Пираты, корсары, рейдеры (с илл.)
Шрифт:
Шлюпка, в которой кроме женщин должны были находиться капитан, помощник и еще несколько пассажиров, взяла плот на буксир. Хейс сошел с «Эллениты» последним. Палуба уже почти сровнялась с водой, и Хейс просто шагнул в шлюпку, а гребцы поспешили отгрести от судна, чтобы не затянуло в воронку.
Ночью налетел шквал и порвал трос, соединявший шлюпку с плотом. С рассветом плот обнаружить не удалось, и Хейс поспешил в Самоа, куда прибыл через четыре дня. В то время на эти острова, формально независимые, претендовали несколько европейских держав. Борьба закончилась победой Германии, превратившей архипелаг в колонию и потерявшей его после первой мировой войны.
Потерпевшие кораблекрушение прибыли в Апию,
В Сиднее, куда Хейс прибыл с Самоа, его ждал судебный исполнитель с ордером на конфискацию «Эллениты». В последующие недели Хейс был занят. Его привлекли к суду по нескольким обвинениям, в том числе за попытку соблазнить во время путешествия пятнадцатилетнюю пассажирку, за отказ вернуть деньги пассажирам и так далее. Одновременно Хейс вел дискуссию в газетах, стараясь ответить на каждую статью, порочащую его имя.
От уголовных обвинений за отсутствием прямых доказательств Хейсу удалось избавиться, но пришлось сесть в долговую тюрьму в связи с иском кредиторов. В тюрьме, однако, он провел всего два дня. Он подал заявление о банкротстве, и, так как некому было поручиться за него и некому оплатить его долги, австралийские власти решили отпустить его на все четыре стороны.
19 января 1860 года Хейс вышел из тюрьмы. Имущество его состояло из секстанта, оцененного в тридцать шиллингов и не подлежащего конфискации как орудие труда. С планами разбогатеть на море пришлось временно расстаться, и Хейс становится… певцом. Присоединившись к бродячей труппе «Негры-менестрели», он больше года разъезжает по австралийским городкам. В начале 1861 года Хейс встречает старых друзей и рассказывает им, что мечтает вернуться в море и уже придумал, как это сделать.
Неподалеку от Сиднея жил на своем ранчо некий Сэм Клифт, попавший в Австралию в 1818 году не по доброй воле, а в качестве каторжника. С тех пор Клифт остепенился, стал одним из самых богатых овцеводов в округе и столпом местного общества. Вот с этим-то Клифтом Хейс и подружился. Больше того, в Хейса влюбилась дочь овцевода, и бывший капитан не стал утруждать ее рассказами о своей жене и детях, оставшихся в Сан-Франциско. Хейс обручился с мисс Клифт и в качестве подарка к предстоящей свадьбе получил барк «Лонцестон» водоизмещением триста двадцать восемь тонн. Так Хейс снова стал капитаном.
Вскоре Хейс, сопровождаемый напутственными пожеланиями старика Клифта, юной невесты и друзей-певцов, погрузил в Ньюкасле уголь и ушел в Бомбей. Но до Бомбея он не добрался. Через три месяца в газетах различных портов появилось письмо, подписанное дельцами Батавии. В нем говорилось, что некоторое время назад в Батавию прибыло из Австралии судно «Лонцестон». Оно выгрузило там уголь и подрядилось отвезти в Сингапур груз на общую сумму сто тысяч долларов. Как только «Лонцестон» вышел из порта, купцы, доверившие капитану Хейсу груз, спохватились: а не тот ли это Хейс, о котором столько говорили год назад? Оказалось — тот. Хейса принялись разыскивать, чтобы получить груз обратно. Но тут следы потерялись. И никто не знает, что он делал в течение следующего года. Ясно только, что он не вернулся в Сидней, не женился на мисс Клифт, не вернул батавским купцам их сто тысяч долларов.
