Пирожок по акции
Шрифт:
— Какие моменты?! — взвилась ошеломленная Ману, которую, похоже, добило известие о паспорте.
— Кто-то третий в вашей… женской кассе взаимопомощи!
Мексиканка остыла так же мгновенно, как вспыхнула секундой ранее. Она замолчала, а затем сделала-таки заказ в виде порции острых куриных окорочков с апельсиновым соусом и… стопки текилы.
«Молодец!» — мысленно крякнул профессор с полным одобрением действий. Женщина быстро приходит в себя, этого не отнять. И все-таки что-то не сходится. Поведенческий диссонанс, так сказать. Как будто выполняет какую-то программу. У нее остались силы жить после всего случившегося, она держит тело в безукоризненной физической форме, следит за собой, читает молитвы за близких.
— Никого третьего в нашей кассе, — слово «касса» женщина выделила голосом с легкой издевательской ноткой, — нет. Я бы знала.
— Да ладно! — Антон тоже заказал себе мясо и текилу, машина-то на стоянке у отеля, если куда приспичит ехать, то проще вызвать такси. — У Аллы аура вывернута наизнанку и продырявлена, как старая шаль, поеденная молью! Она на износе! Откуда она подпитывается, создавая полноценные иллюзии — такие, что истинную природу чувствуют разве что животные?!
— Ты же видел, какую она любит обстановку, без прямых линий. Зацикливает, замыкает вокруг себя пространство, чтобы не было утечек силы. Мне трудно это понять, только со слов Аллы.
— Да хоть как замкни! Хочешь — фэн, а хочешь — шуй… Там нечего латать. Алла на износе, понимаешь?!
— Я не зна…
Лозинский решил быть безжалостным до конца.
— И еще. — Коротко бросил он, сверля собеседницу взглядом и насупив брови. — Кто накрутил тебе хвост с идеей посмертной мести всем и вся?
Выражение смуглого лица стало таким, что хуже некуда. Не будь никого рядом, хлесткая пощечина профессору была бы гарантирована. И даже так: женщины типажа Ману на пощечины не размениваются. Скорее уж полноценный удар кулаком в нос. Тогда из кафешки выведут под белы рученьки обоих… Сейчас же метиска ограничилась тем, что убила сидящего напротив гринго — который не гринго — взглядом, в своем воображении размазала по скатерти, а потом успокоилась.
— Никто не крутил. Нет у меня хвоста, Антонио. Я тебе не мартышка.
И все же… Лозинский был готов поклясться, что на ее лице промелькнула какая-то коротенькая мысль. Как будто хвостик не мартышки, но мышки, стремительно прячущейся в норку. Не потому, что мышку Мануэлита хотела спрятать от большого рыжего кота, нет! Она пыталась ее поймать, как некое ускользающее воспоминание.
— Мы позвоним Алле из аэропорта. Завтра, перед вылетом. Захочет — присоединится к нам, прилетев из Хантов. — Веско заговорил профессор. — Будь человеком, Маняша. Прошу до визита на Урал никаких действий не предпринимать.
Официант принес две стопки текилы и лимон с солью.
— У нас вкуснее. — Ману вынесла вердикт, произведя дегустацию благородного напитка.
— Не верю. Пригласи в гости, что ли.
— Ну, знаешь… — мексиканка отодвинула стопку в сторону. — Я здесь не для этого. Ты — не для этого. Мы знакомы второй день, а ты ведешь себя…
Антон парировал выпад с легкостью.
— Угу. Мало знакомы для того, чтобы мне напроситься к тебе в гости, но достаточно для того, чтобы способствовать совершению ритуального самоубийства. Шикардос!
— У тебя жаргон como vandalo! Прим. авт.: здесь — как у гопника! исп.
— Это только разминка, мои студенты и хуже слышали. — Отмахнулся профессор, допив текилу. — И вообще… вот представь. Приеду я в гости… то-се, курорт, солнышко, твоя загорелая попа на пляже, мой белесый торс… Обгораю, как вареный рак, зрелище то еще…
Пик возмущения был достигнут. За ним наступил перелом, которого Лозинский ждал и провоцировал ближайшие пятнадцать минут. От напряжения Ману — к гневу, от гнева — к ее расслаблению, когда наступило понимание, что собеседник несет откровенную чушь.
