Пирушка с привидениями
Шрифт:
И вот каждую ночь он вставал с постели и послушно брел за бесплотным старым обманщиком по всему двору. Каждую ночь старикашка указывал ему другую точку, и на следующий день мой шурин приступал к сломке указанного места, где, очевидно, был замурован клад. К концу третьей недели на мельнице не осталось ни одной комнаты, пригодной для жилья. Все стены были снесены, все полы вынуты, в каждом потолке зияла дыра.
А затем, так же внезапно, как и появился, дух прекратил свои посещения, и моему шурину ничто уж больше не мешало заняться в свободное время восстановительными работами.
Что заставило эту старую образину так нелепо подшутить над семейным человеком и честным налогоплательщиком?
Некоторые утверждали, что дух коварного старика проделал все это в отместку за то, что мой шурин сначала в него не поверил. А другие считали, что призрак был при жизни вовсе не мельником, а водопроводчиком или стекольщиком, и ему приятно было видеть, как мельницу портят и разрушают. Но толком никто ничего не знал.
История, рассказанная священником
Мы выпили еще немного пунша, а затем священник рассказал нам свою историю. Я никак не мог разобраться в ней и потому не могу ее пересказать. Никто из нас не мог в ней разобраться. С точки зрения содержания это была довольно занимательная история. Сюжетов в ней было необыкновенное множество, а событий хватило бы на дюжину романов. Никогда еще я не слыхал рассказа, где было бы столько разных происшествий, случившихся с таким количеством разнообразных персонажей.
Мне представляется, что каждый человек, которого наш священник когда-либо и где-либо видел или о котором слышал, — попал в этот рассказ. В нем были сотни персонажей. Каждые пять секунд он вводил в нить рассказа новую коллекцию действующих лиц на фоне совершенно новых событий.
Рассказ развивался примерно так:
— И тогда мой дядя побежал в сад и взял там свое ружье, но привидения там, конечно, не было, и Скроггинс сказал, что он в него не верит.
— Не верит в кого именно? И кто такой Скроггинс?
— Скроггинс! Ах, вы не знаете? Это тот, другой, — понимаете, это его жена…
— Какая жена? Откуда она взялась и что ей нужно?
— Так вот об этом я вам и рассказываю. Это она нашла шляпу. Она приехала в Лондон со своей двоюродной сестрой, которая является моей невесткой, а другая племянница вышла замуж за человека по фамилии Эванс, а когда все кончилось, Эванс понес коробку к мистеру Джекобсу, потому что отец Джекобса видел этого молодого человека живым, а когда он умер, Джозеф…
— Подождите, оставьте в покое Эванса с его коробкой; что случилось с вашим дядей и ружьем?
— Ружьем! Каким ружьем?
— Ну, ружьем, которое ваш дядя держал в саду и которого там не оказалось. Что он сделал с этим ружьем? Может быть, он застрелил из него кого-нибудь из этих Джекобсов и Эвансов, Строггинсов и Джозефов? Если так, то это благое дело, и мы с восторгом послушаем о нем.
— О нет, что вы, это было бы невозможно, его ведь заживо замуровали в стену, вы же помните, а когда Эдуард IV [4] говорил об этом с аббатом, моя сестра сказала, что, принимая во внимание состояние ее здоровья, это невозможно, потому что может пострадать ребенок. И вот они назвали его Горацио, по имени ее собственного сына, который был убит при Ватерлоо [5] еще до своего рождения, и лорд Напир [6] сам сказал, что…
4
Эдуард IV. — Эдуард IV (1442—1483) — король Англии в 1461—1470 и 1471—1483 гг., представитель Йоркской линии Плантагенетов, захватил
5
…убит при Ватерлоо… — Ватерлоо — селение в Бельгии, близ которого 18 июня 1815 г. произошло сражение, положившее конец политической и военной карьере императора Наполеона I.
6
…лорд Напир… — Роберт Корнелис Напир (1810—1890), фельдмаршал Англии (с 1883 г.).
— Скажите, а вы сами имеете представление, о чем вы рассказываете? — спросили мы его тут.
Он сказал «нет», но поручился, что каждое его слово — чистейшая правда, потому что его родная тетка все это видела собственными глазами.
После этого мы его с головой накрыли скатертью, и он заснул.
Затем стал рассказывать мой дядя.
Он предупредил, что его история — самая правдивая из всех.
ПРИЗРАК ГОЛУБОЙ СПАЛЬНИ
— Я вовсе не хочу нагонять на вас страх, мальчики, — начал мой дядя чрезвычайно многозначительным, чтобы не сказать зловещим, тоном, — и если вы предпочитаете оставаться в неведении, я вам не скажу ничего, но если говорить начистоту, этот самый дом, где мы с вами сейчас находимся, тоже населен привидениями.
— Что вы говорите! — воскликнул мистер Кумбес.
— Говорю то, что вы слышите, а если не слышите, то нечего просить меня говорить, — ответил мой дядя с некоторым раздражением. — Что за привычка болтать глупости! Говорю вам, что в этом доме нечисто. В голубой спальне (комнату рядом со спальней в доме моего дяди принято называть голубой, потому что там умывальные принадлежности этого цвета) каждый сочельник появляется дух ужасного грешника, который когда-то под Рождество убил уличного певца кусочком каменного угля.
— Как ему удалось? — спросил мистер Кумбес с живейшим интересом. — Это, наверное, не так просто?
— Не могу вам сказать, как именно он это сделал, — ответил мой дядя. — Он не объяснял нам самой техники. Полагают, что певец остановился как раз перед его домом и начал петь какую-то балладу, и когда он открыл рот, чтобы взять верхнее си-бемоль, этот злодей швырнул из окна куском угля, который попал певцу в рот, застрял в горле и задушил его.
— Для такого дела нужно метко бросать, интересно как-нибудь попробовать свои силы, — задумчиво пробормотал мистер Кумбес.
— Увы, это было не единственным его преступлением, — прибавил мой дядя. — Еще раньше он отправил на тот свет одного оркестранта, игравшего соло на корнет-а-пистоне.
— Скажите пожалуйста! — воскликнул мистер Кумбес. — Неужели и это факт?
— Конечно, факт, — сердито отрезал мой дядя. — По крайней мере, этот факт не менее достоверен, чем все подобные ему. Просто вы сегодня слишком придирчивы. Говорю вам, обстоятельства дела не оставляли никакого сомнения. Бедный корнетист жил в этом районе что-то около месяца, и, по отзывам старого мистера Бишопа, тогдашнего владельца «Веселых Песочников», был самым старательным и работящим корнетистом, какого тот когда-либо встречал. Он мне сам рассказывал его историю и утверждал, что этот музыкант знал только две мелодии, но даже если бы он знал сорок, то не мог бы играть ни с большей силой, ни большее количество часов в день. Две пьесы, которые он исполнял, были «Анни Лори» и «Милый дом, родной мой дом», а что касается его искусства, то, по словам мистера Бишопа, даже ребенок разобрался бы в том, какое из двух произведений он играет.