Вероятнее всего, в те месяцы, когда никакой информации о Хейсе не поступало, он курсировал в Южно-Китайском море вдали от бдительного ока судебных исполнителей. Лишь одно из приключений Хейса того времени стало достоянием гласности.
В период своих незарегистрированных плаваний на «свадебном подарке» Клифта Хейс зашел в Китай, где взял на борт несколько сот кули для плантаций в Северной Австралии. Помимо платы за провоз кули он получил еще по десять долларов с головы для того, чтобы уплатить таможенникам иммиграционный сбор. Платить Хейс не хотел и потому придумал следующее.
Когда «Лонцестон» приблизился к порту назначения, Хейс велел притопить трюмы. Перепуганные кули высыпали на палубу и сбились там. Трюк был совершен в тот момент, когда на горизонте показался торговый корабль (по другой версии, портовый буксир). Хейс подал сигнал бедствия и, когда судно подошло ближе, сообщил, что скоро пойдет ко дну, но, беспокоясь за судьбу не умеющих плавать пассажиров, он просит принять их на борт, за что заплатит по три доллара с головы спасенных. Как только корабль с китайцами на борту скрылся из глаз, заработали помпы, были подняты паруса и «Лонцестон» взял курс в открытое море. Так Хейс избежал нежелательной встречи с портовыми властями, выполнил обязательство доставить кули до места назначения и прикарманил несколько тысяч долларов портовых сборов.
Конечно, действия Хейса кажутся почти невинными по сравнению с бандитизмом его предшественников, но времена изменились. Эскапады Хейса довольно быстро получили широкую огласку, за ним охотились, его преследовали, что, впрочем, не мешало ему продолжать свою деятельность в течение многих лет.
Неизвестно, где и как Хейс расстался с «Лонцестоном» и почему он через год вновь оказался на берегу в роли эстрадного певца. Потом будут новые корабли, катастрофы, еще одна женитьба, крушение корабля, при котором погибнут его жена и ребенок; некоторое время Хейс будет владельцем театра на приисках в Новой Зеландии и, наконец, станет работорговцем. Но для того чтобы понять, как могла развиться и процветать работорговля в конце прошлого века в Южных морях, следует вернуться на несколько лет назад.
Среди австралийских богачей сороковых годов XIX века выделялся некий Уильям Бойд. Бывший биржевой маклер, он появился в Австралии с небольшим флотом из двух пароходов и трех яхт и начал заниматься китобойным промыслом и скупать землю. К 1844 году он был уже владельцем более двух миллионов акров пастбищ, разводил овец и экспортировал шерсть в Европу. В то время пастухам и другим рабочим в Австралии было принято платить тридцать фунтов в год. Пойд срезал зарплату втрое.
Сэмюэл Сидней в книге «Три колонии Австралии» пишет: «Бойд был настолько непопулярен среди рабочих… что не осмеливался один посещать свои фермы, и полицейский магистрат выделил для него наряд полиции, сопровождавший Бойда во время ежегодных объездов».
Ни австралийцы европейского происхождения, ни аборигены работать на Бойда не желали. Тогда Бойд решил поставить на широкую ногу похищение жителей Южных морей, которым за работу можно было почти ничего не платить: островитяне, как правило, даже не знали еще, что такое деньги.
Вскоре Бойд разорился на своих спекуляциях, но ввоз рабов в Австралию не прекратился. Новым толчком к этому послужила гражданская война в США. Боевые действия шли большей частью в хлопкопроизводящих районах, и производство хлопка резко сократилось. Однако мировые потребности в хлопке росли, и начался хлопковый бум, на котором наживались плантаторы Австралии. Сложилась парадоксальная ситуация: борясь с рабством у себя дома, американские республиканцы способствовали развитию рабства в Южных морях. Спрос на дешевую рабочую силу не прекратился и после окончания хлопкового бума. Хлопковые поля в Квинсленде были перепаханы и засажены сахарным тростником. И снова потребовались рабочие.