ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ
Шрифт:
Правительство разрешило не только сочинения Шевченко с пропусками и без пропусков, но и целые кружки, общества и учреждения его имени и, наконец, даже всероссийский памятник ему в «столице Украины» – в Киеве. Но то, чего не ведало или не хотело ведать правительство, прекрасно ведали подпольные бунтари. Правительство забыло, что Шевченко был наказан ссылкой и солдатской службой не за милые стишки о любви и женской красоте, а за государственное преступление, вполне точно установленное. Это преступление заключалось в возбуждении ненависти южнорусского народа к северорусскому и в воззваниях к бунту против нашей государственности. Все это имелось и до сих пор значится, как и кощунства религиозные, в общеизвестных «пропусках» Шевченковой будто бы лирической поэзии. Хотя Шевченко вытянут из деревенской грязи великороссами (начиная с помещика Энгельгардта, пославшего его учиться живописи в Варшаву и Петербург), хотя не киевские хохлы, а петербургские москали (Брюллов, Григорович, Венецианов, Жуковский) обласкали его и возлелеяли, хотя не украинская знать, а великорусская (графиня Баранова, княгиня Репнина, графиня Толстая, князь Васильчиков, граф Толстой и др.) превознесла этого милого деревенского поэта и создала ему имя, тем не менее он, хорошо распропагандированный поляками, воспевал ненависть к единой и нераздельной Руси, как она представлялась Богдану Хмельницкому. Правда, скончавшийся от болезненного пьянства Шевченко умер рано (47 лет), умер уже значительно отрезвленный от бунтовских настроений молодости. Возможно, проживи дольше, он и совсем стряхнул бы с себя польские внушения и осудил бы, как Пушкин и Достоевский,
Правительство русское достаточно медлило в мазепинском вопросе и слишком много упустило драгоценного времени. Хотя украиноманство разных оттенков существует уже более полувека, но мазепинство сложилось на глазах наших. Глубокой ошибкой власти было разрешать будто бы невинные формы украинской особой культуры – особый украинский театр, особую печать, особый язык в литературе и даже науке. Наша имперская власть этим путем благословляла опаснейший из раздирающих Россию сепаратизмов. Дошло до того, что Императорская Академия наук сделалась одним из центров яростной украинской пропаганды. Вообще плохо справляющаяся с своими задачами, эта академия увенчивала труды самых воспаленных ненавистников Империи русской, где проповедовалась «самостийна Украина вид Карпатив до Кавказа». Мало того, Академия наук пыталась узаконить искусственный, нарочно сочиненный Грушевским язык будущего украинского государства под короной Габсбурга… Что же после того негодовать на каких-то поляков и жидов, сеющих из всех сил междоусобие между тремя разновидностями великого племени русского?
Мы взываем к историческому долгу русской власти. Пора привести в действие государственный закон, оберегающий целость Империи от государственной измены. Самое черное из возможных государственных преступлений налицо. В крике: «Долой Россию, да здравствует Австрия!» – заключается не только призыв к восстанию против Престола и законной власти, но и призыв к нашествию врага на родную землю, покушение на державную независимость Всероссийского государства. Это квалифицированная измена, и она заслуживает самой беспощадной строгости. Нет сомнения, правительству и теперь, как издавна, нашептывают в уши самые оптимистические речи: «Помилуйте, что же тут такого? Самая «обыкновенная» политическая демонстрация. Южане – впечатлительные люди, они просто пошумели в солнечный день на улице, и ничего из этого не вышло. Нужно простить это, нужно пренебречь. Само собой все уляжется. Демонстранты разбежались – вот и все. Не следует раздувать события, делать из мухи слона» и пр., и пр. Такими советами змеиной мудрости криводушные люди завораживают простодушных. Но да не будет же и на этот раз непростительного малодушия, вследствие которого правительство терпит, как на его глазах разгорается государственный пожар! Необходимо наверстывать упущенное время, необходимо спешить! Прежде всего надо положить конец преступнейшей жидовско-польской инспирации мазепинского вопроса. Еврейские газеты с «Речью» во главе ежедневно и в статьях, и в заметках, и в сообщениях, и в телеграммах поддерживают и идею отторжения Малороссии, и все проявления этой идеи. Глупой подлости этой пора положить конец. Жиды, растратившие свое собственное государство и погубившие целый ряд других своею заразой, не годятся в учители нам, русским, по части государственности. Поляки, растратившие свое государство и чуть не замучившие при помощи жидов всю Малую, Белую и Червонную Русь, тоже не годятся в учители для нашей государственности. Угрызаемые ненавистью к могуществу единого православного народа русского, пусть эти предатели предлагают свои услуги кому угодно, только не нам!
