Пишется история Сибири
Шрифт:
Созданный не волей человека и не по плану архитектора, он как бы олицетворял игру стихийных сил природы. Здесь когда-то бежал подземный ручей, а может быть, и полноводная река. Она-то и вырыла в толще известнякового массива длинный высокий туннель, соорудила сводчатый зал. И все это, может быть, задолго до первого появления человека в нашей горной долине, очевидно, совсем не похожей на современную. Природа же одела стены пещеры сверкающим покровом из сталагмитовой коры, украсила их причудливыми натеками удивительной красоты.
Конечно, нерукотворный пещерный храм на Пейшуле не имеет ничего общего с настоящими буддийскими храмами, высеченными искусными
В нем царит тот же творческий дух, который вызвал к жизни бизонов Альтамиры в Испании и первые глиняные скульптуры пещерных санктуариев Франции в Монтеспан, Комбарелль или Ле-Рок де Серс.
В пещере на реке Пейшуле мы вновь соприкоснулись с неведомым ранее культурным очагом далекого прошлого, увлекательного и таинственного.
Искусство истории
Читатель познакомился с некоторыми фрагментами огромного коллективного труда, который зовется «Историей Сибири». Правда, пока речь шла в основном о временах весьма отдаленных и таинственных, завесу с которых археологам приходилось снимать пласт за пластом, а сетку времени устанавливать с помощью новейших методов физики.
А вот новая и новейшая история Сибири — это время, которое хранится в памяти живых свидетелей (в Сибири немало долгожителей!) и которое запечатлено в жизни людей моего поколения. И мы хорошо помним, как писалась еще недавно история Сибири.
…В 1920 году, на желтой, почти оберточной бумаге в типографии штаба Военного округа была напечатана книжка профессора Иркутского университета Владимира Огородникова: «Очерки истории Сибири до начала XIX столетия». В подзаголовке ее стояло: «Часть первая. Введение. История дорусской Сибири». Автор этой книги справедливо писал, что история Сибири в его время «была почти совершенно забыта современными исследователями». Он объяснял такое положение отсутствием подготовительных работ, «печальным состоянием» печатных источников и неразработанностью архивных материалов.
Но Огородников не учел, вернее не мог представить, еще одной, пожалуй, важнейшей причины. Книга его вышла в свет в то переломное время, когда в одноэтажном деревянном Иркутске произошла последняя кровавая схватка революции с ее врагами, когда над огромными пространствами Сибири взошла заря новой исторической эры, начиналось строительство новой социалистической жизни.
История северных народов Азии как наука, в полном и настоящем смысле этого слова, стала возможной только после победы Октябрьской революции. К числу многих забытых прежде народов, которым Октябрьская революция дала новую жизнь, относятся и народы нашего севера, самые имена которых, казалось, были навсегда утрачены.
Строительство социализма — вот тот новый мощный стимул, тот катализатор, который вызывал живой и все возрастающий интерес к прошлому прежней царской колонии, а ныне — форпосту социализма на Востоке. Да и сама по себе возможность реализации такого огромного смелого замысла, как создание первой многотомной марксистской истории Сибири, возникла в результате подлинной культурной революции в прежней стране ссылки и каторги. В ней выросли десятки высших учебных заведений, сотни техникумов, выросла мощная исследовательская организация академического профиля — Сибирское отделение Академии наук СССР.
Созданию капитального и всеобъемлющего исследования предшествовали десятки больших и малых работ, многие из которых уже упоминались здесь.
Так что ж такое, эта новая Сибирская история? Как, выглядит прошлое народов Сибири в зеркале современной исторической науки?
Дорусская история Сибири, привлекала, как сказано уже, первых исследователей прошлого Сибири, начиная с самого «Отца сибирской истории» — Миллера. Но для него дорусская Сибирь была ограничена временем господства монголов и татар в Западной Сибири. И, кроме того, такое вступление было лишь прелюдией для изображения военных событий, связанных с началом присоединения Сибири. Иначе не могло и быть. Миллер смотрел на все происходившее к востоку от Урала с точки зрения своего класса — феодалов, крепостников и бюрократической верхушки тогдашнего русского государства. Он видел суть истории в том, в чем искал ее позже и Август Шлёцер — в войнах и деятельности завоевателей, в поступках императоров и царей. Народы Сибири для него были не субъектом, а объектом исторического процесса.
Мысль о неспособности коренных народов Сибири к самостоятельной исторической жизни и культурному творчеству нашла в XVIII веке и неожиданное выражение во взглядах ряда ученых, интересовавшихся далеким прошлым и археологическими памятниками этой малоизвестной Западу страны. Их поражали богатства курганов южной Сибири, откуда происходили драгоценные изделия из золота, отмеченные печатью зрелого художественного вкуса и фантазии.
Удивление перед памятниками высокой и древней культуры, находящимися в стране, заселенной «грубыми, злыми и дикими язычниками», сквозит уже в труде Николая Витзена, голландского ученого и бургомистра, автора «Описания Северо-восточной Татарии». Среди ряда других гипотез о создателях этой древней культуры в XVIII веке возникла и гипотеза ученого аббата Бальи о том, что это были… атланты Платона. В своих «Письмах о Платоновых Атлантидах» (Париж, 1779), он писал, что Атлантида вовсе не была поглощена морскими волнами и не стала жертвой вулканической катастрофы. Она, утверждал Бальи, в действительности находилась в глубине азиатского материка, около нынешнего Минусинска, на Енисее, где жил в древности «просвещенный народ, первый изобретатель наук и наставник рода человеческого».
Кому же другому, как не атлантам, могли принадлежать, по его мнению, эти грандиозные курганные поля, обставленные многотонными плитами, удивительные изделия из золота и серебра с изображениями сказочных чудовищ, загадочные стелы, покрытые письменами на неизвестном языке?
Такое же впечатление произвели сибирские древности и на Шлёцера. Правда, он не был согласен с «бреднями» Бальи, Бюффона и Вольтера, которые по его энергичному выражению «верные русские известия отменно худо поняли и исказили». Но что касается Сибири, то здесь, — писал Шлёцер, — «находят живые следы просвещенных народов, которые в древние времена, быв совсем неизвестны остальному миру, занимались тут горною работою, но знали одну только медь, а не железо».