— Ты… больной на голову, Антонио. — Мягко сказала Мануэлита, также допивая содержимое рюмки. — Тебе это говорили?
— А то! Разок-то в неделю слышал. До недавнего времени.
— От своей женщины? Она была права, что ушла! Ты же птицам бутерброды из дому выносишь, продуктов на тебя не напасешься.
— Я и сам люблю покушать.
Разговор, вроде бы бесцельный и ни к чему не обязывающий, все-таки дал Антону возможность задать несколько важных вопросов как бы между делом.
Из ответов он понял, что фамилия русских предков Ману — Гартман — имеет прочные немецкие корни (как ни парадоксально это звучит) и к старообрядцам, скорее всего, не имеет никакого отношения. След с деньгами не тот. Также выяснилось, что в период времени, проведенный мексиканкой вместе с Аллой в России, они выходили на монету дважды. Это не считая трех попыток, которые в одиночку предпринимала сеньора Торнеро в более раннее время (включая помощь несчастного Вадима Милухина). И каждый раз что-то срывалось, заканчиваясь то смертью владельца, то покупкой нумизматического артефакта неизвестными лицами. Планка неприятных происшествий сбивалась непременно на третий день действий, как по какому-то заведенному правилу. Вот почему обе женщины так торопились завершить все в три дня — опыт-то есть…
«Однако!» — подумал Антон. Пожалуй, контакт с нынешним владельцем может быть опасен для последнего или…
… или для самого Лозинского.
Алла бы никогда не обратилась к нему, если бы не почувствовала «прорезавшиеся» способности. Но знать бы еще, как эти способности применить! Все больше он убеждался, что в процессе есть третья сторона, и, возможно, скрытая и от Аллы, и от Ману. Это было куда хуже, чем неискренность самой Аллы.
Ночь стала для Лозинского действительно бессонной. То есть, спать-то он спал — точнее, дремал, но максимально чутко, сторожко, боясь прохлопать момент, в который Мануэлита соберется сбежать. Предпосылки имелись. После возвращения из ресторана она заперлась у себя в комнате. Антон собирался позорно подслушивать под дверью, и действительно, соседка по номеру довольно долго общалась то ли по телефону, то ли по мессенджеру в соцсетях, кто ж ее знает, но разговор-то шел на испанском! Антон мог похвастаться хорошим знанием английского — и все. К часу ночи в комнате Ману все стихло. Полоска света под дверью была — но это был обычный свет свечи, без сияющего мерцания. Может быть, женщине и не удалось достичь той концентрации и самоотдачи в молитве за близких, как это было прошлой ночью, но…
Антон чувствовал, что смог посеять в ее душе зерна сомнения в правильности намеченных действий. И, кроме того, вопрос о «накрученном хвосте» тоже достиг цели. Кто-то подтолкнул Ману к мысли о жестокой мести в обличье демона — и очень ловко, так, что она стала считать ее своей собственной. Для этого кто-то должен был обладать специфическими знаниями о религии древних майя, а также — практиковать черную магию или быть подкованным теоретически. Также стоит предположить, что кто-то преследует сугубо свои цели. Какие?! Кто?! Для ответа на эти вопросы надо как минимум знать окружение обеих женщин. С Мексикой пролет, это ясно. Там концов не найти. Каких-то общих московских знакомых с Аллой отыскать можно, если плотно «сесть на телефон» на пару-тройку дней.
Да нет ни пары, ни тройки. Даже не верится, что столько событий можно упихнуть в такой короткий временной промежуток… Отсчет событий начался субботним утром, а сейчас вплотную подступало утро понедельника. Во вторник у Лозинского заканчивается коротенькая командировка, в среду (четвертого ноября) — выходной, но пятого надо быть на работе. Уже ясно, что вряд ли. Придется брать три дня в счет отпуска, без содержания, пользуясь обтекаемой формулировкой «по семейным обстоятельствам» или еще как-то.