Пираты Мексиканского залива
Шрифт:
– Вставай! – крикнул кто-то из них и грубо дернул Антонио за руку.
Антонио встал.
– Отвечай: ты – пират?
– Я пришел вместе с ними, – бесстрастно ответил Антонио.
– Значит, пират?
– Если бы это было так, разве спал бы я здесь так спокойно?
Довод этот, очевидно, показался достаточно убедительным, все растерянно переглянулись.
– Как же ты пришел вместе с ними? – продолжал допрашивать его тот же человек.
– Меня взяли в плен на Эспаньоле.
– Неплохо бы спросить других пленников, – вмешался еще один.
– Правильно, правильно, – закричали остальные.
– Теперь это уже невозможно, –
Все взглянули в сторону моря, и Железная Рука увидел, как величественно скользит по волнам большой военный корабль. Напряженно взглядываясь в даль, он рассмотрел на палубе Хулию.
Невольный вздох вырвался из груди Антонио. Почем знать, быть может, им предстояла вечная разлука, и эта мысль так поразила его, что он дал себя связать, не оказав ни малейшего сопротивления.
Вскоре Железная Рука шагал по направлению к городу под конвоем разъяренных островитян, готовых убить его на месте.
Часть вторая. РОД ГРАФОВ ТОРРЕ-ЛЕАЛЬ
I. СЕМЬЯ ГРАФА
Одним из самых прекрасных зданий, построенных в Мехико испанскими конкистадорами и их потомками, был, несомненно, дом, принадлежавший графам де Торре-Леаль. Как все другие резиденции местной знати, он стоял на главной улице Икстапалапа. На этой улице новые властители воздвигали роскошные здания, которые в Мехико скромно именовались домами, но в любом другом месте были бы названы дворцами.
Графы де Торре-Леаль происходили из древнего кастильского рода. Если верить родословным книгам новой колонии, предки их, запершись в крепостной башне, отразили нападение мавров и отстояли целую область то ли для Альфонсо Завоевателя, то ли для другого из королей иберийского полуострова, которые сохраняли и расширяли свои владения лишь благодаря героическому величию своего сердца и мощи своей руки. На щите с родовым гербом графов красовалась в память о достославном подвиге золотая башня на голубом поле, а род их принял имя Торре-Леаль. [2]
2
Торре-Леаль (от исп. Torre leal) – верная крепость.
Хроники и предания гласят, что первый граф прибыл в Мексику как солдат Эрнана Кортеса в погоне за приключениями. Ему понравился этот край, и конкистадор превратился в колониста. Он получил от Кортеса землю, выстроил дом, обзавелся семьей. Его потомки обосновались в Новой Испании, и с каждым днем возрастало их богатство, значение, а вместе с тем и гордыня.
В те годы, о которых хотим мы повести свой рассказ, титул графа Торре-Леаль принадлежал старому дону Карлосу Руис де Мендилуэта; супругой его была донья Гуадалупе Салинас де Саламанка-и-Баус. Граф прожил уже шестьдесят зим, а донья Гуадалупе едва достигла двадцать второй весны. Разница была велика, и объяснялась она тем, что дон Карлос решился на второй брак только после долгих лет вдовства. Выбор его пал на красивую и благонравную, но бедную девушку, которую он случайно увидел в церкви на ранней мессе. Эта девушка была Гуадалупе. Граф наблюдал за ней во время службы, пошел ей вслед до самого дома и выведал у соседей ее имя и звание. Через неделю он приехал просить ее руки. Граф был знатен, богат, добрый христианин и честный человек. Гуадалупе сравнялось пятнадцать лет, она слыла превосходной девушкой. Брачный союз был решен, и вскоре дон Карлос повел к алтарю свою юную невесту, красневшую под любопытными взглядами толпы, заполнившей церковь.
У дона Карлоса было двое детей от первого брака: старший – Энрике вел веселую, праздную жизнь, младшая – донья Консуэло приняла обет в одном из монастырей Мехико.
Когда дон Карлос вступил во второй брак, Энрике не выразил ни малейшего недовольства. Напротив, зная, что одиночество могло быть губительно для отца, он радовался его счастью, словно своему собственному, и принял Гуадалупе, если не как почтительный сын, чего не допускал ее юный возраст, то как любящий брат. Старый граф был этим от души доволен. Через год Гуадалупе стала матерью, и Энрике понес младенца к купели.
В Мехико жил брат доньи Гуадалупе, который был старше ее на много лет. Звали его дон Хусто, по слухам, он отличался мрачным, скрытным нравом, скупостью и коварством. Через месяц после крещения сына доньи Гуадалупе дон Хусто явился в дом графа, чтобы поздравить сестру. Гуадалупе была одна. Брат придвинул кресло к ее кровати и сел.
– У тебя красивый ребенок, благодарение богу, – сказал дон Хусто.
– Да, неправда ли, он очень красив? – спросила Гуадалупе с материнской гордостью.
– Очень. Словно ангел! Да простит мне бог это сравнение.
Гуадалупе поцеловала сына, посмотрела на него и снова принялась целовать.
– Да сохранит его бог, сестра, и да ниспошлет ему счастье. Бедняжка! – добавил дон Хусто с удрученным видом, – как мне его жаль!
– Почему? – в испуге спросила Гуадалупе.
– Почему? Ладно, ты сама отлично знаешь. Не притворяйся.
– Да нет же! Говори, ради бога, моему сыну грозит беда?
– Нас никто не слышит?
– Никто.
– Тогда слушай, – шепотом продолжал дон Хусто. – Разве не кажется тебе величайшей бедой то, что этот ангелочек, в жилах которого течет наша кровь, не наследует титул графа де Торре-Леаль, а будет жалким сегундоном? [3]
– Такова воля божья, – отвечала Гуадалупе. – Но граф меня очень любит, он не оставит нашего сына в нищете…
– Нет, нет, этого я не думаю… Но представь себе… если бы ты была матерью графа, а я его дядей…
– Но право принадлежит тому, кто родился раньше моего сына.
3
Сегундон – второй сын в знатных семействах, не наследующий родовой титул и родовое имение.
– А если бы это можно было изменить?..
– Изменить? – с удивлением переспросила Гуадалупе. – Что ты хочешь сказать?
– Сейчас поймешь… Единственным препятствием к тому, чтобы твой сын стал графом, является этот праздный гуляка дон Энрике.
– Законный наследник?!
– Да. Но если бы его не было…
– Тогда мой сын стал бы графом.
– Что ж, он легко может умереть.
– Кто?
– Дон Энрике.
– Боюсь, что так. Эта разгульная жизнь, дуэли и бог знает, что еще… Как огорчает он своего доброго отца.