Письма в Небеса
Шрифт:
Хорошо, пусть так, пусть красивая сказка. Но ведь красивая! Чтобы создать красоту, нужны и талант, и душа. Почему же современные кинематографисты не создают красивых сказок? И, кстати, когда это красивые сказки дурно влияли на нравственность?
Нет, сколько бы помоев не лили на советское кино — грязь к нему не пристаёт: оно уже свершившийся факт, оно вне досягаемости.
Так, во всяком случае, кажется сейчас. Но вот что пугает — современные технологии. Вы подумайте: ещё лет десять назад что бы мы сказали, услышав, что снят новый фильм с покойным Высоцким в главной роли? Бред? — Бред! А сегодня — уже не бред… Сегодня это уже возможно: взять изображение покойного актёра и заставить его совершать некие действия на экране. Пусть пока делается это ещё робко, неумело, но ведь дальше больше, лиха беда начало…
В сущности, вторжение в старые фильмы уже идёт. Их раскрашивают — бездарно,
А теперь представьте себе, что будет, когда в руки новых сказочников попадёт новая технология! Тогда, в обновлённой версии, героя «Баллады о солдате» сделают дезертиром, девушек из картины «А зори здесь тихие» запишут в РОА, «Трактористы» заодно с «Кубанскими казаками» загремят в ГУЛАГ, «Мачеха» выгонит маленькую падчерицу из дому и сделает аборт назло мужу, а герой Никулина из фильма «Когда деревья были большими» ограбит и изнасилует свою названную дочь… Всё в духе современной российской кинематографии.
А потом шаловливые ручки дотянутся до советской кинохроники, и тут мы увидим настоящие чудеса…
Письмо 11
ГОРОД ПРЕОБРАЖЕНИЯ
…Батюшка уже торопился завершить беседу: пора было идти на отпевание, время поджимало… Вдруг в алтарь вбежал молодой псаломщик — взволнованный, ошеломлённый:
— Отец Геннадий, а вы знаете, кого будем отпевать? Шестилетнего мальчика! Уже привезли, гроб стоит…
Отец Геннадий Пономарёв осёкся на середине фразы.
— Что? Мальчика?.. Сейчас, сейчас, иду…
И обращаясь ко мне:
— Да… Такого у меня ещё не бывало… Шестилетний…
Что ж, может, для старых священников и не в новость видеть такое горе, но отец Геннадий — батюшка молодой, — не скрывал своего волнения. Мы поспешно простились, и я пошёл через храм к выходу. Перед аналоем и вправду стоял маленький открытый гробик, и в нём лежал мальчик в белой рубашечке. Я успел рассмотреть чистое лицо и губы в полуулыбке. Похоронных дел мастера горазды на подобные штуки, а всё-таки он в самом деле казался сладко спящим, безмятежно спящим…
Вот так… Прибавилось ангелов в небесах… Да родителям-то от этого не легче, по крайней мере сейчас…
В сторону родителей я даже взглянуть побоялся: нет-нет, слишком страшно хотя бы взглядом коснуться этой боли. Краем глаза успел заметить женщину, с ног до головы закутанную в чёрное, чем-то она напоминала сломанную куклу — какой-то неестественностью, болезненностью позы…
Детские могилы на современных кладбищах встречаются куда реже, чем на старых, дореволюционных. Для нас смерть ребёнка — кошмар, запредельная беда, а прежде каждая семья проходила через такое. Сейчас — не то, детская смертность уменьшилась, — прогресс… Или?..
— Стал я священником, начал исповеди принимать, — вспоминаю я слова отца Геннадия, — и что же меня поразило? Сперва одна женщина кается в грехе детоубийства, потом вторая, третья… На следующий день — ещё несколько… Потом ещё, ещё… Господи, да сколько же их?! И у каждой по пять, по шесть абортов… Только тут я сердцем почувствовал весь размах этого ужаса, хотя умом и раньше понимал. Повсеместно, поголовно! После таких исповедей выходишь на улицу и думаешь: вот идут женщины, вполне приличные, благопристойные как будто… А на каждой по нескольку убийств! Сейчас, конечно, я спокойнее всё принимаю… Привыкает человек ко всему… Но, может быть, это-то и страшно, что мы ко всему привыкаем?
…Выборг — город Преображенский. Главный православный храм здесь посвящён Преображению Господню, и праздник города приходится на день Преображения, и, помня это, я спросил у отца Геннадия, клирика выборгского Преображенского собора:
— А вам самим доводилось наблюдать преображение человеческой души? Как человек из грязи, из пропасти греховной поднимался к свету?
