Пираты Гибралтара
Шрифт:
– Главное – что не акула, – улыбнулась Соня.
– Чтоб вы знали, мадемуазель: акулы боятся дельфинов. При всей своей кровожадности они уступают дельфинам в скорости и умении маневрировать. Так что я не просто так назвал Джеронимо дельфином.
В этот момент лебедка снова загрохотала, и над яхтой раздался восхищенный мат Михаила. Удивленно присвистнув, Соня вскочила на ноги и поспешила к борту, выяснить причину столь яркого выражения эмоций. В сетке лебедки оказался бочонок, полностью покрытый водорослями и ракушками. Миша, ловко
– Давай вскроем?
– Не спеши. Пусть слегка обсохнет. Тогда проще будет ободрать всю эту растительность. И не торопись радоваться. Бочонок хоть и старый, но я не вполне уверен, что дерево, даже просмоленное, способно пролежать на дне три века, не развалившись.
– Еще скажи, что там порох, – надулась Соня.
– Непохоже. Пороховые бочонки были другой формы.
Их спор прервало влажное шлепанье резины по доскам. Леша, выбравшийся из воды, ловко скинул с плеч баллоны с воздухом и, встряхнувшись, словно огромный пес, с гордым видом заявил:
– Говорил же: удача любит смелых и уверенных в себе.
– А еще говорят, что дуракам везет, – фыркнула Соня, поднимаясь с палубы.
В следующую секунду, пронзительно взвизгнув, она оказалась висящей над водой в вытянутых руках брата.
– Сонька, достала, – прорычал Леша, удерживая сестру за бортом яхты. – Даже моему терпению есть предел. Предупреждал, что окуну?
– Предупреждал, – пискнула Соня, чувствуя, как подрагивают от напряжения его руки.
– Предупреждал, что за борт скину?
– Предупреждал, – кивнула девушка, судорожно хватаясь за его плечи.
– Теперь не обижайся, – прохрипел от натуги Леша, вскидывая сестру над головой.
– Ой, Лешенька, прости дурную бабу! – заверещала Соня, клещом вцепившись в него. – Ну не смогла удержаться. Ты же знаешь, если я язвить перестану, это уже не я буду. Лешенька, сколько раз повторять? Бабы – дуры не потому, что они дуры, а потому, что бабы.
Лететь с размаху в воду Соне категорически не хотелось. К тому же она отлично понимала, что перегнула палку, и теперь готова была сказать что угодно, лишь бы успокоить взбесившегося братца.
Алексей действительно любил сестру, но иногда готов был открутить ей головенку за бесконечные подколки. И в таких случаях спасти ее могло только быстрое, полное и безоговорочное признание вины. Как все очень сильные люди, Леша быстро вспыхивал, но так же быстро отходил.
– Сонька, в последний раз, – угрюмо буркнул Леша, продолжая держать ее над головой.
– Лешенька, честное пионерское, два часа молчать буду как рыба об асфальт, – клятвенно пообещала Соня. – Больше не смогу, взбешусь и покусаю. Будешь потом себе уколы от бешенства делать.
– От твоего яда противоядия не существует, – проворчал Леша, легко опуская сестру на палубу.
– Леший, ну прости, – заканючила Соня, прижимаясь к плечу брата. – Сам же все время говоришь, что я язва, так чего обижаешься?
– Всему есть предел, подруга, – вздохнул Леша, заметно успокоившись. – Я за тебя любого порву, но когда-нибудь сам удавлю. Берега теряешь.
– Леший, прости. Правда не хотела обидеть, – вздохнула Соня. – Мир?
– Черт с тобой, Баба-яга. Мир, – сдался Алексей, обнимая сестру за плечи.
– Я тебя люблю, братишка, – промурлыкала Соня, чмокнув его в щеку. – Но ты все равно бугай дурной.
– Сама дура, – усмехнулся Леша, растрепав ей волосы.
– Ну, вы закончили отношения выяснять? – спросил, подходя к ним, Миша.
– Порядок, кэп. Небольшая профилактическая работа – и два часа спокойной жизни, без подколок, ерничанья и ехидства, нам обеспечены, – бодро отрапортовал Леша.
– Всего два? – иронично усмехнулся Миша, покосившись на виновницу этого безобразия.
– Более долгий срок непредсказуем своими последствиями. Чего доброго, еще и вправду взбесится.
– Ну, тебе виднее. Ладно, пошли добычу потрошить.
Все молодые участники экспедиции собрались на носу яхты. Профессор Блан, погрузившись в свои изыскания, даже не заметил, когда на палубе появилось что-то новенькое. Собравшиеся внимательно осмотрели бочонок со всех сторон и молча, переглянувшись, выпрямились.
– Что делать будем? – нарушил затянувшееся молчание Леша.
– Вскрывать, – рубанул ладонью воздух Миша.
– Только аккуратно, – быстро добавил Джеронимо. – По весу на сокровища не очень похоже. Бочонок с золотом должен весить больше.
– Можно подумать, что ты их взвешивал, – скептически усмехнулся Леша.
– Не взвешивал, но приблизительный вес золота знаю, – невозмутимо ответил португалец. – Кстати, имей в виду, что вскрывать эту штуку нужно очень осторожно. Там может оказаться что угодно, в том числе и солонина.
– И че? – не понял Леша.
– Ты хоть представляешь, как пахнет солонина, пролежавшая на дне пару сотен лет? Испачкаешься – потом замучаешься отмываться. С такой вонью ни в одно приличное место не пустят. А в неприличное – тем более.
– Стоп, – неожиданно скомандовал Миша. – Леха, тащи тот старый кусок брезента. Мне на яхте такое амбре совсем не в жилу.
– А если там что-то дорогое? – не сумела промолчать Соня.
– Я на это надеюсь, – пожал плечами Миша.
– Я в смысле: как делить будем? Все договоры в силе?
– Да, – решительно кивнул Миша, заметив настороженный взгляд Джеронимо.
Леша притащил кусок старого брезента и аккуратно расстелил его на палубе. Бочонок перекатили на брезент и поставили на то, что посчитали днищем. Обнаружить пробку или затычку так и не удалось. Михаил достал нож, чтобы соскоблить смолу с края, когда Леша неожиданно заявил: