Письма, телеграммы, записи
Шрифт:
Все это тошнотворно и в то же время восхитительно. Все идет по пути, предначертанному провидением. И надвигается на меня. Медленно так надвигается.
У меня адские боли в позвонке. Пелисье несколько озадачен моим переломом. Это как будто не такой перелом, который лишает человека способности передвигаться: сломан поперечный отросток пятого поясничного позвонка. Но мне кажется, что у меня что-то другое. Пелисье предлагает ультрафиолетовое облучение, но я и слушать не хочу. Он говорит: Это снимет боли, но мне наплевать на боли. Они мне нужны как симптомы.
И вообще, боль — это нечто дружественное. Она неплохой компаньон. И такой преданный…
Я боюсь только тоски. Тревоги за тех, с кем нельзя больше быть рядом.
Я тревожусь
Возня вокруг моей книги меня раздражает. Но что же, по-вашему, позволить им все чернить? Или выискивать у меня то, что достойно их похвал? Найти можно все, что хочешь. Доказательством тому служит генерал Ложье, но меня от этого мутит.
Иногда мне выпадает удача испытать страдание, в котором нет ничего низкого. Это боль в позвоночнике. Но боль эта не настолько велика, чтобы по-настоящему меня утешить.
Нынче вечером мне хотелось бы вволю наплакаться. Мешает сознание того, что все это смешно. Весь этот цирк, и этот Ложье, и это жульничество!
У меня есть какое-то социальное чутье. Я никогда не ошибался. Вот уже год, как я все понимаю. Я… мне, конечно, плевать на себя, но я — это пятьсот тысяч. И я твердо знаю, что мои помыслы чисты.
Три дня спустя. Холодно. Спина ноет. У Пелисье не топят (нет камина). Зуб на зуб не попадает. Ложусь в двух пижамах кальсонах и в халате. Ночь мне удается превратить в нечто. сносное. Но дни омерзительны.
Это, конечно, я в тюрьме. Может быть, мне нужно очутиться в тюрьме. Не кончая самоубийством. Я обязан выплатить какой-то чудовищный долг.
В истории с Ложье меня бесит бесчестье. Не люблю бесчестья. Мерзко подумать, что меня посадят в тюрьму как пособника палачей. Это полностью противоречит истинным моим убеждениям. Сесть в тюрьму за приверженность к СВОЕЙ религии, пожалуй, и не обидно. Но поплатиться тюрьмой за чужую — это уж из ряда вон.
Ну разумеется, почему бы и не тюрьма? Мне до безумия хочется покончить с собой. (Но тут уж дело в тоске, а над ней я не властен.) Вопрос в одном сколько я выдержу. Может быть больше, чем мне кажется. (Но я ведь уже столько вытерпел!)
Быть может, это вернет меня на путь истинный…
Один бог знает. (Да здравствует бог, как вы говорили.)
Рисунки у меня не получаются. На три тысячи — один удачный. Вот и этот не вышел.
Если я кое-как научился писать, то лишь потому, что ясно вижу свои недостатки. Ни одна неудачная фраза от меня не ускользает. Не так уж глупо я когда-то сказал: «Я не умею писать, я умею только править».
Вкратце, что такое голлизм?
Группа частных лиц (это все были частные лица) сражается вне Франции, которая побеждена и должна спасать сама свое существование. И это очень хорошо. Франции следует участвовать в борьбе.
Генерал такого иностранного легиона [154] мог бы в своей борьбе рассчитывать на меня. Но эта группа частных лиц выдает себя за самое Францию (а Франция это Трефуэль, это Диди).
Эта группа хочет извлечь для себя выгоду из приносимой ею жертвы, хотя эта жертва меньше, чем жертва Франции (не говоря о том, что из истинного самопожертвования выгод не извлекают).
154
Генерал такого иностранного легиона… — Здесь Сент-Экзюпери вкладывает в слова «иностранный легион» особый смысл: французские войска, ведущие борьбу против фашизма за пределами метрополии.
Из того, что она участвует в борьбе за пределами Франции, представляя собой самый обычный иностранный легион, эта группа намерена извлечь такую выгоду, как управление завтрашней Францией!
Это бессмыслица,
Это бессмыслица, потому что завтрашняя Франция должна возродиться (если ей вообще суждено возродиться) из собственной плоти. Из той плоти, которая дала узников, заложников, детей, умерших с голоду. Это тоже главное.
Их ассамблея? Недурно разыграно. Но это спектакль, и этот спектакль смешон.
Они думают, что они — Франция, а должны бы понимать, что они — из Франции, а это совершенно разные вещи!
Пьер Кот, вернувшись из Соединенных Штатов, урезонивает Великого Могола: [155]
— Вы заблуждаетесь, Соединенные Штаты нельзя сбрасывать со счетов… Там искренне любят Францию. Рузвельт — больше француз, чем все республиканцы, вместе взятые. В интересах страны следует его поддерживать, а не шельмовать. Необходимо взять курс на дружбу с Соединенными Штатами… Необходимо в интересах Франции…
155
Пьер Кот, вернувшись из Соединенных Штатов, урезонивает Великого Могола. — Пьер Кот (1895–1977) — французский политический деятель, был министром авиации в правительстве Народного фронта; в 1940–1943 гг. жил в эмиграции в США, затем представлял партию радикальных социалистов во Временной консультативной ассамблее в Алжире. «Великим Моголом» (название династии феодальных правителей Индии в XVI-XIX вв.) Сент-Экзюпери иронически именует де Голля.
— После того как они так со мной обошлись? [156] Он утомителен.
Личности, которые разгуливают с собственным пьедесталом под мышкой, очень утомляют зрителей.
Вы мне писали? Если писали, то о чем? Я не получил никакого ответа на свое письмо. Остерегайтесь передавать письма с оказией, даже если доверяете гонцам. Беда в том, что люди ленивы. Приехав сюда, они, не имея в своем распоряжении автомобиля, сдают письмо на почту. А это все равно, что пропечатать его в газетах…
156
«После того как они так со мной обошлись?» — О напряженных отношениях между организацией де Голля и правительством США см. коммент. к с. 143.
— Очень, очень милый человек, но придется его расстрелять…
— За что?
— Он причина того, что в Соединенных Штатах не признают генерала де Голля…
В самом деле? Как лестно! Как я горд собой!
О люди…
Этот толстый дурень С.
— В Бразилии вас хотели расстрелять!
— Вот как?
Дурнем он был всегда, а вот растолстел недавно. Опух в опале — недурно звучит!
Он только забыл прибавить, этот толстый дурень, что сам способствовал этому! Я еще тогда, в Соединенных Штатах, был вне себя от ярости: он в своих выступлениях цитировал Военного летчика в перевранном виде! Он извлекал из моей книги аргументы в пользу своей рыхлой и тупой политики! Эта улитка С. ничуть не благороднее какого-нибудь там Анри Э… [157] Что бы вы ни имели в виду, всякие мерзавцы начинают за вас цепляться и размахивать вами. Все дезертиры, все банкроты, отсиживающиеся в Южной Америке, объявили себя голлистами. Это придавало им весу. Улитки-коллаборационисты ссылались на Военного летчика, безбожно перевирая его… А что поделаешь!
157
Анри Э — Гастон Анри-Э (1890–?), в 1940–1942 гг. посол правительства Виши в Вашингтоне.