Писатель: Назад в СССР
Шрифт:
Обнаружил в сковородке немного фрикасе и риса. Поставил ее на плиту и зажег газ. Вскоре раздалось аппетитное шкворчание. Я заглянул в заварочный чайник и увидел, что заварки еще полно. Ну, можно и позавтракать. По холостяцкой привычке я и не подумал о том, что не один в доме, и, может быть, кузина тоже еще не завтракала. Тем более, что я о ней вообще старался сейчас не думать. Но Наденька сама напомнила о себе. Она появилась на кухне в знакомом наряде. На ней был купальный халат, а на голове полотенце. Ну совсем как на Анастасии Павловне позавчера.
— Ой, как вкусно пахнет! — беззаботно воскликнула кузина, а я поперхнулся.
Хорошо,
— А ты разве не завтракала? — спросил я на всякий случай.
— Нет, — лишила Надежда меня последней надежды. — Я ведь тоже недавно встала…
— Тогда садись, ешь, — распорядился я, пододвигая к ней сковородку.
— Спасибо!
Родственница подтащила к столу табуретку и села. Когда она наклонилась к столешнице, чтобы взять сковородку, ворот халата распахнулся чуть ниже дозволенного, на миг явив моему взору интересное зрелище. Нет, так дело не пойдет. До меня стало доходить, насколько это рискованная затея — жить в одной квартире с такой вот, не слишком стеснительной девушкой.
— Надя, можно с тобой поговорить откровенно? — проговорил я, наливая чай ей и себе.
— Да, Тёма, конечно, — прощебетала она.
— Ты очень красивая девушка… — начал я.
— Спасибо!
— Но для меня ты — только дочь дяди Васи, — продолжал я. — Родственница, понимаешь?
— Да, — кивнула она и тут же зачем-то уточнила: — но не кровная…
— Пусть так! Все равно! Мы родня и будем жить под одной крышей, как родня. Поэтому…
— Поэтому — что? — хлопала она глазенками с длиннющими ресницами.
— Никаких «диван разложим и ляжем»… И дверь в ванную запирай, когда моешься. Понятно?
— Понятно, — немного скисла она. — Я думала, мы не чужие…
Вот и пойми ее! То не кровная, то не чужие.
— Если ты наелась, пойдем займемся комнатой моих родителей, будем тебя переселять…
— Хорошо, — встала Наденька.
— Только переоденься, пожалуйста, — велел я, а потом всё-таки смягчил тон. — Уборка же… Пыль, паутина…
Она ушла переодеваться, а я занялся посудой. Чувствовал я себя противоречиво. Здоровенный молодой парень уговаривает девицу, которая сама ему симпатизирует, не делать глупостей, причём из опасения, что она его окольцует.
Минут через пять кузина опять появилась на кухне, но одетая в лыжный костюм, словно призванный изуродовать красивую фигурку — мешковатая курточка, раздутые на коленях штаны. Волосы она спрятала под платок. В общем — готова к труду и обороне от назойливых ухажеров. И от не назойливых — тоже.
Мы занялись уборкой в комнате. Я аккуратно собрал и упаковал в пустой чемодан личные вещи, фотографии перенес в свою комнату, как и награды отца, а также — немудрящие украшения и флакончики с духами матери. Убрали также постельное белье. Потом тщательно вымели и вымыли комнату. Даже проветрили ее, невзирая на морозный февральский день за окном. Комната преобразилась. Теперь она уже не напоминала музей.
Но я неожиданно почувствовал, насколько сильно устал — и дело, конечно, было не в боли в мышцах от выкручивания тряпки.
— Ну вот, — сказал я Наде, — теперь ты здесь можешь жить.
— Спасибо! — пробормотала она и добавила: — Ты прости меня, Тёма!
— За что?
— За мое глупое поведение…
— Все нормально, Наденька, — отмахнулся я. — Останемся друзьями… И все у нас будет хорошо.
Я оставил ее обживаться, а сам
Писатель всегда остается писателем, и в голове моей уже начал складываться сюжет детективного романа. Правда, пока туманный… Не хватало главного героя. Мне не хотелось делать его сыщиком. В идеале, роман вообще должен обойтись без официального расследования. Поэтому героем должен быть кто-то вроде меня… Человек, случайно оказавшийся на пути некой мафии и мужественно с нею разобравшийся. В одиночку? Нет, у него должен быть помощник. Ну или помощники…
Ладно, об этом я потом подумаю, обмозгую… Я дошел до телефона-автомата, соображая, кому позвонить сначала, и набрал номер Ларисы. Она откликнулась сразу:
— Алло!
— Лариса, привет, это Тёма! — сказал я.
— Здравствуй! — откликнулась она. — Хорошо, что позвонил… Рассказы я твои распечатала. Так что можешь зайти.
— Хорошо! Спасибо! — сказал я. — Если можно — вечером?
— Даже лучше, если вечером, — ответила Лариса, и я слышал, что она заулыбалась. — Днем у меня полно работы, не хотелось бы отвлекаться.
— Тогда — до вечера!
Я прижал рычажок аппарата и отпустил. Вставил в прорезь еще две копейки. Набрал номер Насти и долго слушал длинные гудки. Никто не отвечал. Послушав еще немного, повесил трубку. Дома у Трегубовых никого не было. Ладно, позвоню позже. Я вышел из будки и сел в троллейбус, идущий в центр. Поехал устраиваться на работу. Через полчаса я входил в многоэтажное здание, с первого по последний этаж занятое редакциями различных газет и журналов.
Здесь был пропускной режим, но пропуск мне выписали без всяких проблем. И вот я оказался в холле здания, знакомого мне до последней курилки. Трудно сказать, сколько часов своей первой человеческой и писательской жизни провел я здесь. Ведь советский литератор должен не только трудиться за своим письменным столом, но и ходить по редакционным кабинетам, если хотел заработать. Платили прилично, но и попотеть приходилось. Выпуск книги авторы порой ждали по два—три года, и поэтому сначала старались публиковать свои новые произведения в газетах или журналах.
Вся эта кухня была мне хорошо знакома и понятна, в отличие от того, что творилось в литературно-издательском деле в XXI веке, когда стали стремительно отмирать привычные формы и появляться новые. И, в отличие от меня самого из первой молодости, я нынешний прекрасно знал, к кому в этом здании подойти и что сказать, чтобы твой рассказ или повесть пропихнули в номер без всякой очереди. Мне были ведомы слабости и пороки редакционных начальников, вкусы их секретарш и других литсотрудников.
Поэтому если в первой жизни я потратил на завоевание этого газетно-журнального небоскреба лет пять, то теперь я намеревался покорить его за пару месяцев. Пока что я скромно поднялся на шестой этаж, вышел из лифта и, пройдя по длинному коридору, уткнулся в дверь с солидной стеклянной табличкой «ГРЯДУЩИЙ ВЕК» ОРГАН СП СССР'. Здесь командовал Мизин Станислав Мелентьевич, записка от которого лежала у меня в кармане, рядом с паспортом и трудовой книжкой.