Батюшка ответил тотчас:
— Когда вы пришли, я взрослого мужчину крестил, вы видели? А что это за человек, знаете? Это нищий, что сидел у нас на паперти. Он пришёл в Выборг издалека — из Башкирии!.. Не знаю, как его сюда судьба забросила… Инвалид, без обеих ног, на протезах… Долго болел, всё, что имел, потерял… О грехах его гадать не будем, но понятно: кто, упав на дно жизни, не запачкается?.. Вот он появился в Выборге, вот пристроился просить милостыню возле нашего собора… Наши прихожанки стали его подкармливать понемножку и о духовной пище не забывали: давали ему брошюрки, иконки… И человек потянулся к свету: прочитал Священное Писание, уверовал во Иисуса Христа… По-моему, это и есть настоящее преображение души, о котором ангелы радуются на небе. Когда покрестишь такого человека, кажется, что он становится даже ближе к Богу, чем мы с вами. Эти люди прошли такой путь, что нам и не представить, навидались всего, может быть, и смерти в лицо смотрели не раз, и видели гибель своих друзей-товарищей… Помогай им Господь!..
Если задуматься над словами отца Геннадия, можно вот что понять: видимо, нельзя прийти к Богу, не вырвавшись из повседневной текучки, не сойдя с привычной колеи. А как с неё сойти? Добром с неё мало кто сходит, чаще сама жизнь сбрасывает, жестоко и внезапно — болезнью, горем, бедой… Те же аборты — они для современного общества привычны и обыкновенны: «Все так делают, что же тут такого!» Но только посмотрев на шестилетнего мальчика в гробу, вдруг понимаешь — и там и там всё та же детская смерть; как этот шестилетний хотел жить, так и тот, неродившийся! Но мать шестилетнего сломлена горем, а та…
— Прежде я не раз удивлялся, — продолжает отец Геннадий, — почему сейчас, когда храмы открыты, когда несложно купить любую душеспасительную книгу вплоть до Священного Писания, народ не торопится в церковь. Мы в нашем соборе не жалуемся на отсутствие прихожан, их количество даже растёт понемногу, и всё-таки: сколько неглупых, неплохих людей и не задумываются о том, что можно жить иначе… Почему так? И чем больше я об этом думал, тем меньше у меня было охоты судить людей. И как их осуждать? Мы живём в невероятно сложное время, когда разобраться в том, что творится вокруг, почти невозможно. С разных сторон тебе говорят разные слова. Все источники информации открыты (как открылись источники бездны во время Всемирного потопа). Одни уверяют тебя, что главное — соблюдать гражданские законы, а душа — это выдумки, другие открыто призывают ко греху, третьи как будто зовут к Богу — но и у них нет единства. Знаете, сколько у нас в Выборге официально зарегистрированных сект? Столько, наверное, и в самом Петербурге нет! И каждая уверяет, что лишь она права! Как найти истину в этом водовороте? И как осуждать наших собратьев, которые просто не понимают, кого им слушать? И вот что нужно сказать: да, людям трудно, а Церкви разве легко? Россия, да и весь мир, наверное, никогда прежде не переживали того, что переживают наши современники. И нам, священникам, не всегда хватает опыта, чтобы верно поступать в сложившейся ситуации: нет подходящих примеров, нет готовых ответов. Нам всё приходится начинать заново: если мы хотим (и мы должны!) преобразить общество, нам нужно сперва преобразиться самим. Я, разумеется, ни в коем случае не хочу приводить в пример протестантов, которые спешат, как в песне поётся, «прогибаться под изменчивый мир». Нет! Но мы обязаны найти свой путь. А мне кажется, что наш путь — это путь любви. Ведь главная беда современного мира в том, что любовь оскудевает. Те же аборты — отличное тому подтверждение: если уж своих детей убиваем, то кого же любим?.. У нас в Выборге всеобщая ожесточённость хорошо заметна, особенно когда побываешь в других русских городах и сравнишь тамошние нравы со здешними. Наш настоятель, отец Лев Церпицкий, возвращаясь из поездок по Белоруссии, всегда горько вздыхает: «Какие же мы разные! Там — чувство локтя, стремление помочь соседу, ощущение единства, а у нас…» И это, к сожалению, правда. А как возродить оскудевшую в людях любовь? Только воспитав её в самом себе… Надо идти к людям — и с проповедью, и с советом, и с помощью, надо потянуться к людям с любовью — и наша любовь преобразит всё.