Российское государство не есть великорусское, оно в той же степени малорусское и белорусское государство. И правительство русское состоит, как и парламент наш и суд, не только из великороссов, но из малороссов и белорусов. Уже целые века спаянные в одном стволе, родные друг другу ветви Святой Руси – не отдельные земли, а одна земля. Во имя государственного единства мы, народ русский, умоляем государственную власть вспомнить о статье первой раздела первого основных государственных законов: «Государство Российское едино и нераздельно». Это нужно вспомнить, как о первом и верховном долге, ради которого все можно отложить и всем на время пренебречь. Как в первой заповеди Моисея, как в первом члене Символа веры, в первой статье основных законов заложена величайшая из идей, составляющих душу государственности. В забвении единого Бога тщетно было бы достигать второстепенные истины и добродетели. В забвении единства государственного тщетно было бы достигать осуществления второстепенных прав народных и обязанностей. Единство русское есть основная формула нашего политического бытия. Отказаться от нее или довести ее до унижения вроде киевского – это значит умышленно стать на край пропасти и ждать, что из этого может выйти. Элементарная честность требует, чтобы преступление называлось преступлением, и мы не видим нынче этой элементарной честности. Как денной грабеж называется почти официально уже не разбоем, а «экспроприацией», так попытка к бунту – «демонстрацией». Пора вернуться к честному и трезвому языку предков, к их здравым политическим понятиям, купленным великими страданиями и трудовым потом народным и благородной кровью. Пора сказать государственным изменникам в глаза то проклятие, которое они заслужили. Пора дать им почувствовать на шкуре их священный гнев народный. Подлецы и негодяи! Вы забыли, как предки ваши, еще задолго до Мазепы, служили то в татарском, то в польском, то в жидовском рабстве. Вы забыли бесконечные унижения и бесчестья, захваты земли вашей и имущества, попрание свободы вашей и веры. Вы забыли, как «рассобачий жид» (выражение Гоголя) держал в аренде ваши церкви, а ксендзы запрягали православных в оглобли. Вам надоела народная независимость, которую вы получили лишь в союзе с великорусским племенем. Вас опять тянет под чью-то чужеземную пяту, вы тоскуете по старому холопству. Нет татар и Польши – вы скулите об австрийском иге, именно в те дни, когда ваши же родные братья, мученики Угорской Руси, испытывают всю горечь этого ига! Жиды, нашептывающие вам ваш гнусный выкрик: да здравствует Австрия! – хорошо знали, как больно ужалит этот голос из Киевской Руси сердца подъяремных ваших земляков…
И до свободного воссоединения Малой России с Великой Россией, и после него, в течение веков пролито общими предками нашими безмерное количество крови за общую нашу державу. В этом море крови, может быть, половина малороссийской. И все это должно пойти теперь насмарку, во славу и честь жидов, тянущих русское добро под австрийскую корону!.. Придумано не худо. Но, оставляя жидов и мазепинцев государственной расправе, что мы, великороссы, могли бы сказать нашим южным братьям, колеблющимся в соблазне? Слушайте, братья, змея-искусителя, да остерегайтесь от того, чтобы поверить ему! На что толкает Малороссию партия проклятого Церковью Мазепы? На «самостийность», то есть отдельное государственное существование. Но оглянитесь в историю: по силам ли оно было когда-нибудь Южной России? Как только татарский удар расколол Россию, ни один из осколков не мог вернуть свое державное существование, и даже самому крупному из русских племен – великорусскому – потребовались века, чтобы выбиться из-под власти какой-то степной орды. А вы, малороссы и белорусы, без нашей помощи никогда не выскочили бы из польско-жидовской петли. Поглядите, как крепко держит совсем обветшавший габсбургский обруч народы, когда-то имевшие крупную государственность. Допустим, что вы доведете до кровавого бунта и превращенная в развалины Малороссия добьется призрачной «самостийности». Но ведь Господь не уберет же врагов ваших, многочисленных соседей, с которыми придется воевать, истощая силы. И тот исполинский щит, который охраняет вас от всех давлений, – Русская Империя, превратится в ваш могильный камень. Ибо отказаться от наследия Рюрика, от святой киевской земли, отказаться от завоеванных нами Бессарабии, Новороссии, Крыма, Донской области,
27 февраля
СЕЯТЕЛИ ВЕТРА
Что такое «Заповiт» Шевченко, этот своего рода малороссийский гимн, который, судя по телеграммам, распевают теперь по всей Русской Империи «с дозволения» или без дозволения начальства? «Заповiт» – значит заповедь, предсмертное завещание поэта, и, чтобы судить вполне ясно, что такое был «батько Тарас» и связанное с ним теперешнее мазепинство, достаточно знать «залови-« весь, не как он печатается в дозволенных изданиях, а как всеми поется.
