Писатель: Назад в СССР
Шрифт:
— Сколько ложечек?
— Две. И столько же сахара.
— Сливки?
— Чуть-чуть.
Выполнив пожелания, я поставил чашку перед ней, представился:
— Меня зовут Артемий.
— Анастасия, — откликнулась хозяйка.
— Вам уже лучше?
— Да, спасибо… — пробормотала Анастасия, уткнувшись в чашку.
— Это хорошо, — проговорил я. — Допью кофе и пойду.
— Останьтесь, — вдруг попросила она.
— Если вы просите — останусь.
— А самому вам разве не хочется?
— Хочется, — не стал отнекиваться я. — Уж больно на улице сейчас неуютно. И такси сейчас
— Ну так оставайтесь, — повторила хозяйка и уточнила, дабы я не возомнил лишнего: — Ляжете в гостиной, на диване.
— Спасибо!
Разговор у нас как-то не клеился. Да и о чем нам было говорить? Обсуждать происшествие в подворотне? Анастасия, видимо, и так сболтнула лишнего и теперь жалела. Ведь это только в книжках вырванная из лап разбойников прекрасная леди рассказывает своему благородному спасителю печальную повесть своих злоключений. Во всех подробностях. А в реальности такого рода проблемами со случайным прохожим, пусть даже благородно пришедшим на помощь, чаще всего не делятся. С сотрудником правоохранительных органов — могут, особенно, когда уже дело заведено, но не с первым встречным.
— Вы кто по профессии? — спросила она.
— Литейщик, — ответил я, — но сейчас собираюсь устраиваться литературным сотрудником в журнал.
— Что так?
— С детства склонен к бумагомаранию…
— Так вы — писатель?
— Есть немного — прозаик и чуточку поэт.
— И у вас есть публикации?
— Есть — в периодике. Ну и тоненькая книжка стихов вышла…
Я поймал себя на мысли, что сегодня уже все это рассказывал — Ларисе. Хорошо хоть та не попросила стихи почитать. Надеюсь, что Анастасия — тоже не попросит. Многие почему-то думают, что поэт счастлив, если его просят что-нибудь почитать.
— А вы кем работаете? — спросил я, чтобы увести разговор в другую сторону.
— Я работаю на киностудии, — ответила она.
— Кем же?
— О, у меня самая ненужная в кино профессия — я актриса.
— Почему же — ненужная? — искренне удивился я.
— Ну, знаете… — усмехнулась Анастасия. — Это как в пункте проката… Люди охотно берут холодильники, пылесосы, телевизоры… А вот, скажем, лыжи, спальные мешки, палатки — могу пылиться на полках годами… Так и мы, актеры, на студии нас неохотно берут напрокат, потому что без нас фильм снять можно, а вот без гримеров, костюмеров, осветителей, кинооператоров и даже обычных рабочих — нельзя.
— Хорошая метафора.
Что-что, а уж подбор слов и образов я мог оценить по достоинству.
— Нет, Тёма… Я ведь могу так называть вас?..
— Можете, — кивнул я. — И даже — на «ты».
— Тогда и ты называй меня Настей и тоже — на «ты».
— С удовольствием, Настя.
— Так вот, Тёма, сравнение с пунктом проката — это не метафора, а жизнь…
— Понимаю.
Я действительно понимал — в первой жизни мне удалось соприкоснуться с киномиром. И, чтобы подчеркнуть это — спросил:
— А в квартире напротив живет режиссер Мякин?
— Да! А ты его знаешь?..
Правильный ответ — буду знать, лет через пять, но я, разумеется, этого не сказал, а ответил уклончиво:
— Главным образом — по фильмам.
— А я у него снималась, — сказала Настя. — В «Тревожных годах» и в «Черном серебре».
—
— Но, скорее всего — не запомнил, — усмехнулась актриса.
— Врать не буду, не запомнил, — признался я.
На самом деле — потому, что смотрел очень давно, хотя сейчас, в 1975, эти фильмы должны быть на слуху. Если они еще идут в кинотеатрах, надо пересмотреть.
— Меня это не удивляет и не обижает, — сказала Настя. — Не думай. Популярность — штука капризная… Тем более, что в кино она редко зависит, собственно, от игры актера.
— Как в литературе — от таланта писателя, — вставил я свои пять копеек.
— Ну, в литературе автор отвечает за свое произведение единолично, а в кино — ответственность, так сказать, коллективная… То есть, в конечном счете, не отвечает никто.
— А как же режиссер?
— Замысел режиссера, как и сценариста, кромсается, искажается буквально всеми участниками процесса — начиная с худсовета и кончая монтажом… Вносим и мы, актеры, свою лепту.
— Единоличная ответственность, как ты говоришь, тоже не так прекрасна, — парировал я, попивая кофе. — Увы, писатели сами уродуют свои произведения, стараясь угодить то тем, то этим, так что в результате от первоначального замысла остаются только рожки да ножки…
Так мы и беседовали, как и положено советским кухонным интеллигентам, об искусстве, стараясь не называть вещи своими именами. После кофе — перешли к чаю. До спиртного, понятно, дело не дошло. Настенные часы модной в это время формы — раздутого и одновременно перекошенного квадрата — показали полночь. Хозяйка квартиры вздохнула, поднялась и стала мыть посуду. Я отправился по неотложным делам, а когда вышел из ванной, Настя позвала меня в гостиную. Она уже убрала свое пальто, шапку и сапоги, которые я с нее снял. И принесла мне подушку, одеяло и постельное белье.
— Ты извини меня, Тёма, — вдруг сказала она, глядя прямо на меня. — Я не делаю вид, что не ТАКАЯ, но с тобой как-то не хочется впопыхах… Понимаешь?
— Понимаю, — ответил я. — Все нормально.
— Ну тогда — спокойной ночи!
Настя подошла ко мне, поднялась на цыпочки и поцеловала в губы — от нее все еще пахло перегаром, так что я был даже рад, что она не вздумала меня «благодарить» как-то более пылко — и вышла, плотно притворив двустворчатую остекленную дверь. Я постелил себе постель, лег и без всяких мыслей и терзаний провалился в сон. Мне снилось, что я пытаюсь затолкать в салон «Волги» магазинного манекена, а тот упруго выскакивает обратно. От манекена несет спиртным, он пытается меня обнять и шепчет: «Не хочу впопыхах!.. Хах-хах!».
Утром хозяйка меня разбудила — я отметил про себя, что ночь прошла совершенно спокойно, хотя ожидать можно было всякого. Она была уже одета на выход и накрашена. Я поплелся в санузел, умылся и даже почистил зубы — пальцем, выдавив на него немного хозяйской зубной пасты «Поморин». Настя поджидала меня кухне. На столе уже были расставлены тарелки, и, когда я уселся на табурет, хозяйка разложила по ним омлет с колбасой и помидорами. Были еще бутерброды с маслом и редкими алыми зернышками красной икры, а также — кофе, но не растворимый, а честно сваренный в турке. Роскошный завтрак.