; складывать два и два они умели. И пусть даже Чейсон в конце концов выдыхал слова признаний, в тумане боли и бреда, одно за другим, — он с готовностью снова примется сражаться на допросе. Остались еще сведения, за которые он скорее умрет, но не раскроет.