Письма Скорпиона
Шрифт:
Вскоре, как всегда молча, вошла медсестра, принесла бульон и сухой тост. Николя проголодалась, а еда показалась слишком скудной, потому она попросила добавки, но медсестра лишь покачала головой.
Когда женщина ушла, Николя так и осталась лежать голодная, но на удивление скоро опять уснула. Сквозь сон она различала, что в палату вошли люди, слышала тихий мужской голос, звон чего-то стеклянного, упавшего на металлический поднос, ощутила чужие пальцы у себя на руке и, не просыпаясь, что-то раздраженно пробормотала, когда ей стали закатывать рукав.
А через несколько секунд сон как рукой сняло. У изножья кровати стояла санитарка с белым эмалированным
Вкрадчивым голосом мужчина сказал:
– Вам не о чем беспокоиться, мадемуазель. О вас отлично позаботятся. А вы расслабьтесь, отдохните. Вам здесь нравится?
Николя кивнула и уснула, как ей показалось, не успев даже сделать кивок.
Когда она проснулась, свет в палате горел по-прежнему, однако за решеткой окна вершины гор золотила перламутровая заря. Голова болела, мысли напоминали бессвязный фильм, то и дело терявший резкость. Николя зажмурилась и лежала, пытаясь побороть головокружение. Мало-помалу оно все-таки начало отступать, и Николя, превозмогая головную боль, упорно силилась вспомнить нечто очень-очень важное. Вдруг совсем рядом раздался тихий голос:
– Вот выпейте.
Николя разомкнула веки. Голова заболела сильнее, но зрение и мысли стали проясняться.
У кровати сидела женщина – не медсестра – со стаканом в руке. Она вложила его в пальцы Николя, обняла ее за плечи, приподняла, чтобы ей было удобнее пить.
Николя сделала глоток. Подумала: «Это, наверно, виски или коньяк». Точно сказать она не могла, однако напиток обжег огнем горло. Потом этот огонь погас, зрение обрело резкость.
Женщина взяла стакан и отошла от кровати. На ней был лиловый халат, подпоясанный золотистым шнуром, за открытым воротом виднелись пышные кружева ночной рубашки. Женщина была высокая с густыми светлыми волосами, не очень опрятно, но красиво забранными вверх. «Ей около пятидесяти, – решила Николя, – но лицо у нее, несмотря на морщины вокруг страдальчески опущенных уголков рта, потрясающе красиво». Мало того, оно казалось Николя знакомым, только она пока не могла вспомнить, где видела его. Глаза у женщины были большие и темные, она как-то странно моргала – смыкала веки и морщилась, словно даже тусклый свет в палате причинял ей боль. Она улыбнулась Николя, и та решила, что женщине можно доверять. «Лет десять – двадцать назад она была настоящей королевой… – подумала Николя, – в ней и сейчас ощущается нечто царственное, несмотря на странные движения век».
– Я, конечно, не имею права делать все это, – сказала женщина. – А потому не говорите никому о моем визите, хорошо?
– Но зачем вы здесь? И кто вы?
Женщина улыбнулась, подошла к Николя и села на край кровати. Пропустив вопрос мимо ушей, продолжила:
– Коньяк я достаю через одного из санитаров. Они, знаете ли, очень добры, никогда не отказывают мне в подобных мелочах. – Она тихо рассмеялась и покачала головой. – Но о ключах не подозревают. Это моя тайна. Я живу здесь уже больше десяти лет и начала воровать их с самого начала. Сперва это санитаров сильно обеспокоило, они обыскали все, но тайник у меня отличный. В конце концов они решили, что потеряли их. Да и какая разница? Ведь я не собираюсь бежать отсюда. Ключа от входной двери у меня нет. Зато есть другие. И я люблю ходить в гости…
Николя, чей разум окончательно прояснился,
– Вы Элзи, верно? – спросила она. – Элзи Пиннок?
– Да, Элзи. – Женщина удивленно кивнула. – Но моя фамилия не Пиннок. Однако прошу вас, никому не рассказывайте о ключах. Видите ли, я очень тщательно выбираю, к кому пойти в гости. Хожу лишь к тем, кто мне понравился, к новеньким. А вы мне полюбились. Да, да, полюбились. Ростом вы не ниже меня… Впрочем ниже, однако волосы у вас того же цвета. – Она рассмеялась. – Будь я моложе, мы могли бы сойти за сестер. Вот только глаза у вас голубые. А у меня почти черные. Когда-то я была очень красива…
– Вы и сейчас очаровательны! – с нежностью произнесла Николя. Она взяла Элзи за руку, пожала ее и подумала: «Вот бывшая соседка моей матери. Элзи О'Нил». А вслух спросила:
– Почему вы не можете выйти отсюда?
– Потому что я нездорова. – Элзи пожала плечами. – Да, да, я, знаете ли, больна. Временами со мной случаются как бы затмения и я ничего не соображаю. Лишь иногда по ночам мне бывает лучше, и тогда я люблю с кем-нибудь поговорить.
– И вы здесь счастливы?
– О, да. Очень.
Николя заколебалась. Голова все еще болела, да и вообще ей казалось, что ее просветление – лишь временное. Судьба гостьи тронула Николя, и ей не хотелось бы нечаянно ее обидеть.
– Я рада, что вы счастливы, – сказала она. – Но разве вы не скучаете по мужу?
Элзи тихо рассмеялась:
– О нет! Хотя он очень любезен. Изредка приходит меня навестить. Ведь эта лечебница принадлежит ему. Но я не скучаю. Видите ли, я ушла от него… перед самым началом моей болезни, этих дурацких затмений. Но, выздоровев, я, может быть, вернусь к нему, ведь он изменился.
– А что произошло между вами?
– О, много чего… но почти обо всем я забыла. Иногда ко мне приезжает и сын. Он хороший мальчик, но очень застенчивый, и я вижу – здесь ему всегда неловко, я стараюсь его не задерживать. Дети не любят старух, у которых ум за разум заходит.
– А где вы жили до того, как попасть сюда?
– Везде. Мы очень много путешествовали. Но в конце концов обосновались в Швейцарии, в доме на берегу озера. Вы любите копаться в саду? Я это обожаю. Там у нас был сад, однако дом стоял столь высоко в горах и зимы были такие холодные, что далеко не все растения приживались… – Она внезапно приложила руку ко лбу, ее взгляд стал неподвижным, словно Элзи пронзила боль.
– Что с вами? – забеспокоилась Николя. Глаза Элзи постепенно ожили.
– Ничего, ничего, – ответила она, – но от визитов я быстро утомляюсь. К тому же они немного пугают меня. Ведь все время приходится быть настороже.
Элзи поднялась, медленно обошла кровать. Потом повернулась, хмуро посмотрела на Николя.
– Почему вы назвали меня Пиннок?
– Я думала, это ваша девичья фамилия.
– О-о… неужели? Нет, нет… моя фамилия Барди. Мы с мужем взяли ее во время войны. А раньше… что это было за времечко! – Она громко рассмеялась, а потом прикрыла рот рукой. – Боже… я не должна шуметь! Фамилию мы переменили в Швейцарии. Там мы и жили. И мне удалось вырастить пушницы, у самого озера. А около виллы они не привились. Наверно, почва неподходящая. Мне, знаете ли, не хотелось покидать виллу Маргритли. Ведь мы прожили там всего месяц, и в саду надо было многое сделать.