Писатели Востока — лауреаты Нобелевской премии
Шрифт:
Стихотворение Догэна называется «Изначальный образ». Особенности художественного мышления и осмысления природы поэтического слова, своеобразие мировосприятия Кавабата тесно связаны с этим «изначальным образом» дзэнской поэзии.
Ооэ ставит под сомнение то, что для Кавабата является внутренней сущностью его творчества. «Изначальный образ» дзэнского монаха Догэна, по мнению Ооэ, утверждает невозможность вербальной передачи истины. Здесь поэзия вне слов. Искусство теряет свою коммуникативную функцию и предназначается исключительно для посвященных. Только путем отказа от собственного «Я» читатель сможет постичь смысл «замкнутых в себе слов». Эзотерический стих Догэна не может удовлетворить эстетические запросы современной литературы, задача которой, как полагает Ооэ, художественное исследование крайне усложнившейся действительности наших дней.
Нобелевская лекция
Кавабата в своей Нобелевской лекции акцентирует различие, то, что отличает японское искусство от западного. «Некоторые критики усматривают в моих произведениях нигилизм, — говорит Кавабата, — но мой нигилизм в корне отличается от западного, он основан на дзэн-буддийском миросозерцании». Ооэ, наоборот, постоянно подчеркивает типологическую соотносимость своего творчества с эстетическими концепциями западной литературы. Для него «изначальным образом» был гуманизм французского Возрождения. Японскому писателю близка универсальная всечеловеческая основа идей европейского гуманизма.
Тяготение к гуманистическим ценностям Запада проявилось у Ооэ с ранних лет. Среди книг, которыми он зачитывался в детстве, были «Приключения Гекльберри Финна» Марка Твена и «Чудесное путешествие Нильса Хольгерсона по Швеции» Сельмы Лагерлеф. По признанию Ооэ, они «потрясли его до глубины души». Книги заморских авторов будоражили детские фантазии писателя, выросшего в провинции, на окраине страны. С тех пор пристальный интерес к художественной культуре Запада не покидает его. В Нобелевской лекции он скажет: «Откровенно говоря, мне духовно ближе не соотечественник, который 26 лет назад стоял на этой самой трибуне, а ирландский поэт Уильям Йейтс, удостоенный этой же премии 71 год назад, будучи почти в моем возрасте» [92] . Имя Йейтса названо здесь не случайно. Именно его поэзия вдохновила роман-трилогию Ооэ «Горящее зеленое дерево», который, по словам автора, подытоживает его творчество как романиста.
92
Ооэ Кэндзабуро. Аймайна нихон-но ватакуси, с. 8.
В резолюции, принятой ирландским парламентом в связи с награждением У. Йейтса Нобелевской премией, были слова: «Наша цивилизация будет оценена человечеством благодаря Вашим усилиям… Бесценны Ваши произведения, направленные к защите людей от энтузиазма разрушения…» Свою миссию художника Ооэ видит в том, чтобы, подобно Йейтсу, внести свой вклад в дело признания Японии, ее цивилизации, о которой мир больше знает по электронике и производству автомобилей, а не по уровню развития философии и искусства. Ооэ говорит и о своем долге как гражданина страны, которая в недавнем прошлом с разрушительным фанатизмом попирала человеческое достоинство как у себя дома, так и за его пределами. Ооэ и Кавабата — писатели разных идейно-эстетических ориентаций. Ооэ считает, что традиционное искусство, изображающее жизнь в мягких, пасторальных тонах, далеко от реальности современной Японии. Он объявляет себя писателем не пасторальной, а «реальной жизни» («Наше время», 1959).
Интересно рассуждение Ооэ о том, кто такой современный японец. В представлении европейцев он обычно выступает как натура, отличающаяся изяществом, утонченностью и созерцательным умом. Ооэ, однако, считает, что современный японец во многом изменился. Ныне, помимо прочего, его отличает и гуманистическое мировосприятие, чувство сопричастности всему тому, что происходит в мире. Гуманизм становится и японским стилем жизни.
