Писательские судьбы
Шрифт:
Отсюда раболепная канонизация Маяковского, - сперва затравленного РАПП-ом (Российская Ассоциация Пролетарских Писателей) и доведенного до самоубийства, а потом канонизированного той же самой критикой, которая его травила. Еще бы! Ведь стало известно, что "сам Сталин" считает Маяковского первым пролетарским поэтом!
Итак - с мнениями советской критики никто не считался, ибо все знали, что это критика лакейская: кого прикажут, того и похвалит, кого прикажут, того и затравит. Как-то раз "сам Молотов" изволил отрицательно отозваться о балетной музыке Шостаковича, - Боже ты мой, какая со всех сторон поднялась тут травля! Такими примерами - хоть пруд пруди; они общеизвестны и останавливаться на них не стоит. Но на одном частном случае остановиться следует.
Дан был приказ свыше: разработать понятие "пролетарская литература", подчеркнуть, что основным свойством ее является "социалистический реализм". И - пошла писать губерния! Горы бумаги изведены для этого безнадежного предприятия, ибо никто не знает, что такое "пролетарская литература", и еще менее того - что такое "социалистический реализм".
Пролетарская литература, - это, во-первых, такая литература, авторами которой являются пролетарии; а все авторы не-пролетарии являются лишь "попутчиками". Пусть так, - но не все здесь так просто, как кажется. Вот, например, граф Алексей Толстой: он был в "попутчиках", пока не удостоился кремлевского внимания, после чего его романы стали "украшением пролетарской литературы", а сам он стал ходить под кличкой "пролетарского графа". Значит не в происхождении тут дело, а в мировоззрении. Вот Федор Сологуб был происхождения самого пролетарского (сын сапожника и кухарки), однако вся советская критика именовала его писателем "буржуазным".
Пролетарская литература, - это, во-вторых, такая литература, которая, независимо от происхождения авторов, художественно проявляет идеалы пролетарского мировоззрения.
Если бы я знал, что такое "пролетарское мировоззрение", то готов был бы принять такое определение. Но вот, например, - величайший художественный представитель пролетарской литературы, Максим Горький: с какого конца его мещанское происхождение является пролетарским, а его индивидуалистические концепции не противоречащими "пролетарскому мировоззрению"?
На помощь этому недоумению идет требование, чтобы пролетарская литература пользовалась методом "социалистического реализма". Час от часу не легче! О том, что такое реализм - идут вековые дебаты в европейской и русской критике, а тут, не угодно ли, надо говорить о реализме социалистическом. Откровенно скажу, - совершенно не понимаю сочетания этих двух слов, несмотря на блестящее определение, идущее с высоты Кремля: "литература должна быть реалистической по форме, социалистической по содержанию", - вот что такое пролетарская литература! Здесь сколько слов, столько и недоумений, ибо к прежним присоединяется еще и наивное противопоставление формы и содержания. Не говоря уже о том, что "социалистический" здесь надо понимать как "марксистский", иначе и Глеб Успенский оказался бы пролетарским писателем: несомненный "реалист" и несомненный "социалист", но - народнического толка; значит - не подходят под ранжир марксистского пролетарского писателя.
Да, "социалистический реализм" нисколько не помогает определению "пролетарской литературы"; горы бумаги извели и о нем, но без всякого толка, воз и ныне там. Мне представляется, что с этим термином надо поступить по примеру одного из героев Диккенса, рассказавшего о рецепте писания статьи на тему "Китайская метафизика": в энциклопедическом словаре берут слова "Китай" и "метафизика", разбалтывают их вместе - и статья "китайская метафизика" готова. Возьми спорные слова - "социализм", "реализм", болтай о них вместе, и получишь "социалистический реализм , ни для кого не понятный, да и никому не нужный.
Краткий вывод: нет никакого "социалистического реализма", да заодно и никакой "пролетарской литературы". Есть просто - русская литература по ту и по ею сторону границы, одна - в счастливых условиях свободного слова, другая - на прокрустовом ложе цензуры и марксистского мировоззрения. И если эта вторая могла все же дать за тяжелые четверть века несколько неумирающих произведений, которые прочно войдут в историю русской литературы, то честь и хвала ей за это!
Но, конечно, это не смешные рассказы Зощенко, которого эмигрантский критик готов сопоставить с Гоголем. Я знаю: он сравнивает не величину талантов, а "комическое" у этих двух писателей; мог же тот же самый критик в другой статье проводить параллель между Сервантесом и... Тэффи! Но все же - сравнение обязывает, и лучше не сравнивать несравнимого.
Возвращаюсь к тому, с чего начал: я считаю, что и презрительное, и приподнятое отношение разных лагерей эмигрантской критики к советской литературе - одинаково несправедливо: она и не так ничтожна, как об этом писали критики типа Антона Kpaйнero, и не так замечательна, как об этом говорят критики другого лагеря. Здесь, конечно, как и во всякой оценке, многое субъективно, но все же можно попытаться наметить ряд имен и произведений, которые останутся в истории русской советской литературы, - хоть абзацем, хоть фразой, хоть упоминанием. О русской "европейской" литературе не говорю, ибо еще слишком мало ее знаю: надо еще много прочитать, чтобы иметь право сравнивать эти два русла единой русской литературы, отделенных друг от друга китайской стеной вот уже четверть века.
СОВЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
I. ПОЭЗИЯ
Что представляет собою советская художественная литература - проза, поэзия, критика, - если взглянуть на нее "с птичьего дуазо"? (по бессмертному выражению Глеба Успенского). Четверть века - срок немалый и в человеческой жизни и в жизни литературы; можно ли придти к некоторым общим выводам, если проследить течение советской литературы от ее истоков, то есть от революции 1917 года, и до того рубежа, который поставила война-1941 года? Тема эта - для большой статьи, а не маленького очерка; в последнем можно лишь наметить самые основные вехи, которые все же покажут, если и не детали, то хоть общее направление пути.
Я сразу выскажу тот общий вывод, к которому можно придти лишь в конце пути: все ценное в советской художественной литературе дано людьми старого поколения, вступившими уже в зрелом возрасте в эпоху революции. Исключения очень незначительные - как всегда лишь подтверждают правило.
Прежде всего скинем со счетов один из трех отделов литературы -поэзия, художественная проза, критика - скинем со счетов последнюю, ибо нет критики там, где нет возможности личного мнения. Характерен эпизод с одним из литературных критиков, Корнелием Зелинским (есть такой, и сравнительно довольно грамотный), который написал критическую статью с некиим твердым суждением о только что вышедшем тогда в свет романе Леонова "Скугаревский", сдал ее в редакцию журнала - и в тот же день узнал, что в высоких кремлевских кругах высказывают об этом романе диаметрально противоположное суждение.
Критик немедленно побежал в редакцию журнала, взял свою статью и через день-другой принес ее в исправленном виде: все плюсы в ней были переменены на минусы и наоборот, так что статья в новом виде пела в унисон с нотою, заданной кремлевским камертоном. Нескромность редакции журнала разгласила это событие, после которого Корнелия Зелинского стали именовать Корнелием Вазелинским. Это случай анекдотический, но в то же время типичный: критика в советской литературе превратилась в сплошное лакейство, в постоянное "чего изволите?" и тем самым перестала существовать - ее свободно можно скинуть со счетов литературы.