ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ
Шрифт:
Эту страшную загадку нужно пытаться сколько-нибудь распутать и осветить. Еще в Древнем Риме была отмечена поразительная сила еврейского террора, когда дело касалось суда над евреями. Даже такие судебные ораторы, как Цицерон, старались говорить чуть слышно, обвиняя кого-нибудь из этого «презреннейшего», по мнению римлян, племени. Невероятный шум и гвалт, поднимавшийся еврейской толпой на площади вокруг суда, на ближайших улицах, смущал римлян, заставлял их иногда теряться, поддаваясь софизмам подкупленных адвокатов и, может быть, подкупленных судей. В истории многих арийских царств отмечены эпохи глубокого нравственного упадка, когда подкуп со стороны мошенников поражает шаткую совесть не только мелких стражников и низших агентов власти, но и весьма значительную часть аристократического класса. Если не деньгами, то красивым телом своих дочерей и жен евреи проникали до таких грозных престолов, как Нерона и Ксеркса. За пятьсот лет до эпохи Цицерона и за двадцать четыре столетия до дела Бейлиса евреям удалось через Есфирь, воспитанницу Мардохея, изменить более чем судебный приговор – торжественный манифест царя-деспота, причем ближайший к царю сановник, имевший «вторую честь по царе», был погублен, а с ним множество невинного народа было зарезано иудеями. Ведь доходило до того, что царь арийского племени позволял иудеям, находившимся во всяком городе, «истребить,
Вот какие победы одерживало это племя, враждебное (по словам манифеста Артаксеркса) всякому народу и «совершавшее величайшие злодеяния». Умалять эти еврейские победы, совершавшиеся всегда подкупом, подлогом и террором, никак не следует. Империя великого Кира просуществовала очень недолго после того, как сородичи Мардохея забрали над простодушным арийским народом указанную чудовищную власть. Недолго просуществовал и железный Рим, не остерегшийся впустить в Италию паразитный иудейский народ. Засилье евреев, как засилье туберкулезных бацилл в теле, всегда было предвестием падения царств.
Если мы хоть сколько-нибудь дорожим будущностью своего народа, изучим как следует дело Бейлиса: в нем, как в зеркале, отражается все довольно жалкое состояние нашей теперешней государственности. Разве вы не видите, что евреи действительно захватывают Россию, как во времена Ксеркса захватили Персию? От времен Изяслава I, князя киевского (считавшего недостойным «пачкать мечи» еврейской кровью), идут погромы евреев; другими словами, восемьсот лет кряду простой народ выражает нежелание жить с евреями – и этот хищный народец все-таки живет в России, внедряется все глубже и глубже, презирая все официальные ограничения. «Черта оседлости» существует теперь уже не для евреев, а для самих русских, вытесняемых из всех первых мест на своей родине, из промышленности и торговли, из науки и искусства, из всякой области сколько-нибудь выгодного труда. Нас, потомство строителей государства, тысячу лет сражавшихся за его честь и свободу, кочевое племя, ненавидящее Христа, отгоняет от наших колыбелей и очагов и порабощает как низшую расу. Несмотря на категорический запрет еврейскому вселению всех монархов наших до самого XIX столетия, несмотря на решительные повеления Петра Великого и Елизаветы не пускать жидов в Россию, жиды уже наводняют ее и делаются господствующей кастой. Приспособив к своим операциям наш Государственный банк, евреи чрезвычайно быстро переводят наши национальные богатства в свои карманы. Овладев командующей силой интеллигенции – печатью, евреи совсем вытеснили авторитет правительства из сознания общественного и поставили свою волю выше государственной. <…>Еще не вполне удалось евреям сломить упорство национальной, хотя и сильно разреженной инородцами и обеспложенной бюрократии, но многое уже удалось… Если не вполне еще разгромлен евреями и государственный суд наш, то именно в деле Бейлиса вы видите, до какого края пропасти он уже доведен.
