Пираты
Шрифт:
Тут грудь моя уперлась, в провисший канат, и погружение прекратилось. Автоматически, не размышляя, я вцепился в него, чтобы удержаться высоко в небе. Бриг пошел от берега – я ощутил движение каната. Вниз? Вверх! Я взлетел в воздух как раз над клацнувшими зубами акулы. Плавник напоследок черкнул меня по ноге. Спасен!!!
Попугай исчез. Полузадохнувшийся, полумертвый от страха, я вдруг ощутил острый приступ жалости к этой безумной птице. Теперь мне не хватало его невразумительных реплик и потешного воркования. В одиночестве я добрался до суши и спрыгнул на теплый
Казалось, часы прошли с того мгновения, как я покинул стоящий на якоре бриг. Но пиратская лодка все еще покачивалась у его борта, подозрительный скелет с факелом как раз появился на палубе, закончив обход. Он вышел по капитанскому трапу, распятый рулевой на минуту высветился его факелом, раскинутые мертвые руки как бы стремились обнять мир живущих. Затем факел удалился к носу брига.
«Наверное, он нашел мою карту, – думал я.- Обнаружил и открытый иллюминатор, исцарапанный попугаем. Вот-вот они станут меня искать, и это не займет много времени, потому что они начнут оттуда, где швартовый канат выходит на берег».
Поднявшись, я направился под защиту деревьев. Густые джунгли поглотили меня, со всех сторон поднялись живые зеленые стены, через дюжину шагов я уже не знал, с какой стороны остался берег. С берега лес казался молчаливым, но на самом деле он жил, дышал и издавал множество разнообразных звуков: шуршал, щелкал, пищал, взвизгивал, кричал. К ожившим во мйе детским страхам добавились ужасы, рассказанные отцом о карибских каннибалах. «Они живьем сунут тебя в костер, зажарят и съедят. Они высушат твою голову, и она сожмется до размера грецкого ореха»,- вспомнил я. И вот уже слышен шорох множе* ства босых ног этих страшных людоедов, пробирающихся через лес. Они окружают меня, отравленные стрелы нацелены мне в сердце – и уже несут меня татуированные с головы до пят воины с костями, воткнутыми в губы, люди, которых я никогда не увижу.
Я вздрагивал при каждом шорохе, подпрыгивал от хруста веток под ногами. Скоро я уже боялся людоедов, которых в лесу не было, больше, чем пиратов, которыми лес кишел. Громадный пиратский костер превратился в маяк, манивший меня туда, куда уже не отваживались высунуться из джунглей изобретенные мною ужасы, но сам я еще мог спрятаться от пиратов.
Я крался от дерева к дереву, огибая пиратский лагерь, забирая к западу, где, как мне казалось, вероятнее всего был пришвартован «Дракон». Оказавшись вплотную к лагерю, я увидел Дашера, стоявшего спиной ко мне не более чем в дюжине футов. Он опирался на торчавшую у костра бочку. Затычки из его винных мехов были удалены, они висели плоско по бокам. Из деревянного желоба в бочку стекала тонкая струйка воды. Вода переливалась через верх и сочилась сквозь щели между разболтавшимися клепками.
Между Дашером и костром я увидел сложенные штабелями слитки золота и серебра. Рядом стояли ящики и коробки разных размеров, возвышалась куча лопат и кирок. Все это, как я понимал, нужно было переправить на судно. Работа не прекращалась ни на минуту, я видел, как пираты уносили ящик за ящиком к пляжу на погрузку. Из всей команды числом под сотню душ лишь двое не
Вторым бездельником был Дашер. Он ни на шаг не удалялся от бочки, да и вообще не шевелился, кроме случаев, когда зачерпывал из бочки воду, чтобы дать кому-нибудь из пиратов напиться. Казалось, он считал ее более драгоценным даром, нежели все сокровища земли.
Я подумывал, не окликнуть ли его, но оставил эту идею как откровенно идиотскую. Кем бы он ни был раньше, сейчас он стал пиратом, и чтобы добиться от него помощи, я должен был говорить с ним наедине. Какое бы ни было у него доброе сердце, среди бандитов он сам стал бандитом.
Я крался дальше, огибая костер. Однако слишком внимательно следил я за пиратами, совершенно забыв поглядывать под ноги. Раздался громкий треск – это сломалась толстая сухая ветка.
И Бартоломью Грейс завопил:
– Ни с места!
16. На мели
– Думаешь, я совсем ослеп? – рычал Бартоломью Грейс. – Думаешь, ты самый умный?
Грейс спрыгнул с кованого сундука. В свете костра мне снова показалось, что у него нет лица.
Я пригнулся, как бегун на старте, готовый скорее попытать счастья с каннибалами в джунглях, чем попасться в, лапы этому чудовищу.
Тут розовое пятно его лица закрылось черными кудрями, новый вопль раздался из-под шляпы:
– Сюда, Миллер! Быстро сюда!
К нему, дрожа ж спотыкаясь, приблизился гребец, на которого в лодке орал Дашер. Барттоломью Грейс сделал еще шаг, и Миллер затрясся как в лихорадке.
Сабля Грейса сверкнула в свете костра и полоснула моряка по животу. Выпало что-то красное и длинное, Миллер со стоном подхватил это. Мне показалось; что это кишка, но оттуда посыпались монеты, сверкающие гинеи. Красной оказалась тонкая шелковая ткань, в которую они были завернуты.
– Вор! – Грейс картинным жестом указал на Миллера. – Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Пойманный с поличным пират сокрушенно уставился на шелк и рассыпанные монеты.
– Говори, пока не поздно.
Но ответа не последовало. Немая сцена затягивалась.
– Согласно Черной Книге и законам Олрона, – нарушил молчание Грейс, судья и присяжные в одном лице,- любой вор должен заплатить за свое преступление, – Он порылся носком сапога в монетах. – Сколько здесь? Гиней десять, ну двенадцать, не больше.- Он повернулся к группе пиратов. – Боцман, сколько по кодексу стоит рука?
– Десять гиней, сэр, – ответил голос из толпы,
Грейс кивнул, алое перо на шляпе покачнулось.
– Заберите его.- Он шевельнул саблей.- Пусть платит.
Миллера увели, и тут же я услышал удар топора и дикий вопль.
– Господь милосердный, – пробормотал Дашер.
– Кто-нибудь еще? – тихо, вкрадчиво промурлыкал Грейс. Он прошелся перед замершими пиратами широким упругим шагом, туда и обратно. – Неужели среди нас есть воры? Неужели кто-то еще предал меня?