Письма полковнику
Шрифт:
Магический титул помог, как всегда, он выручал в самых разных ситуациях, чем вполне компенсировал неудобства общественной нагрузки. Ей он тоже скажет: я пришел, потому что я староста класса. А вовсе не потому, что, оторвавшись от коллектива, подло надеюсь на особый подход во время экзамена. И тем более не потому, что… о чем она еще может подумать?
Мама вынесла из спальни рубашку на плечиках. Стар щедро втер в подмышки антиперспирант с запахом медицинского спирта. Вообще–то мама права: рановато выходить за полтора часа. Хотя ему же правда нужно купить цветы. И не хватать же первые попавшиеся…
Стар взял с полки конверт с голографическим драконом. Поразмыслил и сунул его в другой, белый, вытряхнув оттуда россыпь фоток «три на четыре», оставшихся от военкомата и паспортного стола. Заклеил, посмотрел на просвет: дракон и волна просматривались неясным пятном, по которому ни в жизнь не отгадать, что там такое. Он попросит ее не распечатывать конверт до послезавтрашнего вечера. И пусть Дылда и все, кто соизволил сдать по двадцатке, сколько угодно не верят, что он об этом попросил. А остальных он тем более заткнет, если посмеют что–нибудь вякнуть.
Черт… Надо было ненавязчиво расспросить в учительской, какие она любит цветы.
.. Уже на лестничной площадке стало страшно. Что цветы не те: действительно, что ей, инфанте, какие–то розы? У нее в замке, наверное, полы посыпали розовыми лепестками. И эта путевка, да еще в идиотском слепом конверте, будто взятка… Главное, не забыть выразить соболезнования. Когда?! Сразу, с порога?.. или сначала поздравить?.. или объяснить, почему, собственно… где…
Он чувствовал, что взмок, что запах пота легко берет верх над антиперспирантом, что необходимо срочно, развернувшись на сто восемьдесят градусов, бежать в душ… Но палец уже сам собой нажал кнопку звонка, отрезая пути к отступлению.
— Сейчас! — Приглушенный голос из сказочного замка с драконом.
Ее зовут Эва. Эва Роверта. Принцесса Эвита.
Клацнул замок.
Жаркий воздух с запахом ванили. Женщина в маленьком фартуке поверх черного платья. Что–то вязкое, непроглатываемое в горле…
— Здравствуйте… Ева Николаевна.
— Старченко, — она улыбнулась грустно, как будто сразу всё поняла. — Входи.
Здравствуй, папа!
У нас зима, очень холодно, некоторые деревья уже без листьев. Вчера даже камин затопили! На огонь интересно смотреть, почти как на море. Но в летней резиденции всё равно лучше. Я бы хотела всегда там жить.
Сеньор Ричес заказал тебе новые учебники. Это хорошо, потому что мы старые уже закончили. В этом году у нас гуманитарный уклон. Мне нравится. Распорядись, чтобы и дальше был гуманитарный, я эту математику терпеть ненавижу! А физику вообще. По ней и учебников нет, то есть они все неправильные, так сеньор Ричес говорит. Он мной доволен. Я уже пишу без ошибок на всех пяти языках! Говорит, я очень–очень способная ученица.
Правда, Вилья смеялся. «Попробовал бы твой сеньор Ричес так не сказать, ему бы знаешь что было?» А что бы ему было, папа? Вилья меня старше на год. Его мама кастелянша в зимнем замке. Мы дружим.
Ты представляешь, тут под северной стеной отражалка!!! Мне Вилья показал. Отражалка — это… Ну, она отражает, как зеркало, а если ходить туда–сюда, появляется картинка, из воздуха просто! Мы их много наделали, очень смешные, особенно где я с высунутым языком. Роза сказала: «Ты принцесса, тебе должно быть стыдно». Но мне не очень стыдно, они же всё равно попропадали потом. А так я тебе прислала бы на память.
Приезжай, папа! Тут хорошо, хоть и зима. А может, ты уже летом приедешь? В летнюю резиденцию, да? Тогда пока пиши письма подлиннее. Знаешь, Вилья говорит, что их вообще пишешь не ты. Врет, правда?
Твоя Эвита
21.02.12
ГЛАВА III
— Билет номер двадцать пять. Гы–гы. Исторический роман двадцатых годов прошлого века. Ни фига себе!.. Творчество Г. Ан–то–ко–ловского. Тю!.. А кто это такой?
— Не паясничайте, Бушняк. Если вы не готовы, кладите билет и можете быть свободны.
Что–то такое звучало сегодня в ее голосе. Неуловимое, как низкие частоты в треснувшей трубе органа. Бесстрастная и безжалостная звуковая волна, на пути которой лучше не стоять. Оказавшись в непосредственной близости от ее источника, это понимали все. Все до единого. От директрисы, которая после трех подряд неудовлетворительных оценок (а кто виноват, что класс явился тотально не готовым к экзамену?) выбежала из кабинета, вероятно, советоваться с кем–то вышестоящим, — и до этого недомерка, на глазах теряющего ошметья наглости и хулиганского куража.
Бушняк сглотнул, сник, встал из–за экзаменационного стола. Если он, великовозрастный второгодник, не сдаст экзамена и не будет переведен в следующий класс, то загремит прямиком в армию. Он был прекрасно осведомлен, что классная руководительница об этом знает. Но не мог предположить, что ей будет до такой степени всё равно.
Функция, принимающая экзамен по литературе в десятом классе. Не больше.
— Кто следующий?.. желающих нет? Тогда продолжим по списку. Дмитриев.
Как еще долго, тоскливо подумала Эва. Хотя, собственно, куда торопиться?
— Тяните билет.
Где–то на краю поля зрения короткопалая рука с обкусанными ногтями зависла над рядами белых прямоугольников. Проделала шутовские манипуляции — класс отозвался безрадостными нервными смешками — и наконец спикировала указательным пальцем вниз. Исчезла вместе с билетом. Поднимать глаз Эва не стала.
— Шестнадцатый.
— Хорошо, — она сделала пометку. — Идите готовьтесь.
— А если я без подготовки? — осведомился мальчишеский голос. — Мне тогда полагаются дополнительные баллы, правда?
По классу пробежал ропот, и стало очевидно, что тут кроется подвох; с этим Дмитриевым, с трудом припомнила Эва, никогда не обходилось без подвоха. Пусть. Сегодня она чувствовала себя неуязвимой, словно крепостная стена замка над морем. И такой же равнодушной.
— Попробуйте.
— Поэты–авангардисты начала века, — с порочным предвкушением в голосе начал Дмитриев. — Разнообразие направлений и школ. Творчество Петра Деомидова. Рассказываю. В начале века в поэзии пышным цветом расцвел авангардизм. Направлений и школ было великое множество. Наиболее ярким представителем своей школы был Петр Деомидов, прославившийся авангардистскими стихами. Второй вопрос: образ Никиты в повести А. Миненко «Хлеб». Это очень яркий, запоминающийся образ, в котором талантливый писатель А. Миненко мастерски раскрыл свое видение психологии главного героя. Повесть «Хлеб» по праву является образцом…