Скажите, что в этом кошмарном деле не подделано? Что не подкуплено? Что не оболгано? Что не терроризовано евреями? Ведь единственно, что не подделано, не подкуплено и не поддалось террору, – это русская государственная юстиция да гражданские истцы. Исторической по нашему времени заслугой следует признать решимость И. Г. Щегловитова, несмотря на всевозможные давления, все-таки поставить это возмутительное дело. Никто не может сказать, что русская юстиция подкуплена, а казалось бы, для евреев это был редкий случай испытать свою силу. И прокурор, и судьи, с достойным председателем своим, вели себя так, как должны вести себя граждане великой страны, не отрекшиеся от отечества. Той же похвалы заслуживают и бескорыстные страдатели этого процесса – гражданские истцы и эксперты, кроме нанятых защитой. Но вот и все здоровые, еще не сгнившие клетки суда. Подсчитайте, сколько лжесвидетельства широкою волною впущено евреями в этот процесс! Сколько следственного подлога, добровольческого усердия затушевать, замазать всякие следы преступления, направить следствие совсем в другую сторону! Несомненно, кроме лжесвидетелей, в этом «умученном жидами» деле есть и лжеадвокаты, и лжеэксперты, и лжеполиция, и громадная еврейская лжепечать. Мудрено ли, что за тридцать три дня тяжелых до мучительности заседаний непривычные к ним крестьяне-присяжные дошли до душевного состояния, близкого к помрачению ума. Не только крестьяне, но и люди с какой угодно интеллигентностью не могли бы безнаказанно вынести четырехнедельного выслушивания изворотливой, лживой, фальсификаторской, явно недобросовестной человеческой речи. Евреи и били на то, чтобы «запорошить глаза» присяжным, заговорить их до одури, привести в полусознательное состояние, когда начинает действовать любой гипноз. Скажите, возможен ли серьезный суд в подобных условиях?
Поговорите с любым судебным деятелем черты оседлости – все они утверждают, что юстиция, основанная на свидетельских показаниях и на документах, становится благодаря евреям уже почти невозможной. Лжесвидетельство и подделка документов доходят до такой цинической простоты, что правосудие прямо терпит крушение. Обвиняемому еврейчику ничего не стоит выставить любую толпу «свидетелей» и представить любую подпись на документе. Но этого мало: еврейское золото, выжатое гешефтами из христианских кошельков, несомненно, парализует добросовестность полицейских агентов, как и было в деле Бейлиса, где сыскные агенты сразу взяли неверный курс. Еврейское золото пробует влиять и на менее твердых представителей следственной власти, и даже на присяжных заседателей. Не далее как вчера в «Новом времени» сообщалось из Кременчуга о попытке одного обвиняемого еврея подкупить присяжных заседателей. Покушение это было разоблачено одним из присяжных, не согласившихся взять взятку, но при наших нравах, при крайней бедности и неразвитости присяжных заседателей на иных процессах можем ли мы быть вполне уверены в том, что еврейский подкуп совершенно не влияет и на суд присяжных? Во множестве случаев удостоверено, что за бутылку водки православные крестьяне, свидетели и волостные судьи охотно «берут грех» на свою совесть, вообще не слишком требовательную. Но еврейские преступления обслуживаются в нужных случаях не несколькими рублями, достаточными для ведра водки. На выручку попавшемуся иудею кроме собственного награбленного золота является весь кагальный фонд, а иногда, как в деле Дрейфуса, Ферреро или Бейлиса, – всемирно-еврейский капитал. Это – сила. Тут уже не «ведеркой» водки пахнет, а целыми состояниями, щедро рассыпаемыми направо и налево. Вера Чеберяк показывает, что ей Марголин предлагал 40 тысяч за принятие убийства на себя. Есть
Вот приблизительно какой разговор возможен между евреями и неевреями в процессах, где еврейское преступление очевидно. Как вы думаете, все ли полунищие конторщики и бывшие лакеи останутся непреклонными перед такими позолоченными софизмами? А еврейский кагал может пообещать и не двадцать, не тридцать тысяч. Вместо того чтобы раздать целый миллион жадным адвокатам, экспертам, лжесвидетелям и русским прихвостням из журналистов, подбирающим крохи, падающие с еврейского стола, не проще ли поговорить кое с кем из господ присяжных заседателей с глазу на глаз? С ними, скажете вы, нельзя разговаривать, они изолированы. Ну что там нельзя: ничего нет невозможного на этой планете…
Возможно и такое еврейское давление. В тех местностях, где чаще всего встречаются еврейские преступления, обыкновенно вся русская беднота опутана еврейским ростовщическим кредитом, и не одна беднота, а и мелкие торговцы, чиновники, домовладельцы. Вместо соблазна «дать» может быть употреблен соблазн «не взять» – не взыскать по векселю или разорвать его. Ведь известно же, что все христианское население еврейским кагалом расписано на участки и сдано в аренду отдельным еврейским эксплуататорам. Маневрируя всевозможными соблазнами и нажимами, обморочивая лжесвидетельствами и подлогами, не является ли еврейство хозяином нашего бедного правосудия и не смеется ли оно над совестью великого народа?