Начинается «Заповiт» общеизвестными трогательными стихами:
Як умру, то поховайтеМене на могили,Серед степу широкого,На Вкраiнi милiй.Щоб ланы широкополиI Днiпро, i кручиБули виднi, було чутиЯк реве ревучiй…Туг все невинно и жалобно и, как видит читатель, понятно для всякого великоросса без перевода. Единственное здесь нерусское слово «ланы» (поля) – слово польское. На этом месте и обрывается русский перевод, вероятно, известный большинству наших сановников. Но ведь в подлиннике он не обрывается. В подлиннике следует добавление, которое я советовал бы крепко усвоить и правительству, и всему русскому обществу. Вот что говорится о Днепре ревучем: «Яко понесе у сине море кровь ворожу, от тодi я встану i полину (полечу) до самого Бога молитися; а до того я не знаю Бога».
Далее заповедуется:Поховайте та вставайте,Кайдани порвитеИ ворожью злою кровьюВолю окропите.И мене в семьи великiй,В семьи вильнiй, тихiйНе забудьте памянутиНе злим щирым словом.Как видите, раньше, чем Днепр не понесет кровь врагов Украины в синее море, Шевченко не хочет знать Бога, а вот когда случится это желанное событие, когда польются реки человеческой крови, широкие, как Днепр, «батько Тарас» согласен встать из могилы, полететь на небо и признать Господа. «Похороните меня, – говорит он, – да поднимайте восстание, порвите кандалы и свободу свою окропите злою кровью врагов». Вот что гласит подлинный «Заповiт», распеваемый повсюду, где собирается кучка охваченных мазепинским движением малороссов.
Спрашивается, какие же такие «вороги» были у Украины при Шевченко пятьдесят лет назад? Не поляки же и не татары. Не заглядывая в другие политические выпады батьки Тараса, ясно, что единственные вороги, которые стояли тогда в его воображении, были «москали», которые будто бы держат Украину в плену, а украинцев – в кайданах, то есть в кандалах. Но правда ли это? Было ли это правдой тогда или вообще когда-нибудь в истории? Никогда это не было правдой и составляет самую обыкновенную ложь. Батько Тарас, помяни его Бог, в данном случае сознательно лгал, как лгут сознательно слишком озлобленные и не слишком умные люди, чересчур огорченные личным неудачничеством. Воссоединение Малой России с Великороссией в XVII веке было, может быть, несколько вынужденное, но вынужденное не москалями, а поляками, жидами, турками, татарами. Православному народу русскому на Украине стало невтерпеж выносить хищничество и гнет всех народностей, какие тогда окружали Русь. Кое-как на время отбившись от поляков, без надежды совсем от них отбиться, Богдан Хмельницкий, вероятно, лучше нынешних мазепинцев оценивал тогдашние обстоятельства. Само собой, идеалом каждой области служит самостоятельная государственность, почему древний арийский мир делился на столько же государств, сколько было городов. И старинная Греция, и средневековая Европа, и наша удельная Русь дробились более чем на автономные – прямо-таки на державные микрогосударства. Однако почему же нибудь ведь случилось, что этот уклад общества оказался не по силам ни одному из государственных эмбрионов. Вечная война и вечная анархия дробления повели к тому, что, как отдельные клетки тела, отдельные города и области начали группироваться в более крупные республики и монархии. Не одной Украине в век Богдана Хмельницкого не по силам было отстоять свою «самостийность». Еще раньше ее к Москве подтянулись многие уделы, республики и монархии, и даже такого могучего склада, как Великий Новгород. Богдан Хмельницкий ясно видел, что на другой же день после освобождения от Польши у разоренной и слабой Украины, никогда не имевшей собственной государственности, явится