Письма мёртвой Ксане
Шрифт:
– А то ведь лежала последние три года без движения, – продолжила его мысль маман, – и нам, и ей одно мучение.
Достав из рукава скомканный носовой платок, Виктория Петровна потёрла им свои бесслёзные глаза. И присовокупила к сказанному:
– Мама не верила в Бога, но я верю. Сейчас на том свете ей хорошо. Намного легче, чем здесь, я уверена.
– Да перестань ты ерунду молоть, – раздражённо бросил её супруг. – Слышала бы тебя Оксана Васильевна, ей бы это наверняка не понравилось.
– А я, между прочим, имею право на собственное
– Имеешь, имеешь, конечно. Но это её похороны, а не твои, чёрт возьми.
– Нашёл время и место поминать чёрта. Ты ещё пожелай и мне умереть поскорее.
– Ты же прекрасно знаешь, что я тебе ничего подобного не желаю, Виктория. Зачем начинаешь, как всегда? Нет, ну в самом деле, кто тебя сейчас заставляет лезть в бутылку?
– Это ты лезешь в бутылку, а не я.
– Ну вот, начинается. Давай не будем усугублять.
– Так ты и не усугубляй, пожалуйста. Не цепляйся к моим словам и не выворачивай всё наизнанку. В конце концов, Саша, это у меня мать умерла, а ты ведёшь себя как чурбак бесчувственный. Мог бы проявить хотя бы элементарный такт…
Не обращая внимания на окружающих, они углубились в долгие препирательства с застарелым перечнем взаимных обид. Бубнили вполголоса, перебивая друг друга и ни в чём не находя согласия.
Впрочем, Андрей не особенно прислушивался. Обычная семейная нудь с поправкой на несообразность эмоций Сан Саныча и Виктории Петровны с обстоятельствами времени и места… Он не очень-то прислушивался, хотя это не избавило от чувства неловкости. Вряд ли найдётся человек, которому не станет немного не по себе в подобной ситуации.
Гроб стоял на раздвижном обеденном столе. Старуху, вероятно, с трудом втиснули в него – и без того грузную, а теперь и вовсе безобразно раздувшуюся, пожелтевшую, почти неузнаваемую. Зато от неё, обмытой и одетой во всё чистое, впервые не воняло мочой… Вокруг стола, точно стая предвкушавших пиршество волколаков, каменно сидели дряхлые, средней опрятности бабки, среди коих смотрелись незваными гостями два деда в почти одинаковых тёмно-серых костюмах с промокшими от пота подмышками.
В жизни случается немало ситуаций, когда невозможно избежать ложного пафоса, и к похоронам это относится в полной мере. Так сейчас на лицах всех присутствовавших были нарисованы сознание торжественности момента и неукоснительная готовность дотянуть погребальную волынку до конца. Кем приходилась им почившая Оксана Васильевна? Родственницей? Вряд ли. Скорее, вокруг гроба собрались её друзья-подруги. А может, бывшие сослуживцы и сослуживицы.
На спинке дивана лежали красные бархатные подушечки с наградами усопшей. Здесь были: золотая звезда Героя соцтруда, орден «Знак почёта», медаль «Ветерану труда», юбилейная медаль к столетию со дня рождения Ленина, и ещё несколько наградных знаков.
Говорить было не о чем. Да от него и не требовалось… Казалось, некуда девать руки. Андрей стоял столбом, никаких возможностей к действию ситуация ему не оставляла. Происходящее было ему не по нутру, он не знал, как себя вести в эти неловкие минуты, но куда денешься?
Андрей уже начал жалеть о том, что отверг предложение Ксаны и не укрылся в её комнате от изучающих – и оттого вдвойне неприятных – старушечьих взоров. В какой-то момент остро захотелось вынырнуть из похоронной атмосферы, чтобы глотнуть свежего воздуха нормальной жизни – плюнуть на приличия и вырваться из чужой печальной стихии. Однако он подавил это желание.
Всё вокруг представлялось нескладным, принуждённым, словно выдуманным.
К счастью, томительно-молчаливое ожидание продолжалось не более нескольких минут. Затем появились шестеро мужиков и кряжистая тётка отчётливо командной наружности. То были делегаты от завода, на котором (это Андрею шёпотом поведала Ксана) до начала девяностых проработала покойница, сделав карьеру от простой сборщицы до директора. Заводчане быстро выяснили какие-то детали с матерью Ксаны, а затем, не откладывая дело в долгий ящик, подняли гроб на плечи и, бесцеремонно мотыляя его из стороны в сторону, понесли на улицу.
Так несуразно начался день.
Пролог – 3
– Оксана!
– Чего?
– Иди сюда скорее! – мать стояла на ступеньке катафалка (открытый гроб уже погрузили внутрь) и нетерпеливо махала дочери рукой. – Ты что же, не видишь, мы сейчас поедем! А ты, Андрюша, садись в автобус!
– Нет, мам, вы езжайте сами, – отозвалась Ксана. – Андрей сегодня на машине, я поеду с ним!
– Ну что же ты, доченька, так нельзя, – начала было возражать мать. Но Ксана не стала её слушать. Она отвернулась и взяла Андрея за локоть:
– Давай-давай, пошли отсюда, – сказала тихо. – Надоел этот цирк.
И они направились к его «семёрке».
Дворовые зеваки косились на них в сочувственном молчании.
…Андрей не торопился. Решил ехать в хвосте процессии. Он пропустил вперёд катафалк, три похоронных автобуса и несколько автомобилей. Затем повернул ключ в замке зажигания и, выжав сцепление, медленно тронулся.
Ксана положила ладонь ему на плечо:
– А знаешь что, Андрюша, давай никуда не поедем.
– В смысле?
– В смысле – ну его, это кладбище. Давай лучше двинем к тебе.
– Да ты что, малышка, очумела? – опешил он. – А как же похороны? Опомнись, твою ведь бабку хоронят.
– И что с того? Мир ведь не рухнул.
– Я вижу, ты не очень-то близко к сердцу принимаешь смерть Оксаны Васильевны.
– Ошибаешься, я огорчена, как любой нормальный человек. Однако рвать на себе волосы не собираюсь. Все ведь знали, что бабушка рано или поздно умрёт, и я знала, поэтому никакой неожиданности не произошло.