Председательствующий Государственной Думы князь Волконский имел вчера мужество сказать важную мысль о процессе Бейлиса: «Дело еще не кончено: могут быть еще другие инстанции». Да! «Могут быть» – и ради ответственности перед Богом за кровь невинно замученного ребенка, мне кажется, госудаственная юстиция обязана довести свое благородное дело до конца.<…>
31 октября
НАЦИОНАЛЬНАЯ БОРЬБА
Сегодня день решительный у Национальной партии. Думская фракция националистов бросает жребий: быть ли ей независимой и, так сказать, суверенной в черте своих парламентских прав или объявить себя еще раз покорным вассалом октябризма. Мне приходилось не раз писать, что октябристы – весьма неустойчивая порода двуногих. По убеждениям своим они вовсе не настолько далеки от националистов, чтобы союз с ними был принципиально невозможен, но едва ли возможен союз искренний и достойный, с соблюдением своих, то есть национальных, интересов. Собственно союзных отношений октябристы, как партия, родившаяся под коварным созвездием Скорпиона, по-видимому, и не желают и даже органически не способны к добросовестному союзу. Впрочем, в некоторое оправдание их достаточно спросить: допустим ли вообще тесный союз между различными партиями? Ведь такой союз делает само существование отдельных партий бессмысленным. Искренний союз должен оканчиваться слиянием; если же таковое нежелательно, то и союз сколько-нибудь прочный невозможен. Временные соглашения, конечно, неизбежны, но плоха та партия, которая все время ищет соглашений. Тем самым она обрекает себя на роль просительную и в конце концов – служебную. Но из всех партийных принципов национальный наименее подходящ для службы чему-нибудь, ибо нация есть господство. Нация по природе своей государственна, и партия, отстаивающая национальность, может только подчинять, а не подчиняться.
С политическими настроениями бывает то же, что с отдельными профессиями. Как часто у нас генералы забывают свое призвание и занимаются штатскими делами, священники – коммерческими, коммерсанты – искусством и т. п. Забвение своих призваний – верный признак общего упадка. Наоборот, достаточно вспомнить человеку, кто он, или партии, что она, и достаточно отдаться своей идее всецело, чтобы тотчас же получился крупный результат. Относительная слабость национальной фракции в том, что она все время изменяла себе, впадала в политическое многобожие, больше думала о посторонних интересах и о соглашении с ними, нежели о своем собственном. Отграничиться, сосредоточиться, вернуться к своим заветам – вот в чем спасение и отдельных людей, и партий, и народов.
В чем коренное различие между октябристской партией и Национальной, мешающее им при общей умеренности программ слиться или войти в союз? Мне кажется, у октябристов, как и у их ближайших соседей слева, – буржуазный идеал, тогда как националисты с их правыми соседями имеют идеал героический. Вероятно, излишними были бы слишком долгие объяснения, что такое буржуазность и героизм. Под буржуазностью я разумеваю то узкое и слишком материальное миросозерцание, которое вмещается в горизонте текущего дня, в черте будничных задач, решаемых компромиссом, причем люди довольствуются полууспехом, полудостижением, коротенькой формулой: «кое-как». Буржуазное миросозерцание не дает одной великой культуры, а множество мелких и нестойких. В государственной жизни буржуазия выдвигает как свой орган бюрократию, канцелярски-полицейский способ править народом – способ, при всей черствости и бездушии его очень слабый. Буржуазно-бюрократический строй есть пышно декорированное бессилие. Гений жизни, гений удачи, таланта, счастья отлетает от такой государственности, и она на глазах народов делается «больным человеком». Пример – все отставшие страны Востока начиная с Турции, Персии, Китая, Индии и кончая иными. А ведь все эти заболевшие государства были когда-то великими и сильными. Когда? – вы спросите. Когда они были героическими, отвечу я.