уже не один наследственный враг – Польша, а и Турция, и Крым, и, наконец, Москва. Ведь в политике, как в гидростатике, давление надо выдерживать со всех сторон, иначе явится прорыв и разгром, иногда даже с той стороны, о которой вы и не думали (тяжкий пример – наша маньчжурская война). Поэтому Богдан Хмельницкий, посоветовавшись со старшиной казацкой и народом, поступил наиболее мудро, вступив в государственную кооперацию с Великороссией. Ведь эта страна была искони для малороссов своя же, православная, русская, а не какая-либо чужая. С малороссийским наречием, как теперь, так и тогда украинец мог дойти до Белого моря, до Урала и за Урал. И всюду его встречали те же православные монастыри, храмы с золотыми крестами, тот же родной колокольный звон, то же церковнославянское Евангелие, те же молитвы, ладан, восковые свечки, мощи угодников. Почему же Великороссия – «чужая» для малоросса сторона, если за две тысячи верст от Киева, в Соловках, он встречал те же самые народные святыни, что и у себя в Киеве? Тот же был Бог, та же вера, тот же язык Церкви, то же благочестивое миросозерцание, почти тот же или, точнее, почти те же деревенские наречия (ибо великорусских наречий, как и малорусских, не одно, а много), встречал общую надежду на жизнь вечную и общее на земле национальное имя (ибо как великоросс никогда не называет себя «великоросс», а просто – русский, так и малоросс, и белорус называют себя русскими). Ясное дело, что если уже сливаться с каким-либо государственным племенем, то для Украины всего выгоднее было сливаться с Москвою. В склянке, где намешаны вода и масло, вода тянет к воде, масло – к маслу. Так естественно произошло воссоединение русских племен. Оно было добровольным, что гласит известная формула этого присоединения: «Волим под царя московского, православного». Откуда же, спрашивается, Тарас Григорьевич взял «ворогов» Украины, «кайданы» и необходимость поднимать кровавое восстание через четверть тысячелетия мирной жизни?
Он взял все это, мне кажется, из разных источников, как многие талантливые люди, лично обиженные судьбой. Очень часто талантливый человек принадлежит к невежественной и бездарной породе, и совершенно независимо от него его личный талант окрашивается расовой ограниченностью. Каждый из нас несет на себе все благословения и все проклятия предков, и у иных они причудливо перемешаны. Лично жизнерадостный человек, из которого брызжет смех и счастье веселых предков, в то же время бывает временами отравлен настроениями тех несчастных родичей, которые были так глупы, что умели только страдать. Как мне уже доводилось доказывать, вовсе не москали отравили воображение молодого Тараса Шевченко ужасами жизни. Что такое «неволя» – это впервые поэт наш почувствовал от руки родного дяди, коренного хохла, который чуть не засек племянника до смерти. Не москали же, а хохлы окружили детство даровитого мальчика глубоким невежеством, и грязью, и пьянством, и всею отравою необузданных страстей человеческих, созерцание которых так ранит впечатлительное сердце. Говорят: Тарас Шевченко был крепостной и, именно служа у своего барина, понял весь ужас рабства. Полноте, господа! Похоже ли это на правду? У бар того времени, конечно, возможны были и пинки, и подзатыльники, и розги на конюшне, но неужели те же самые побои и еще хуже любой крестьянский ребенок не встречал в родной семье? А у г-на Энгельгардта, как и у всякого помещика, деревенский мальчик кроме наказаний видел и нечто такое, чего дома не мог видеть: картину более опрятной, более красивой, более сдержанной и гуманной жизни. Видел культуру все же высшую, чем у родных чабанов.