Письма в Небеса
Шрифт:
Тогда зачем же нам навязывают это творение английского педофила? Если речь только о том, чтобы заменить нашу детскую классику англоязычной, то всё равно неясно, при чём здесь именно «Алиса», — в английской и американской детской литературе полным-полно более удобоваримых книг (тот же Баум, например).
Как говорил герой советского мультфильма, «непонятненько». Или, как сказала сама Алиса, «всё страньше и страньше».
Самое время сказать: «А король-то голый!» А классик-то не в состоянии двух слов связать, не может выстроить единое действие, не разбирается в детской психологии, не чувствует меры, не видит композиции… Говорить
…Но слышу я в ответ на свои рассуждения:
— Вы ничего не понимаете! «Алиса в Стране чудес» — это и в самом деле не вполне детская книга, и в список литературы для детей она попала лишь по недоразумению. Может быть, это и вовсе не художественное произведение. Может быть, этот текст есть некое зашифрованное послание, криптограмма, тайнопись! Расшифруйте её, и вы получите… что? Не знаем пока — на то и тайнопись! Может быть, общую теорию мироздания! Или взгляд на мировую политику! Или трактат по высшей математике! (Действительно, есть такая теория: кое-кто всерьёз утверждает, что «Алиса» — это такая большая математическая формула, где вместо иксов и игреков — Мартовские зайцы и Чеширские коты…)
Пусть так. Но при чём тут, извините, дети? Что, среди английских педагогов не нашлось ни одного, кто сказал бы: «Господа! Читать детям этот текст непедагогично! Алогизм событий, бесцельность сюжета, безвкусица в нагромождении страшноватых диковинок — всё это способно нанести серьёзный ущерб развивающемуся сознанию!» Кстати, ещё великий Редьярд Киплинг (который кроме всего прочего был блестящим сказочником!) говаривал, что не может читать «Алису»: слишком жестоким кажется ему эпизод, где герои играют в крокет живыми фламинго и ежами. А Киплинга не назовёшь чувствительной натурой!..
Вся эта бурно кипящая кэррловская каша из карт, шахмат, насекомых, птиц, грызунов, мифологических песонажей, фантастических монстров в духе Босха — разом выплёскивается в детские головы, и… В общем, я не думаю, чтобы подобные операции проходили без последствий. Читатель загипнотизирован текстом, вышвырнут из мира привычных понятий, читатель не знает, кто сошёл с ума — он или автор книги. Если кто-то хочет понять, чем чревато такое состояние, пусть почитает любой учебник по теории психологической войны.
…Есть такой фантастический рассказ (не помню автора, не Брэдбери ли?): инопланетяне тайком подбрасывают земным детям свои игрушки; эти игрушки созданы по законам, чуждым земной логике. Дети начинают играть в них, и сознание их перестраивается на инопланетный лад, становится нечеловеческим. И когда инопланетяне приходят на Землю, молодое поколение, воспитанное на их игрушках, само предаётся в руки захватчиков: пришельцы по духу ближе молодёжи, чем родители-земляне.
Сказка — ложь, да в ней намёк…
…Нет, совсем не обязательно ребёнок, прочитавший «Алису», тотчас побежит играть в крокет живым фламинго (или в футбол — домашним котом вместо мяча). Или садиться всей тяжестью на морских свинок (помните, как это проделывали с соней герои Кэрролла?) Достаточно, если текст произведёт небольшое, даже микроскопическое воздействие на психику: капля камень точит — а нынче капель над нами не стихает…
Письмо 10
КОНЕЦ ФИЛЬМА
Старые советские фильмы — это сейчас единственное, что связывает нас с недавней эпохой. Они разом оживляют минувшее, делают прошлое живым и дышащим. Они приближают к нам ушедшее время ближе, чем даже книги. В этом их благо, и в этом их опасность.
Да, опасность, но не для нас, зрителей, а современных идеологов. Для тех, кто хочет нас уверить, будто нынешний режим светел, как день, а минувший был чёрен, как ночь. Судите сами: можно сколько угодно распинаться об ужасах «бесчеловечного тоталитаризма», но два-три старых фильма разрушат эту демагогию начисто. «Когда деревья были большими», «Мачеха», «Баллада о солдате» — и ещё десятки, десятки, сотни пусть даже не всегда шедевров, но всегда дышащих любовью к людям, полных бесконечной веры в добро, бережно созидающих положительный образ… У кого язык повернётся сказать, что это кино — порождение зла?
Да нет, поворачивается язык, ещё как поворачивается!.. Но ведь и у нас есть голова на плечах, мы не всегда покорно глотаем, что дают, мы порой и думать можем… И если подумать, — над каким бы фильмом? — да вот, над тем же «Когда деревья были большими», то вдруг поймёшь, что более православного произведения русский кинематограф никогда не создавал. Вспомните: главный герой картины, бездельник, пьяница, почти бомж, прячась от милиции, совершает чудовищный обман: уверяет девушку-сироту, что он её отец… Это начало, а что же дальше? А дальше — постепенное нравственное возрождение этого бедолаги: его названная дочь могучей силой своей любви и веры поднимает своего несимпатичного «отца» из грязи к свету. И вспомните, как это сыграно! Какого ангела во плоти играет Инна Гулая, и без натяжки, без слащавости, без фальши — чисто и просто! А Юрий Никулин? Он своего героя-прохиндея изображает, не впадая ни в грязную чернуху, ни в дешёвый натурализм, осуждает его, но и жалеет, верит в возможность возрождения…
А теперь сравните это с современным «православным» фильмом «Чудо», посвящённым знаменитому чуду Святителя Николая Мирликийского, происшедшему в 50-е годы ХХ века и названному «стоянием Зои». Да нет, — фильм вовсе не чуду посвящён, не преображению, не пробуждению совести. Фильм посвящён отработке идеологической догмы: «При Советах мы все сидели по уши в грязи». А чудо по экрану проходит как-то боком, как-то сторонкой — не это-де главное! Главное — показать свиные рыла, грязь, мрак, жуть… Совок! Понятно, что Святитель Николай в такой кадр не очень-то вписывается. Да и к чему киношникам Святитель? Вот если бы Николай Угодник призвал Зою, а через неё весь русский народ, не к чистоте и целомудрию, а к демократическим реформам — вот тогда бы авторы фильма побольше внимания ему уделили…
Из грязи — грязь и выйдет. Свиньям бессмысленно проповедовать преображение. И если Святитель явил чудо жителям Самары (настоящим, а не киношным), значит, они были людьми, а не грязными животными, значит они были способны это чудо понять и принять… И значит, врут нынешние кинодеятели…
Да, современные идеологи прекрасно отдают себе отчёт в том, какой опасностью для них являются старые советские фильмы. Эти фильмы поливают грязью, окружают сотнями сплетен… В лучшем случае их называют «красивой сказкой».