Письма Г.В. Иванова и И. В. Одоевцевой В.Ф. Маркову (1955-1958)
Шрифт:
Кончаю, т. к. начинает трещать голова — теперь от всего трещит, как старый мозоль на дряхлой подошве. Вот, чтобы заполнить место и Вас развлечь последний мой стишок на злобу дня. Предчувствую, что обругаете — и то не так и се не то. Ничего я не обижаюсь.
Иду и думаю о разном, Плету на гроб себе венок И в этом мире безобразном Благообразно — одинок. Но слышу вдруг: Война, идея Последний бой, Двадцатый век… и вспоминаю, холодея, Что я давно не человек А судорога идиота, Природой созданная зря — Урра[Приписка на полях: ] Аполлон 1916 (— март?) доступен ли Вашему обозрению. Ответьте.
Жму Вашу руку. Моя жена Вам очень нежно кланяется. Ваш всегда
Георгий Иванов
Письмо № 13
21 марта 1957
Дорогой Владимир Феодорович,
Я не пишу Вам по той же причине почему — уже года — не только не пишу стихов, но даже не могу представить себе «как это делается». «Что-то» во мне «сломалось» мб. навсегда, мб. временно. Первое вероятней. Впрочем, поживем-увидим. И «если надо объяснять, то не надо объяснять». Вам, конечно, объяснять не надо.
Этой цитатой из Григория Ляндау — открывается статья Вейдле [81] . Она меня очень обрадовала упоминанием о Вас, не самим фактом упоминания, а как упомянуто. И кем. Так бы неопределенно, и в то же время решающе упомянул бы и я Ваше имя. Но с той разницей что глухое упоминание такого человека как Вейдле имеет гораздо больше веса. Знаете ли Вы его? Он антипод Адамовича. Он внешне не даровит. Он долгодум. Фразы его — всегда имеющие подспудное большое значение, идущие из глубины очень необыденной — тяжелы и «не ласкают слуха». Ах, я пишу чепуху. Опять «если надо, то не надо». Короче, я, более менее издававшийся и травивший Вейдле в эпоху «Чисел», когда считалось что столица русской литературы Париж, и жить на rue Flandrin и кататься по курортам совершенно естественно теперь очень Вейдле оценил. Очень. Он умница в лучшем смысле этого слова. И получается так, что его слово остается и будет действовать как сферическая бомба a retardement. Ну расшифруйте сами мои невнятные соображения, изложенные нечитаемым почерком.
81
Владимир Васильевич Вейдле (1 (13) марта 1895, Петербург — 5 августа 1979, Париж) — литературовед, культуролог, либеральный мыслитель, историк культуры русской эмиграции, поэт.
Что я хочу в Аполлоне. В 16 (кажется от марта 1916 г.) есть вкладной, лист — портрет Георгий Иванов — Митурича из выставки Мир Искусства. Мне хотелось бы его иметь. Это я как живой той эпохи. Да я и остался таким. Не можете ли Вы его для меня переснять. Конечно, если это не будет больших хлопот. Мне бы по разным соображениям это доставило бы удовольствия. Я — между нами — собираюсь помирать и подвожу кой-какиe счеты. «Старые счета перебираю» [82] , только вторая строчка уже не та. Кстати там же т. е. в Аполлоне 1916 марте, есть рисунок того же Митурича «Поэты». Я совсем не похож, но Мандельштам. Да. Для Вашего сведения «литературоведа» (какое гнусное слово) — портретов Мандельштама почти нет. Еще для Вашего сведения лучше из них, если придется искать когда-нибудь альбом силуэтов Кругликовой, тоже (забытой художницы Мира Искусства).
82
Строка из стихотворения Г.И. «Маятника мерное качанье…», 1950 года.
