Пироскаф «Дед Мазай»
Шрифт:
— Тогда терпи, — разрешил Том. И спохватился: — Ой, а Изольда как живёт?
Изольда не поехала на базу, осталась во дворце, ей надоели путешествия.
— Нормально живёт. Поселилась в библиотеке…
— Небось пробует на вкус всяких плутархов и диккенсов, — хихикнул Том.
— Нет, она культурная…
— А Платоша все рисует?
— Пишет, — уточнил понимающий в искусстве Юга. — Он ведь живописец, а не график. Мы там, на потолке, похожи на себя, как две капли воды…
— Передавай привет…
— Том, я приеду через несколько дней!
— Ладно, пока…
К дереву переправились на моторке. Вблизи оно походило на космических спрутов, которые сплелись друг с другом и вскинули себя в высоту. Кроме Тома, в лодке были дядя Поль, фройлен Дуля, Вовочка и Ефросиний Штульц. Лодка ткнулась носом в бугристый корень, уходящий в воду. Он оказался толщиной с бегемота. В складках коры виднелись травинки.
Сценарист Вовочка задрал голову:
— Здесь придётся работать бригаде лесорубов! Какая несусветная мощь!
«Какой несусветный болтун», — подумал Том. Дядя Поль, кажется, подумал то же, потому что с пониманием посмотрел на Тома.
Тому было не по себе. Будто он подошёл к чужому громадному дому, в котором ему поручено сделать что-то нехорошее. Он сбросил сандалии и ступил на корень. Боялся, что будет ощущение, как от щупальца чудовища, но ничего похожего. Просто тёплая сырая бугристость…
Дядя Поль сказал:
— Говорили, что ясень. А это дерево особой породы. Туренский тополь. Я даже не знал, что они остались на свете. В последние полсотни лет их искореняли особенно старательно.
— Почему? — спросил Том.
— У чиновников всех стран к ним какая-то особенная нелюбовь. Может быть, из-за пуха. Летом, когда начинается цветение, пух кружится густой метелью. Кто-то мне говорил, что чиновники боятся, будто в ней могут укрыться террористы. Большим начальникам всегда кажется, что в них кто-то может выстрелить иди бросить гранату… А ещё говорят, что эти деревья очень хрупкие и во время непогоды часто падают на чиновные иномарки…
— Брехня, — отрезал Том. — У нас вокруг «Фонариков» десять старых тополей. Сколько было гроз — ни один не упал. А зато поломались берёза и липа…
— Наверно, потому, что там не было иномарок, — вставила фройлен Дуля. Иногда она говорила умные вещи.
Том оказался впереди всех. Остальные двинулись за ним. Он оглянулся.
— Можно, я побуду здесь один?
— Том, зачем? — встревожился дядя Поль.
— Ну… хочется… — Он и сам не знал, зачем. Кажется, должно было что-то случиться. Не страшное, а такое, что поможет в чем-то разобраться…
— Один на всем острове?! — ахнул сценарист Вовочка.
— Да какой это остров? Одно дерево, сказал Том и босой ступнёй погладил корень.
— Все понятно. Гэ Гэ хочет вжиться в атмосферу фильма, — сообщила фройлен Дуля.
Том сказал, не оглянувшись:
— Сами вы Гэ Гэ…
— Том, не груби, — неуверенно попросил дядя Поль.
— А чего она…
Фройлен Дуля не хотела ссориться.
— Мальчик прав. Пусть побудет здесь один. Вернее, один на один со своим… антигероем.
— А если что случится? — забоялся дядя Поль.
— Ничего не случится! Через час я позвоню, и вы пришлёте лодку…
— Ох, Том… — выговорил дядя Поль. Храбрый капитан, который редко боялся за себя, за Тома дрожал постоянно.
Остальные ничего не сказали. Том был нынче главный. Вот откажется сниматься — и все кино «козе под хвост».
Лодка ушла. Дядя Поль все оглядывался. Том помахал ему бескозыркой и пошёл по корню наверх…
Не поймёшь, где кончается корень и начинается ствол. Груды выпуклостей и складок коры. От них пахнет теми тополями, что у «Фонариков» (такого запаха не бывает у неживыхдеревьев)…
Цепляясь босыми ступнями за бугры и щели, Том стал подниматься по наклонному стволу (будто не по стволу, а по горе). Это было не трудно. Скоро он оказался в развилке. Здесь уже два ствола были оплетены другими, потоньше. Но «потоньше» — это все равно небывалая толщина. В коре темнели расщелины, из них торчали клочья мха. Во многих местах чернели круглые дупла. Из одного выскочила рыжая белка, деловито глянула на мальчишку и поскакала вверх…
Том перебирался с одного ответвления на другое. Каждое было толщиной с гору. А самые тонкие сучья — в два раза объёмистей Тома.
И вообще, это было не дерево, а целая страна. Или даже планета. Со всякими жителями. Здесь обитали гусеницы, жуки, какие-то личинки. Порхали с выступа на выступ мотыльки. Попадались весёлые большеротые лягушки. Одна даже прыгнула мальчишке на плечо и посидела на нем.
— Я тебя не боюсь, — шепнул ей Том.
— Уак! — обрадовалась лягушка и ускакала.
Потом в складках коры стали появляться жёлтые цветы-звёздочки. Размером с ноготь на Катином пальце. С крохотными листиками. Непонятно — эти цветы проросли из прилетевших сюда семян или проклюнулись из самого дерева? В любом случае — чудо!
Том пробирался через сплетения стволов, забыв про высоту. И цветов становилось все больше. Они устилали кору. Такая солнечная россыпь. Из неё торчали мелкие ветки. И на них Том увидел наконец самое главное — ростки с похожими на маленькие клювы листиками. Они будто собирались распуститься, как на обычных тополях в майскую пору! «Ура!..» — выдохнул Том.
Он оглянулся через плечо. И обмер от высоты, которую одолел!
Обмер, но не испугался. Колечко в мочке уха запело по-комариному.