Высокий гуманизм европейского Возрождения, перенесенный на японскую почву самоотверженным трудом Ватанабэ Кадзуо (1901–1975), виднейшего исследователя творчества Франсуа Рабле, трансформировался в собственно японскую традицию, став неотъемлемой составной частью мировоззрения современного японца. Во время войны и в условиях послевоенного голода Ватанабэ не только довел до конца перевод романа «Гаргантюа и Пантагрюэль» и других произведений Рабле, но и опубликовал книги, статьи и эссе о гуманизме эпохи Возрождения; всего им было издано около 50 томов. Он не жалел сил, чтобы привить на японской почве идеи гуманизма, составляющие основу западного стиля мышления. Ооэ называет труд Ватанабэ «эпохальным» для японской культуры. «Я ученик
Для Ооэ гуманизм является одним из основных законов человеческой природы. Его занимает идея всемирного литературного братства. Ооэ восстанавливает творческие связи с китайскими писателями Чон и Му Джэном, а также с корейским поэтом Ким Джи Ха, которых он считает совестью народа. Японский писатель принимал активное участие в забастовке в поддержку опального поэта Ким Джи Ха. Это было жизненным уроком «гуманизма Ватанабэ».
Главная задача современной литературы, по убеждению Ооэ, заключается в решительной гуманизации всей жизни на земле. Не случайно в центре его творчества оказалась тема Хиросимы. Для него Хиросима является как бы пробным камнем, на котором проверяется верность японской литературы гуманистическим идеалам. В интервью «Литературной газете» Ооэ сказал: «По-моему, настоящая литература должна показывать человеку, какую ответственность он несет перед обществом и миром. В этом смысле литература никогда не утратит своего значения» [93] .
93
Ооэ Кэндзабуро. Я и мои книги. — Литературная газета, 11 июля, 1973.
Роман Ооэ «Личный опыт» (1964) и раскрывает смысл этой ответственности человека перед обществом и миром. У героя, прозванного «Птичкой», рождается ребенок-урод. После взрыва атомной бомбы в Хиросиме подобные случаи были нередки. Молодой отец хочет избавиться от сына-урода, отправившись с любовницей в путешествие по дальним странам Африки, о которой он мечтал всю жизнь. Однако в его душе возникает чувство смутного недовольства принятым решением — бросить ребенка и родину. Постепенно он приходит к убеждению, что человеку не дано права пренебрегать своими моральными обязанностями даже во имя осуществления сокровенной мечты.
Ооэ вынашивает замысел такого романа, который «в конечном счете обретает космические масштабы, космическое звучание». Действительно, в его романах «Футбол 1860 года» (1967), «Объяли меня воды до самой души моей» (1973), «Игры современников» (1979) локальные сюжеты из японской жизни получают глобальное звучание, связываются с судьбами современного человечества, с его тревогами и надеждами в условиях постоянной угрозы ядерной и экологической катастроф. Меняется и традиционное соотношение человека и природы. Мир природы предстает у Ооэ не только как объект возвышенных лирических переживаний, но и во всей конкретности своих реальных связей с человеком. Человек не просто созерцает природу, он активно выступает в ее защиту от натиска «железного века». Ооэ вкладывает в традиционное понимание природы новый, гуманистический смысл.
Желая создать роман «космического звучания», писатель, естественно, должен был освоить адекватные ему средства художественного выражения. Его уже не удовлетворяет система традиционной поэтики. В поисках нового стиля Ооэ обращается к творчеству Франсуа Рабле. По словам писателя, на примере произведений французского гуманиста он учился тому, что было теоретически сформулировано М. М. Бахтиным в работах, посвященных образной системе «гротескного реализма» и народной смеховой культуры.
Ооэ вводит в японскую литературу «гротескный реализм». Смелый полет фантазии, свободное перемещение повествовательного времени, гиперболическое изображение предметов и явлений, неожиданные и резкие контрасты, а также элементы карнавального смеха над глупостью и злом, — именно эти художественные приемы, реализованные в романе «Футбол 1860 года» и других произведениях Ооэ, связаны с поэтикой романа Рабле.
Японский писатель неоднократно подчеркивал важность для современного романа идей, высказанных М. М. Бахтиным о природе гротеска: «Гротескный образ характеризует явление в состоянии его изменения, роста и становления. Отношение к времени, к становлению — необходимая конститутивная (определяющая) черта гротескного образа. Другая, связанная с ним, необходимая черта — его амбивалентность: в нем в той или иной форме даны (или намечены) оба полюса изменения — и старое и новое, и умирающее и рождающееся, и начало и конец метаморфозы» [94] .
94
Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная смеховая культура Средневековья и Возрождения. М.-Л., 1950, с. 30.