Хорошо. Здесь весна. Все в цвету. Мне ефта красота здорово надоела. Так проходит любовь. Эти места, т. е. средиземный берег, поразили меня впервые в 1910 (или 9 году) когда меня, поправлявшегося после воспаления легких, на Рождество привезли в Норд Экспрессе в Ниццу. 48 часов. В Петербурге что-то 25 градусов мороза. И вдруг, после Марселя весь этот рай. И потом, в эмиграции, сколько раз, «за свои деньги» мы с женой ездили в Ниццу, Монте-Карло, Канны, Жуан ле Пен и я не переставал наслаждаться. А вот теперь бесплатно и… хотел бы дождику, морозцу, хоть слякоти какой. Ну мой дорогой друг… Что Вы стали для меня другом дорогим, Вы должны знать, это правда. Как это шло не знаю. Но факт остается фактом. Как «рассудку вопреки» [83] : обыкновенно — и я не составляю исключения — дружбы к старости отмирают, а новые не зарождаются. Мешает нашей дружбе то, что мы не можем встречаться и говорить. И вряд ли удастся встретиться. А впрочем, кто знает. Пока верьте тому, что пишу.
83
Цитата из «Горе от ума» Грибоедова, действие III, явление 21, (стих 607).
Почитайте конечно Люсьена Левена. Это — как всегда у Стендаля — невероятная чепуха с гениальными просветами. Одна из моих любимых книг… вместе с «1000 душ» Писемского. Когда я был «знатен и богат», я любил делать следующее: брать очень горячую ванну, потом в халате, понемножку пить хорошее сухое шампанское и слегка опьянев (чудесное опьянение), читать перед сном «1000 душ» или Стендаля. Читал так множество раз. В Люсьене Левене прекрасно, что нет сердцевины — она исчезала и она то и оставляет сияние. Ну и забавного множество хотя бы «русские письма» одни чего стоят, самое лучшее, что написал Стендаль, конечно, о Любви.
Толстая бумага, на которой написано Ваше последнее письмо очень хороша — ясней видно. Или Вы постарались разборчиво писать. Во всяком случае если можно пишите на толстой. На Ваших тонких листах я плохо разбираю, если не на машинке. Ну напишите мне [неразб. пода….], что придет Вам в голову. Мне большое удовольствие. Извините за глупое письмо — и это трудно писать начинают стукать молотки в голове. Спасибо за Ледерплякс. Обнимаю Вас. Что «Новый Журнал» — вроде как подыхает? От Гуля [84] ни гугу. Ваш Г. И.
84
Роман Борисович Гуль (1 (13) августа 1896, Киев — 30 июня 1986, Нью-Йорк) — русский писатель, эмигрант, журналист, публицист, критик, мемуарист, общественный деятель. Первопоходник, участник гражданской войны и Белого движения. С 1951 Гуль стал ответственным секретарем «Нового Журнала», в 1959 стал его главным редактором.
[На изрезанной бумаге: ] Посылайте мне пожалуйста, если есть, все какие есть и сколько только можно, проштемпелев. марок — местной Вашей почты, а то если можете достать то и южно американских. Очень обяжете. Это для здешних прислуг, убирающих комнаты и пр. Очень существенно!
[Приписка на полях первой страницы]: — читали объявление в «Русской Мысли»? Вот Вольстая (Эллита фон Вольская) померла — это был дом, где можно было остановиться приехав в Париж и есть бесплатно завтраки и обеды с омарами.
Письмо № 14
7 мая 1957
«Beau-Sejour»
Hyeres (Var).
Дорогой Владимир Феодорович,
Пишу Феодорович по-новому для себя: получил на днях от одного «однокашника» в подарок стихи К. Р. [85] «нашего державного шефа» и узнал из биографии что сей Грандюк всюду отстаивал Ѳ, храня святыню языка. Не хочу быть его последователем в этом смысле. Хотя, как будто, Ѳеодор правильнее Фодора.
85
Имеется в виду Великий князь Константин Константинович Романов (1878–1915) — поэт, писавший стихи под псевдонимом К.Р.
Этот Грандюк был кстати большая душка и все мы его искренно (и было за что) любили. Он мой, кстати[,] и литературный крестный отец: в нашем Корпусе издавался журнал «кадет Михайловец» — великолепно издавался на чудной бумаге и т. д. И там я ничтоже сумняшеся напечатал (с его высочайшего поэтического одобрения) пук архидекадентских стихов. Помню одну из строф
Как девы ночи плывут туманы Жемчужным флёром над темным морем Они как девы они как раны Их смех беззвучен и дышит горем.